Алексей Кожевников - Том 2. Брат океана. Живая вода

«Газик» катил дальше. В глубине боковой улочки среди белых досок, бревен, щепы показалось что-то лилово-красно-пестрое.

— Стоп! — вновь скомандовал Лутонин. — А что там красуется? Не индюшки ли?

— Какие индюшки в городе!

— А все-таки проверим.

Индюки — птица важная, строгая — не любят беспокойства. А машина, ковылявшая по ухабам немощеной улицы, громко ревела мотором, бренчала всеми суставами, противно воняла бензином, и когда, догнав индюшиное стадо, Степан Прокофьевич вышел из машины, его встретили такой бранью — хоть полезай обратно.

«Гыр-гыр-лу! Гыр-гыр-лу!» — угрожали со всех сторон. Особенно вредным оказался самый большой старый индюк, должно быть вожак: куда бы ни сунулся Лутонин — индюк везде становился поперек дороги: «Гыр-гыр-лу! Гыр-гыр-лу!»

— Брось! Говорю, брось, скоро мой будешь, — то командовал, то уговаривал его Лутонин. — Миром — лучше.

Но индюк не унимался: «Гыр-гыр-лу!»

Лутонин, изловчившись, все-таки обошел его и начал стучать в окна:

— Чьи индюшки?

Никто не знал.

— И что за народ живет? Никакого любопытства. — Он махнул рукой на дома. — А ну вас! Мы сами с усами… — Снял фуражку и, отпугивая ею старого злыдня, осторожно погнал индюшиное стадо. — Домой пойдут.

Индюки ковыляли долго, наконец завернули во двор. Старушка вынесла им в корытце месиво.

— Бабка, твои? — спросил Лутонин.

— Приблудных угощать мне не по карману.

— Уступи парочку.

— Выбирай!

— И больше можно?

— Можно.

Купил злыдня и трех крупных, под стать ему, индюшек, потом всю дорогу разглядывал их радужное, бесконечно богатое оттенками оперение и твердил:

— Хорошо! Замечательно!

Несколько раз подходила Хызырка к своей спящей дочери, а разбудить не поднималась рука: «Чем моя хуже других, что и отдохнуть нельзя? Дай бог каждому такую дочку». Накануне вся молодежь двадцать часов не уходила с постройки, чтобы закончить еще на день раньше и помочь этим Степану Прокофьевичу и Домне Борисовне вести разговор в обкоме.

Ионыч отбил побудку, затем выход на работу, а Иртэн продолжала спать. Хызырка решила: «Выйдет наравне с конторскими». Они выходили поздней производственников.

Вдруг прибежал запыхавшийся Тохпан.

— Где Иртэн? Спит? В такое время! Будите. Скоро пойдет вода.

— Вода. Скоро. А мы… — всполошились Хызырка, Ингечек и даже все маленькие.

Последнее время больше всего в доме говорили о воде и вот чуть было не упустили самый интересный момент. Они не знали, что Степан Прокофьевич и Домна Борисовна в ночь вернулись из города и распорядились немедленно пускать воду. Полить решили до вспашки, чтобы умягчить засохшую землю, которая без этого плохо поддавалась даже тракторному плугу.

Девушку разбудили, она наскоро оделась, умылась, завтракать было некогда, и все быстро пошли к речке, Иртэн и Тохпан впереди, взявшись за руки. Он рассказывал, что Степан Прокофьевич — снова директор, а Иртэн агроном, и пожимал ей руку, поздравляя так, без слов.

По обоим берегам канала в головной его части густо толпился пеший и конный люд. На плотине, орудуя большим, вроде лома, ключом, Хрунов поднимал шлюзовой щит. Степан Прокофьевич и Миша Коков внимательно глядели в глубокую, пока пустую щель водослива. Раздалось сильное шипенье, одновременно из-под щита, как из могучей пожарной машины, далеко полетела ажурная пенная струя: ведь целый миллион кубометров воды рвался в одну небольшую щелку. Хрунов продолжал поднимать щит, струя увеличивалась и превратилась в клубящийся поток.

Подняв щит до назначенной отметки, механик закурил.

— Действует, — радостно кивая на ревущий поток, сказал Степан Прокофьевич.

— Как же иначе, — отозвался Коков, — для того и строили.

Оба спустились с плотины к каналу и пошли вдоль него за водой, туда уже двинулся весь люд. Вода бесилась только в шлюзе, а вырвавшись оттуда, быстро успокаивалась и переходила на тихое течение, безопасное для земляных стен канала.

Площадь, назначенная для орошения, была разделена каналами на крупные прямоугольники — карты, эти, в свою очередь, поделены земляными валиками на поливные полосы. Вся оросительная сеть имела такой вид: краем поля лежал магистральный канал — главный распределитель, от него уходили каналы меньшего размера — групповые распределители; от них — каналы еще более мелкие — картовые оросители, подводящие воду к поливным полосам. Для подпора воды и подачи ее из канала старшего порядка в канал младшего порядка были поставлены шлюзы и щиты.

Работали одновременно десять поливальщиков, каждый из них попутно обучал двух-трех человек. Поливальщики весело перекликались:

— Дай воду!

— Готово!.

— Закрывай!

— Есть, закрыто!

Сухая, пористая земля жадно пила, набухала; вода, вытесняя из нее воздух, шипела и пузырилась, как бывает при сильном дожде.

Всем строителям, кроме тех, что нужны были на поливе, Степан Прокофьевич объявил отдых до следующего утра. Люди почти месяц работали без выходных дней по полторы, две смены. Но и сейчас никто не торопился домой. Переходили от полосы к полосе, провожая каждую струю воды, пробовали землю: не суха ли, не слишком ли мокра, — и без конца радовались, что наступило избавление от засух, недородов и перегонов.

— Ну как, товарищ начальник строительства, можно рапортовать? — обратился к Мишо Кокову Степан Прокофьевич.

— Рановато. Надо всю систему испытать водой.

При испытании обнаружились кое-какие недоделки — некоторые из шлюзов дали течь, другие трудно поднимались и опускались, но поливу это не мешало.

На головном шлюзе, регулирующем отпуск воды из пруда, Степан Прокофьевич попросил у Хрунова шлюзовой ключ. Работая им, то увеличивая водный поток, то уменьшая, он радостно оглядывал собравшихся вокруг и рассуждал:

— Вот это должность. Одно движение руки — и поля, луга, цветы, сады становятся зеленей, ярче, урожайней. Расчудесная должность!

Недоделки были легко устранимы, для этого не требовалось останавливать полив, и Степан Прокофьевич послал телеграммы в обком, в райком, в трест конных заводов и на Опытную станцию, что оросительная сеть начала работать.

После обеда сами собой, без приглашения, все ответственные и передовые работники завода собрались в конторе.

— Не отдыхается? — спросил Лутонин.

— Отдохнули, довольно, — отозвались ему.

— Тогда поработаем. Задание — сразу поймать дюжину зайцев, — сказал он весело, но серьезно. — Надо закончить посевную. Чем скорей, тем лучше. Строить на Камышинке. Заложить питомник, сад, увеличить полезащитные полосы. Давайте умненько поделим рабочую силу. Считайте, товарищи, без запроса, в струнку.

Все взялись за карандаши, опять пошли в ход проект и смета для Камышовки, карта земельных угодий. На Камышовке решили повторить прием, который так хорошо оправдался на Биже: табуны, гурты, отары перевести в район постройки и привлечь пастухов в помощь основным строителям.