Петр Сажин - Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Я обещал ей.

Когда она вышла, я долго смотрел на дверь, ничего не понимая. Придя в себя, подумал: «Вот ловкая баба — как все дело повернула!» Но вспомнил ее глаза, просьбу, исходившую от самой глубины сердца, подумал: «Нет, все–таки она его любит».

Вот что, стало быть, произошло, пока Данилыч спал. Говорить ему или не говорить об этом? Разумеется, я заплатил бы и сам. Но Тримунтаниха обошла меня, как говорят, «с левого борта». Так что же делать? Говорить Данилычу или не говорить?

Времени на раздумье было мало, и я принял, как мне кажется, правильное решение: «Не говорить». А в крайнем случае придется показать ему расписку хозяйки. Но и расписку если и показывать, то не теперь, а потом, в море, иначе он «закипит», как старый радиатор, и, кто его знает, возьмет еще бросит моторку и кинется «до жабы», выяснять отношения. А мне терять время никак нельзя: впереди много работы, нужно побывать и в Керчи и на Сиваше.

Ко всему этому и настроение у меня поганое, холодно как–то на душе. Скорей бы уж в море! Только что я прочитал газеты за несколько дней — узнал, что на Волге у Сталинграда началась забивка шпунтов в плотину будущей гигантской электростанции, а на Ангаре строители электростанции уже «стягивают» концы будущей плотины. Скоро эта безумная, с характером уссурийского тигра река, над которой даже лютейшие сибирские морозы не строили ни одного прочного моста, будет перегорожена, и ее буйная вода кинется на лопасти турбин… Газеты сообщили о том, что советская экспедиция высадилась на берегах шестого континента — на землях, открытых известными русскими мореплавателями Ф. Беллинсгаузеном и М. Лазаревым; в кратких заметках говорилось о посылке тракторов на целинные земли Алтая, Урала, Сибири и Казахстана, о выезде в далекие края нескольких тысяч юношей и девушек, отправившихся по призыву партии открывать новые богатства, осваивать глухие углы страны.

После этих сообщений моя работа здесь показалась мелкой, и мне безудержно захотелось очутиться сейчас либо на шестом континенте среди исследователей Антарктиды, либо на стройках–гигантах, либо на безмерных просторах казахстанских степей.

Однако где же Данилыч?.. Бензин?.. Кладовщик? И этот чертов Скиба? Уйдем ли мы сегодня в море?

Солнце давно уже оторвалось от горизонта и шустро поднимается на небосклон. Воздух заметно наливается теплом. Скоро кремлевские куранты пробьют семь часов: из репродуктора уже доносится шаркающий ход маятника — транслируется поверка времени, — а Данилыча все нет. Нет и Скибы. Я начинаю терять терпение оттого, что ничего не могу сделать. Во–первых, не с кем шлюпку оставить, во–вторых, сегодня воскресенье — где искать Скибу?

Покусывая губы, я лежу на носу лодки и смотрю на берег. Кремлевские часы все еще делают свое «чах–чах–чах», где–то мемекает коза, со стороны Слободки доносится чей–то смех и чьи–то голоса. Я прислушиваюсь, но ничего не могу разобрать. Но вот на берегу появляется стадо гусей. Они громко переговариваются и, переваливаясь, неторопливо идут к зеркально–гладкой воде. У предводителя стада, дородного, высокого гуся, ослепительно белая манишка, крупная голова с широким и высоким лбом. Он ослеплен собственной важностью — идет, высоко держа голову, с полным презрением относясь к тому, что ниже его роста, поэтому всякий раз припадает на лапы, когда на пути встречаются ямки. И тогда он начинает шипеть, вытягивать шею, как пожарную кишку, и при этом становится обыкновенным гусем. Глядя на него, я долго мучаюсь, силясь вспомнить, кого он напоминает. Когда я вспомнил, гусь был уже на воде, где он перестал изображать из себя важную птицу, словно понял, что если он и дальше будет важничать, то его вполне могут ощипать, набить яблоками и подать к столу. Итак, на кого же похож гусь? На Скибу. Да, Скиба держится важно и нелепо, как гусь. А если бы его бросить на дело, соответствующее его подготовке и опыту, он, вероятно, держался бы просто и красиво и был бы настоящим человеком, а не «руководителем», каковым он себя воображает. Хорошо, но гусь гусем, а Скиба действительно «герой Метута»: до сих пор ни бензина, ни кладовщика, ни Данилыча. Кремлевские часы бьют семь ударов, и диктор произносит привычные, но всегда волнующие слова: «Говорит Москва…»

Слушая Москву, закрываю на миг глаза и вижу голубей у Манежа, цепочки мчащихся автобусов и троллейбусов, плавящееся в золотых куполах Ивана Великого солнце, сонную воду Москвы–реки, тысячи москвичей, спешащих за город, на стадионы, в парки, сотни автомашин с газетами, хлебом, молоком… Москва!.. Какая жизнь кипит там! А я до сих пор ничего не сделал. Какое там! Не могу вот даже сегодня выйти в море! А впрочем, какой толк от моего выхода в море? Что я, богатырь, двигающий горы? Увы!

Русские гидробиологи и океанографы уже несколько столетий, как говорят, «бьются над раскрытием тайн мирового океана». Со многих тайн сброшены покровы. В море с его необычайно разнообразной жизнью, с его обилием видов животного и растительного мира сосредоточены колоссальные богатства. Большинство из них взято на учет учеными в героическом и зачастую самозабвенном труде. Нужно только разумно ими пользоваться. На это направлены усилия науки, а добытчики морских продуктов во имя ближних целей после войны стали игнорировать достижения науки. Если б наши «промышленники» поняли, как важно соблюдать законы круговорота моря, они всегда могли бы брать из морских глубин столько, сколько потребно человеку. Ежегодный запрос плановиков Министерства рыбной промышленности после войны определялся что–то в двадцать два миллиона центнеров.

Подсчитано, что двадцать два миллиона центнеров рыбы заменяют мясо двадцати восьми миллионов коров. Представьте себе, что замены коровьему мясу нет и наша пищевая промышленность, чтобы восполнить пробел, должна — что?.. — дополнительно погнать под ножи мясокомбинатовских гильотин двадцать восемь миллионов коров… Что будет с рогатым скотом?

Море сказочно богато. Еще не известно, располагает ли земля такими сокровищами, как море. Сколько еще рыб, животных и зверя в море!

А сколько водорослей! Подводные луга и миниатюрные «леса» произрастают на миллионах гектаров.

…Мои размышления были прерваны приходом Данилыча и кладовщика. Кладовщик шел впереди, а Данилыч позади. Они страшно ругались, осыпая друг друга такими словами, которые лучше мне и не повторять. Когда они подошли к лодке, кладовщик, очевидно считавший, что последнее слово за ним, сказал:

— Ты не пужай меня: пужаный я… Таких героев, как ты, видал. Всем воскресенье, а мне шо?

— Тебе? — спросил Данилыч.

— Ну да?

— Сивому мерину смолоду цены не было, а под старость задаром отдали татарам. Давай отчиняй склад зараз! А то я тебе!..