Анатолий Соболев - Какая-то станция

— Ой, Клава! — горестно простонала Фрося. — Неужто сломала?

Она потянула валенок, Клава вскрикнула и открыла глаза.

— Потерли, потерпи, милая, — уговаривала ее Фрося, — снять надо.

Протяжный, мучительный стон вырвался у Клавы. Фрося осторожно стянула валенок, спустила черный штопаный чулок и обнажила ногу. Перелома как будто не было, но встать Клана не могла. Женщины сочувственно вздыхали.

— Я сейчас, за фельдшером! — крикнула Фрося. Обернувшись, она увидела старшину, подскочила к нему:

— Ты, бревно!.. — и такое загнула, что Вася оторопел, а Суптеля сжал челюсти, вспухшие желваки закаменели на скулах. Сдвинув брови, он глядел в снег.

— У-у! — не нашла больше слов Фрося и, погрозив ему кулаком, побежала в поселок.

Суптеля глухо, изменившимся голосом приказал:

— Подымай!

Вася потянул мокрый шланг-сигнал.

Хрипло, почти не разжимая зубов, Суптеля ронял каменные слова:

— Ты не имеешь права никогда, ни при каких обстоятельствах бросать шланг-сигнал. Понятно?

— Клаву же придавило.

Вася все еще ничего не понимал. Суптеля обжег его взглядом.

— А если бы с водолазом что случилось в этот момент? Тогда как? Кто стал бы его вытаскивать? — чеканил слова старшина. — От тебя зависит жизнь водолаза. Ты стоишь на посту и не имеешь права ни при каких обстоятельствах покидать этот пост. Запомни это.

— Но ведь Клаву же могло…

— Молчать! Без тебя знаю, что могло… Три наряда вне очереди! А в следующий раз на «губу». И с водолазов выгоним с треском! Водолаз — это дисциплина в первую очередь! Запомни!

— Хорошо.

— Не «хорошо», а «есть»! — зло сказал Суптеля.

— Есть! — покорно повторил Вася.

Прибежала фельдшерица — Тонина мать, вслед за ней приехала Дарья на санях.

Фельдшерица осмотрела и ощупала йогу, сказала, что перелома нет, но может быть трещина в кости. Нужен рентген, а где его взять?

Клаву уложили на розвальни, и Дарья повезла ее в маленький домик с огромной, еще довоенной вывеской: «Амбулатория».

Фельдшерица осталась перевязать Фросе сорванный до крови палец. Она перевязывала, а сама с любопытством поглядывала на Андрея в скафандре, который только что вышел из воды, — ни разу еще не видела водолаза в полном подводном снаряжении. И Вася пожалел, что сейчас не он одет в скафандр, пусть бы посмотрела Тонина мать — он тоже водолаз и каждую минуту там, под водой, на волосок от опасности.

Уходя, фельдшерица спросила старшину:

— Почему вы не приходите на перевязку?

— Сегодня приду, — пообещал Суптеля, снимая с Андрея свинцовые груза, металлическую манишку, сигнал. Вася помогал ему, а сам никак не мог осмыслить до конца: что же это получается! Он должен стоять на шланг-сигнале, а в это время пусть задавит человека! Ведь он, Вася, не просто бросил шланг-сигнал, а побежал спасать Клаву. И в то же время он чувствовал, что в словах старшины есть суровая правда, железный водолазный закон. Под водой был человек, и надо было охранять его жизнь.

Директор пришел, когда водолазы обедали.

— Хлеб да соль, — улыбнулся он, снимая шапку.

— Едим, да свой, — в тон ему ответил Суптеля. — Садитесь с нами.

— Спасибо, я сыт. — Директор присел на табуретку, нахлобучил шайку на колено. — Я к вам по делу. Кланяться пришел.

— Кланяйтесь, — разулыбался Леха. — Еще никто мне не кланялся.

— Надо ребятишек премировать, — посерьезнел директор. — Квартал кончаем хорошо, с перевыполнением плана. Надо премировать. А чем? — Директор развел руками, вздохнул. — Вот и вспомнил я, что есть у вас сгущенное молоко. Одолжите без отдачи. Сладеньким пацанов побаловать. А?

— О чем речь, конечно, дадим, — сказал Суптеля, переставая есть.

— Вот и ладно, — обрадовался директор, — вот спасибо. А то, думаю, женщинам Восьмое марта справили. Шибко довольны они этим. Теперь ребятишек надо повеселить. Хорошо работают. Ударно. Заслужили.

Суптеля вылез из-за стола, открыл сундук с продуктами.

— Сколько надо?

— Да восемь человек их.

— Вот бери девять. Больше нету.

Суптеля выставил на стол банки с яркими наклейками. Молоко было американское.

— Ну, спасибо, ну спасибо, — растроганно говорил директор, сгребая банки со стола, — вот выручили так выручили! Что еще хочу попросить, братцы, — придите на торжественную часть. Ты, старшина, слово им скажи от имени Вооруженных Сил. Чтоб все было торжественно, чтоб запомнили они этот день. А? Так, чтоб поняли они, какое дело делают. А?

— Добро. — Суптеля кивнул. — Когда?

— Да вот сейчас прямо. Я им отдых даю после обеда.

Через час водолазы, одетые в парадную форму, надраенные и торжественные, прибыли в контору, где вдоль стены стояли женщины, среди них тетя Нюра и Дарья с гармонью.

Семеро мальчишек, лет по двенадцати-тринадцати, и девочка сидели за столом. Перед каждым из них красовалась банка сгущенного молока. Сидели они тихо, сконфуженные вниманием взрослых, в чистых рубашках, с приглаженными вихрами, смущенно зажав руки в коленях, и завороженно глядели на банки с яркими красивыми этикетками.

Директор в наглаженной гимнастерке, с орденом и медалями на груди, зачитывал торжественный приказ по заводу:

«…За доблестный гвардейский труд на трудовом фронте приказываю: первое — премировать вышеназванных товарищей по банке сгущенного молока американского происхождения, а Самсонову Аню — двумя банками, учитывая, что она девочка; второе — дать внеочередной выходной день в ближайшее время, как только разгрузимся с работой, а пока разрешить отдыхать после обеда сегодня; третье — организовать катанье на санках с горки и вечером прокрутить кино «Волга-Волга».

— Кино уже привезли, — уточнил директор и кивнул Дарье.

Дарья сыграла торжественный марш.

— Теперь, дорогие ребята, — объявил директор, когда Дарья закончила играть марш, — от имени Красной Армии выступит командир водолазов товарищ Суптеля Семен Григорьевич.

Старшина откашлялся, взглянул на своих водолазов, и они подтянулись, встали по стойке «смирно».

— Хлопцы, от имени Северного флота и Красной Армии объявляю вам благодарность за ваш труд для фронта и для победы…

Вася смотрел на ребят. Из них он знал только девочку. Она часто приходила к тете Нюре, доводилась ей какой-то родственницей. Когда тетя Нюра слегла после похоронки, девочка мыла полы и готовила еду. Мальчишек же этих он почти не знал, хотя поселок был маленький и каждый человек на виду. Он их видел только в цехе за токарными станками, на которых обтачиваются болванки для ружейных прикладов. А вот тот, самый маленький, с оттопыренными ушами и стриженный «под барана», который сейчас сидит с краю стола и сонно клюет носом, в цехе стоит у станка на ящике — без подставки не достает до суппорта. Мальчишки выстаивают у станков по целому дню, и после работы им уж не до беганья по улице…