Алла Драбкина - ...и чуть впереди

Но до чего же Маше легко! До чего же хочется танцевать! А в школе она так и не смогла выучить «па-зефир», как ни старалась.

А вот и женщина с голубыми глазами. Почему Маша чувствовала, что эта женщина должна непременно к ней подойти?

— Я на вас давно смотрю, — сказала женщина, — и вот что хочу сказать: идите ко мне работать, а? Мне нужны такие, как вы.

— Какие «такие»?

— Молодые, красивые, добрые, — простодушно улыбается женщина. — Я запишу вам адрес. У нас и детсад и ясли. Осенью приходите…

Что же выходит? Это про Машу? «Молодая», ну это ладно, можно. «Красивая»? Что за чушь!

— Приеду, — улыбается Маша, — Может, и в самом деле приеду.

Вот и работа есть.

— Можно? — перед Машей стоял тот самый парень из первого отряда, с которым они однажды поссорились из-за щербатой девочки.

— Вы, наверное, сердитесь на меня? — говорит он гнусавым, «соблазнительным» голосом, пытаясь нарушить «комсомольское расстояние», которое изо всех сил создает Маша.

— За что?

— Ну, за Зойку. И что я вам тогда сказал…

— Да я уже забыла.

— Ваши гаврики тогда на меня накинулись. Вы им сказали…

— Я им ничего не говорила.

Виктор Михалыч подходит и бесцеремонно «отхлопывает» Машу.

— Ну, Виктор Михалыч, как думаешь, мы ничего были?

Виктор Михалыч молчит и дышит.

— Что ты молчишь и дышишь?

— А что мне, не дышать, что ли? — бурчит в сторону Виктор Михалыч.

Что это с ним? Маша с тревогой вглядывается в его лицо, а он отводит взгляд.

Уже танец кончился, а они так и стоят: Маша на него смотрит, а он в сторону. Получается, что они просто обнимаются у всех на глазах. Ага, опять музыка!

— Можно? — хлопает в ладоши Андрюша Новиков.

— Пошел к черту, — рявкает Виктор Михалыч так грозно, что Андрюша отскакивает.

— Ты что, Витя?

— Ничего.

Господи, да ведь она же слышит, как у него бьется сердце.

— Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Как это «встречаюсь»?

— Ну, дружишь?

— У меня много друзей, — хитрит Маша, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

— В городе будем встречаться?

— Да, — говорит Маша.

Какая же она была дура! Из-за каких-то «извените» и «досведание»! Целый месяц были рядом, а она… Ну и что, что пишет с ошибками! Делов-то! Он же красивый, он же чудный, добрый, он же все понимает. Как-то так получается, что они всё топчутся в самом темном углу. Тут же дети! Хотя в этом углу детей нет. Тут старшие только. Обнимаются, а девчонки даже кладут голову на плечо мальчишек. Но все равно нельзя. Дети… А, какие там дети, когда тебя впервые в жизни обнимают!

И вдруг — крик! Маша почувствовала, как у нее остановилось сердце. Потом — рывок — на крик. Кто там кричал?

— А-а-а!

Это Женька Лобанов. Кричит истошно, закрыв лицо руками.

— Кажется, кто-то из рогатки, — испуганно объясняет Андрюшка Новиков.

Маша не знает, куда бежать, что предпринять. Танцы, сутолока. Кажется, что кроме нее никто не слышал этого крика. Но Виктор Михалыч подбегает, хватает Женьку на руки.

— Скорее в беседку, там светло…

Стоило только Виктору Михалычу вынести Женьку из клуба, как тот начал брыкаться.

— Уйдите, — вопил он, — пустите меня! Мария Игоревна, пусть уйдут!

— Иди, Витя… Идите, Виктор Михалыч, мы сами разберемся, — сказала Маша.

Виктор Михалыч медленно попятился к клубу.

— Ну что случилось, ну что стряслось, ну…

Женька отнял руки от лица.

— Я цел, не бойтесь, — сказал он и отвернулся.

— Ну в чем тогда дело, не мучай ты меня?! — взмолилась Маша.

— Это вы меня мучаете! — истерически крикнул Женька. — Зачем вы танцуете с ним? Зачем? Я вырасту, вот увидите. Папа сказал, что курево не подействует. Я тоже буду высоким, как папа!

— Какое курево? Да про что ты!

— Вы думаете, я некрасивый… Я буду красивым, вот увидите! Не танцуйте с ним!

— Почему? — с упавшим сердцем спросила Маша.

— Потому что я люблю вас, — все так же не поворачиваясь к ней лицом, глухо ответил Женька.

— Хорошо, я не буду танцевать с ним, — сказала Маша.

— Правда? — О, как засияли у него глаза!

— Да.

— Можно, я пойду в палату?

— Зачем?

— Мне надо подумать.

— Конечно, иди.

Ну вот, Мария Игоревна, вам и объяснились в любви. Первый раз в жизни. Так ли вы это себе представляли?

Маша вошла в беседку, села на скамейку и заплакала навзрыд. Она плакала оттого, что поняла вдруг, насколько Женькино объяснение серьезнее того, что сказал ей Виктор Михалыч, насколько ближе и дороже ей этот маленький одинокий человек, и насколько все невозможно, насколько бессильна она ему помочь.

— Машенька, что с вами? Что это вы тут прячетесь от такого успеха? Ого, и слезы? — в дверях беседки стояла Нора Семеновна.

— Он объяснился мне в любви… — прорыдала Маша.

— Виктор Михалыч? Так этого и следовало ожидать.

— Он тоже, но я не про него… Лобанов!

— Бывает, — сквозь смех сказала Нора Семеновна. И сняла этим смехом — всю Машину тревогу. Маша даже плакать перестала, только икота теперь напала на нее.

— Это когда он закричал в зале, что ли?

— Да. Я думала, ему в глаз из рогатки попали.

— Что же вы ему ответили?

— Что я не буду больше танцевать с Витей… С Виктором Михалычем.

— Ишь ты, какой требовательный. Домострой.

— Ну что тут сме… ой!… что тут смешного? — сказала Маша, продолжая икать.

— А что тут трагичного? Было бы гораздо трагичнее, если бы никто из них в вас не влюбился. А Лобанов… Ого… Это тот еще фрукт. Это просто очаровательный паж.

— Вы считаете, что в этом нет ничего ужасного?

— Конечно, нет.

— Тогда идемте танцевать.

— А Виктор Михалыч как же? Нарушите клятву?

— Перебьется.

В клубе танцевали летку-енку, последний танец. Кончен бал, гасите свечи…

И все-таки нашелся человек, который считал, что произошло нечто ужасное. С этого Нина Ивановна и начала педсовет.

— Товарищи, в нашем лагере произошло чепе. Одна из наших вожатых совершила тяжкий проступок…

— А может, средней тяжести? — привычно пошутила Нора Семеновна.

— Мне не до шуток… Я была свидетелем ужасного, понимаете, ужасного разговора между Марией Игоревной и Евгением Лобановым, пионером третьего отряда. Он, извините, объяснился ей в любви. Прямо так и сказал.

— А она тут же согласилась стать его женой? — встрял Виктор Михалыч.

— А вы помолчите, если сам с ней… крутите…

— Так с кем же она крутит: с Виктором Михалычем или с Лобановым? — очень серьезно спросила Нора Семеновна.

— Когда… женщина аморальна… — (Какая шикарная пауза перед словом «женщина»!), — даже у Макаренко об этом есть… Помните историю с рождением ребенка!..

Поднялась Нора Семеновна и очень жестоко и четко сказала:

— Я тоже читала Макаренко. И знаете, как он относился к таким, как вы, Нина Ивановна?