Петр Сажин - Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень
- Название:Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:Москва
- Город:1963
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Петр Сажин - Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень краткое содержание
В книгу Петра Сажина вошли две повести — «Капитан Кирибеев», «Трамонтана» и роман «Сирень».
Повесть «Капитан Кирибеев» знакомит читателя с увлекательной, полной опасности и испытаний жизнью советских китобоев на Тихом океане. Главным действующим лицом ее является капитан китобойного судна Степан Кирибеев — человек сильной воли, трезвого ума и необычайной энергии.
В повести «Трамонтана» писатель рассказывает о примечательной судьбе азовского рыбака Александра Шматько, сильного и яркого человека. За неуемность характера, за ненависть к чиновникам и бюрократам, за нетерпимость к человеческим порокам жители рыбачьей слободки прозвали его «Тримунтаном» (так азовские рыбаки называют северо–восточный ветер — трамонтана, отличающийся огромной силой и всегда оставляющий после себя чудесную безоблачную погоду).
Героями романа «Сирень» являются советский офицер, танкист Гаврилов, и чешская девушка Либуше. Они любят друг друга, но после войны им приходится расстаться. Гаврилов возвращается в родную Москву. Либуше остается в Праге. Оба они сохраняют верность друг другу и в конце концов снова встречаются. Для настоящего издания роман дополнен и переработан.
Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Под командой Данилыча я спустил лодку на воду. Мотор «уперся», и пришлось нам идти на веслах до Должанской. Я не выдержал, или, как говорят, сорвался, и изругал Данилыча за то, что он не взял с собой ни рангоута (мачты), ни паруса. У нас же на шлюпке все было предусмотрено для несения паруса: в кильсоне был сделай степс — гнездо для мачты; на планшире — «утки», «ушки» и вант–путенсы для оттяжки мачты… Словом, мы смело могли бы пройти добрую часть пути под парусами. Но увлечение техникой, видно, и на старых людей оказывает свое магическое влияние.
Кореш Данилыча, Пал Палыч, дюжий, средних лет рыбак, в прошлом корабельный кок, исколесивший почти весь мир, с какой–то немыслимой татуировкой на голых руках, ходил около своей хаты и мрачно плевался, ругаясь на разных языках мира: пронесшийся ураганный ветер сорвал с его хаты крышу.
В этот день нам пришлось посидеть на консервах и помидорах. Зато, лишь успело проклюнуться утро следующего дня, как я был разбужен острым, но приятным запахом.
Поднявшись, я увидел казан над костром. Этот запах исходил из–под ритмично подпрыгивающей крышки казана. В нем варилась «юшка–екстра». Около казана сидел Пал Палыч. У него были красные, лоснящиеся щеки и тот хитровато–довольный вид, который бывает у поваров, когда они уже уверены в том, что сготовили не просто хорошую пищу, а чудо.
Скоро явился Данилыч, и мы расположились в просторной беседке вокруг казана с его сногсшибательным ароматом. Я не могу описать вкуса «юшки–екстры» так, как это однажды вдохновенно сделал Данилыч. Юшка имела сложный букет ароматов. Но ни одна пряность не потеряла себя в этом букете. Чувствовались и перец, и лук, и картофель, и морковь. И вместе с тем было что–то новое, общее, что они образовали вместе с рыбой и солью.
Юшка с виду была легкой и жидкой, но, когда ее глотаешь, она кажется густой и тяжелой, как прованское масло или столетнее вино. Она казалась остывшей, но стоило забыть подуть в ложку — и прощай язык!
А впрочем, пусть никто не мучает меня расспросами об этой юшке, рассказать о ней все равно невозможно: она создана не для рассказов, а для наслаждения. Я могу лишь сказать, что если действительно существует пища богов, то «юшка–екстра», по–видимому, с их стола!
Неделю мы гостевали в Должанской у Пал Палыча. Данилыч с утра и до сумерек бился с мотором. Он осыпал его то ласковыми словами, то умопомрачительной бранью, которая в устах моряков звучит как стихи, если не докапываться до истинного смысла ее слов… Данилычу хотелось доказать, что мы без чьей–либо помощи свободно дойдем не только до устья Дона, но и хоть «до самого Кискинтинополя».
Мотор, установленный на козлах за хатой Пал Палыча, то ревел, как пролетающий над головой самолет, то был нем как рыба.
Пал Палыч торчал на крыше, а я подавал ему пучки камыша и глиняный раствор. Работа у нас заметно подвигалась вперед. У Данилыча же, по его собственному выражению, «черт на дьяволе женился».
Кто из них был черт, а кто дьявол?..
На третий день мы с Пал Палычем ликвидировали последствия шторма. Крыша, аккуратно выстланная камышом, расчесанная граблями, политая глиняным раствором и подрезанная снизу, стала предметом зависти сначала соседей Пал Палыча, а затем и всей Должанки.
Но крыша крышей, а мотор у Данилыча все еще «барахлил». Между тем после шторма погода резко свернула на осень: дни пошли жаркие, а зори и ночи холодные. На деревьях пожухли листья, резко начала сохнуть арбузная ботва. Только тыква была зелена и лезла своим прилипчивым шнуром по плетням и завалинкам, цепляясь крепким усом за все, что попадалось на пути. Ее огненно–желтые цветы, похожие на крошечные граммофонные трубы, жадно тянулись к небу. А небо было высокое–высокое и такое прозрачное, слепящее, чго летевшие в Африку, на теплые воды Нила, журавли почти терялись в нем, только слышалось их курлыканье.
В садах сняли позднее яблоко и грушу. На деревьях осталась лишь слива, покрытая сизоватым налетом.
Словом, пришло на Долгую косу бабье лето — жаркое, как всякая поздняя любовь. Станица радовалась богатому урожаю и торопливо готовилась к встрече хозяев. Женщины солили впрок «синенькие», «помидору» и огурцы; ребятишки резали яблоки на «сушонки»; почти на каждой крыше (на летней кухоньке) разноцветными каменьями играли резанки яблок и груш. Кое–кто «мочил» яблоки и парил в печах груши, готовя их на долгую лежку.
Да и как было не готовиться? Ведь «чоловик» притащит с моря тарань для вяления и, чем черт не шутит, рыбца! Хоть и не богато было море теперь этой рыбой, но рыбаки, если захотят, со дна достанут. Значит, важно было рыбакам «захотеть». А так как они знали, что жены их встретят не только жаркими поцелуями, но еще и вином и всякими соленьями, то наверняка захотят и… достанут.
Так говорил мне наш гостеприимный хозяин, мастер кровельного дела и кулинарии, или, как он называл себя, «кок дальнего плавания», Пал Палыч Кваша.
И на четвертый, и на пятый, и на шестой день Данилыч не мог наладить мотор. Меня охватило беспокойство, о чем я ему и сказал прямо. Он же с присущей ему страстностью стал уверять, что через день–два все будет в порядке и мы смело можем двинуться в гирла Дона, захотим — побываем в древнем городе Азове и даже в «великом мiсте Ростове», где у Данилыча тоже есть кореш, он напоит и накормит так, шо из–за стола не встанешь.
Он рисовал мне перспективы одну заманчивее другой: и каких мы там в гирлах «визьмем» чебаков, и как нам их в тесте запекут «скусно так, шо начнешь есть и не остановишься…». Я верил Данилычу, что это вкусно, допускал, что можно «ум проесть», однако болтаться без дела после того, как кровля над домом Пал Палыча была закончена, мне надоело. Я это говорю не потому, что меня стала заедать скука, с Данилычем мне не было скучно, тем более в Должанке был еще и «кок дальнего плавания» Пал Палыч.
Чего только не наслышался я от него за эти дни! Он «говорил за жизнь у Сингапуре, Коломбо, Калькутте…». И вообще в станице не было скучно: из усадеб неслись песни. И как было не петь? Стояла ласковая, теплая осень. И море было на редкость спокойное. У берега в прозрачной сонной воде замокали бочки. Ребятишки допоздна не вылезали из моря. Воздух в станице был пропитан медом и плодами золотой осени…
Я встал вместе с солнцем, когда над морем еще висела легкая дымка, а от воды тянулся раззолоченный утренним солнцем парок, когда воздух слегка обжигал тело, а вода была тепла и ласкова, как материнская рука. Восхитительное утреннее купание, затем поход на край косы, где на отмелях я занимался своей обычной работой: брал пробы грунта, вел опись разнообразного морского «населения». Здесь ничего не было нового: те же ракообразные и черви, моллюски, коньки, рыба–игла… Однако по тому, какие виды преобладали, можно было определить, что за рыбы пасутся здесь… Во время этих походов и работы на косе я о многом передумал и принял решение не ходить к гирлам Дона: для серьезной работы не было времени, а для веселой экскурсии не хватало легкомыслия.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: