Петр Сажин - Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

В эту минуту я понял, что Кирибееву все можно простить ради того большого человека, который жил в нем, как ядро в твердой и корявой скорлупе грецкого ореха.

Когда «Тайфун» дополз до вершины вала, тут и случилось несчастье…

Все произошло настолько быстро, что я, сколько потом ни пытался вспомнить, как это было, не мог. Я только помню, что капитан Кирибеев заметил, как начала отрываться одна из китовых туш. Оп передал штурвал рулевому, что–то крикнул мне и мгновенно исчез с мостика. Я видел, как он схватил цепь и принялся что–то делать. Потом нагнулся и стал шарить по палубе… В этот момент на китобоец налетела волна и накрыла капитана Кирибеева. Больше я ничего не видел.

Я бросился вниз, на помощь капитану. Там я застал Чубенко, Порядила и Жилина: они несли с кормы окровавленного, потерявшего сознание Кирибеева…

Как только капитан Кирибеев был уложен в постель, штурман Ворожейкин, заменивший его на мостике, обогнул мыс Шипунский. Здесь было тише; зеленые волны уже без прежнего азарта хлопотали вокруг «Тайфуна». Впереди виднелась спокойная вода. На горизонте возвышались скалы Трех братьев и мыса Станицкого — китобоец приближался к Авачинской губе. Капитал Кирибеев лежал с закрытыми глазами и порывисто дышал. Лицо его от сильной потери крови осунулось и поблекло, на щеках выкинулась щетина. Под подбородком толстый кусок бинта весь пропитался кровью. Кровь просачивалась и сквозь повязку на правой руке. Рука была сломана выше локтя, и очень неудачно: на месте перелома образовалась гематома.

Кирибеев жаловался и на боль в правом боку.

Чубенко, Порядин и Жилил оставили меня одного с капитаном, а сами ушли: Чубенко — на мостик, где он сменил матроса у руля; механик Порядин встал у реверсов в машине, а в кочегарку поставил дополнительно еще одного кочегара. Жилину было поручено поставить кашалотов на флаг. Все это делалось для того, чтобы «Тайфун» имел возможность двигаться самым быстрым ходом.

После ухода Порядина, Чубенко и Жилина Кирибеев открыл глаза.

— Где я? Почему в постели? — тихо спросил он и попытался встать, но острая боль уложила его обратно.

Он застонал. На лбу выступили капельки пота. Он что–то сказал, но я не расслышал.

— Я просил трубку, профессор, — тихо, с трудом выговаривая слова, сказал он.

Я не знал, можно ли дать ему трубку, но тем не менее стал искать ее. Трубки нигде не было. Я сказал ему об этом. Он на секунду открыл глаза и медленно проговорил:

— Не надо… Не ищите… Она в море… Из–за трубки и пострадал. Если бы не нагнулся искать ее, ничего бы и не было. Я как–то говорил вам, что из–за трубки погибну, как Тарас Бульба… Вот и накаркал.

Через час «Тайфун» подошел к китобазе, и в каюту вошли капитан–директор Плужник, Каринцев, доктор с «Аяна» и медицинская сестра.

Капитал Кирибеев обвел вошедших мутным, воспаленным взглядом и, остановив его на Плужнике, закрыл глаза.

Доктор попросил всех выйти.

Пока он делал свое дело, мы сидели в кают–компании. Каринцев курил папиросу за папиросой, а Плужник, опершись на руки, тихо сопел, Я рассказал им о том, что произошло у капитана Кирибеева с Ларисой, чтобы решить — стоит ли ее вызывать? Рассказал, как он нервничал, не получая от нее писем, как искал самую тяжелую работу, не жалея себя, рисковал. Я считал, что Ларису нужно вызвать, Каринцев — тоже, а Плужник был против. Он говорил, что появление Ларисы только ухудшит состояние капитана. По его словам, выходило, что еще в тридцать четвертом году у него сложилось впечатление, что Лариса погубит Кирибеева.

Он говорил об этом долго и подробно, повторяя, в сущности, то, что я уже знал из рассказа самого Кирибеева.

Доктор долго не шел. Плужник вызвал вахтенного и попросил, чтобы кок подал кофе. Когда подали кофе, Плужник вздохнул и сказал:

— Да! Сколько раз я говорил ему: «Допрыгаешься ты, Степан!» Вот и допрыгался. Кто теперь его заменит, как ты думаешь, Каринцев?

Каринцев пожал плечами:

— Не рано ли говорить об этом, Сергей Александрович? Подождем, что доктор скажет.

— Доктор доктором, — возразил Плужник, — а мы с тобой большевики, нам нюни распускать нечего… Нужно заранее предусмотреть, как расставить кадры.

Каринцев еле заметно подмигнул мне и хотел что–то сказать, но в это время вошел врач.

По выражению его лица было видно, что положение серьезное. Доктор сообщил, что у Кирибеева перелом правой руки чуть выше локтевого сустава и — предположительно — двух нижних ребер в правом боку. Он считал, что Кирибеева нужно срочно направить в петропавловскую больницу.

Плужник вышел вместе с врачом. Я и Каринцев задержались.

— Ну, что вы считаете? — спросил Каринцев, когда закрылась дверь за доктором и Плужником.

— По–моему, нужно вызвать… Ее дело: захочет — вылетит, не захочет — не вылетит…

На том мы и порешили.

Когда была составлена телеграмма, мы распрощались: Каринцев отправился на китобазу, а я в каюту капитана Кирибеева. Через полчаса «Тайфун» отошел от борта «Аяна» и направился в Петропавловск.

Перед отходом «Тайфуна» Плужник несколько минут провел у постели капитана Кирибеева. Он стоял хмурый и растерянный. Его грузная фигура обмякла, плечи опали.

Капитан Кирибеев лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Порой он вздрагивал и дробно стучал зубами — его била лихорадка.

— Эх, Степан, Степан! — тихо сказал Плужник. — Как же это ты так?

— Рано хоронишь меня, капитан–директор, — ответил Кирибеев.

— Помолчи, Степан! — строго сказал Плужник. — Тебе нельзя говорить.

Кирибеев открыл глаза и сердито посмотрел на него.

— Я знаю, что мне можно и чего нельзя… товарищ капитан–директор. Мне нельзя на мертвый якорь, а говорить, пока все не скажу, буду!

Он передохнул и продолжал:

— Прошу, пока я буду в этом чертовом доке — в петропавловской больнице, оставить на «Тайфуне» вместо меня штурмана Ворожейкина.

Плужник поморщился.

— Ну что ты, Степан! Лежи… Мы всё без тебя тут уладим. Лежи…

Кирибеев передернулся:

— Ответь мне: даешь слово сделать, как прошу?

Плужник оглянулся, посмотрел на меня и вздохнул.

— Ладно, — сказал он, — пусть будет по–твоему. А теперь пора… Ну, до свидания! Поправляйся скорее.

Кирибеев ничего не сказал. Откинув голову навзничь, он порывисто дышал; как видно, разговор сильно утомил его. Плужник взял фуражку с огромным «крабом» и тихо, стараясь не ступать на всю ступню, вышел.

Когда дверь за ним закрылась, Кирибеев застонал. Сквозь стон он спросил:

— Ушел?

— Ушел, — сказал я.

— А вы, профессор?

Я не успел ответить, как в каюту вошел врач.

Кирибеев повторил свой вопрос.

— Нет, — сказал я, — я на «Тайфуне» остаюсь.

— Правильно! Надо помочь Ворожейкину…