Борис Пармузин - До особого распоряжения

выбивать нож из рук врага, ребром ладони бить наотмашь, сваливая человека, резко заламывать руки.

Парни не морщились от боли.

«Настоящие джигиты», - подумал муфтий. Ему нравилось, что инструктор разжигает злость у парней.

Они начинают в ярости покусывать губы и сжимать кулаки.

Инструктору нужно было довести их до такого состояния. Только после этого он «свел» двух парней.

Одного из них, Алима, муфтий хорошо знал. Истинный головорез... Двоюродного брата зарезал.

Алим выдвинул вперед руки и, подражая инструктору, стал медленно двигаться вперед. Пулат, его

«противник», держался спокойнее, увереннее. Он был шире в плечах, крепче. Он ждал удобного

момента, чтобы одним ударом сбить Алима с ног. Алим хитрил, увертывался и вдруг неожиданно ребром

ладони наотмашь резанул «врага» по горлу. Пулат покачнулся, помотал головой и нанес ответный, не

менее сильный удар в живот. Алим, широко открыв рот, жадно глотал воздух. Он застыл на месте, руки

стали медленно опускаться. Парень воспользовался этим, ударил еще раз.

- А-а-а! - прохрипел Алим и неожиданно рванулся на противника.

Он сумел схватить Пулата за плечи и зубами вцепиться в горло. Немец не двигался с места. Он

только поднял брови. На какой-то миг оторвал взгляд от этой дикой схватки и посмотрел на муфтия. Их

глаза встретились.

Этого мига было достаточно, чтобы инструктор и Садретдин-хан поняли: да, нужна злость. Нужно,

чтобы при запахе крови парни пьянели, забывали обо всем на свете. Сейчас, даже на занятиях, нет

условного врага.

Ничего, пусть грызутся. Там, на другой стороне, им придется быть вместе. Ничего, пусть останутся

шрамы.

Муфтий слегка кивнул. Именно так надо готовить людей к опасным делам.

Парни упали. Они катались по земле. Острые камни рвали одежду. Но джигиты не замечали камней...

Слышалось тяжелое дыхание. Алим не разжимал зубов. Из раны уже текла кровь. Здоровый детина

ослабевал на глазах.

Остальные участники группы осторожно отступили назад. Немец не двигался. Муфтий понимал, что

не имеет права вмешиваться в дела инструктора. Он тайком выбрался из города, чтобы посмотреть на

джигитов, благословить их на святой подвиг.

А немец, еще раз мельком взглянув на муфтия, продолжал упиваться бешеной схваткой своих

подопечных.

Тогда муфтий поднялся. Он больше не мог смотреть, как два родных по духу человека сцепились в

смертельной схватке.

Инструктор резкой командой остановил учебу. Джигиты, тяжело дыша, поднялись, молча постояли, не

пытаясь даже стереть с лица кровь и пот.

Немец выжидающие посмотрел на муфтия.

Садретдин-хан обратился к джигитам с короткой речью, торопливо благословил их и, кивком головы

простившись с инструктором, повернулся и засеменил из ущелья. Там у дороги его ждал слуга.

Пусть торжественного благословения не получилось, но муфтий увидел настоящих воинов. Он

надолго запомнит схватку. Что-то неприятное все-таки было в ней. Однако Садретдин-хан подавил в себе

это чувство. Он понимал немца: сейчас нужны именно такие люди, сильные, жестокие, коварные, не

признающие никаких законов в драке, способные убить родного брата, перегрызть горло товарищу. На

них, только на них вся надежда...

Группа благополучно перешла границу. Несколько дней она спокойно жила в одном из аулов. Тухлы

один поехал в город Мары. Он побывал на базаре, походил по улицам. И никто на него не обратил

внимания, никто не проверил документы. В голову пришла дерзкая мысль: двинуться дальше по

железной дороге. Но Тухлы вовремя опомнился. Его ведь учили быть осторожным.

134

Тем не менее Тухлы упивался своей дерзостью. Он с вызовом взглянул на патруль. Один из

красноармейцев внимательно осмотрел крепкую ладную фигуру парня. Тухлы показалось, что сердце

оборвалось. Он уговаривал себя шагать уверенней... В случае чего... Он представил, как от грохота

взорвавшейся лимонки вздрогнет спокойный город и все полетит к черту: и этот красноармеец, и его

товарищ, и сержант. И конечно, он сам...

Рука невольно потянулась к карману.

Но красноармейцы прошли мимо, даже не оглянулись.

Наверное, вот такие же солдаты охраняют мост. Хотя нет. Капитан Дейнц говорил, что в охране служат

пожилые люди.

Тухлы решительно зашагал по улице. Вспомнились советы своих наставников. Надо быстрее уходить

из города. Мальчишеская выходка... Невероятная глупость. А если бы патруль решил проверить

документы у здорового парня, которому следовало служить в армии, а не разгуливать в тылу?

Когда Тухлы добрался до аула, он почувствовал страшную слабость. На лбу выступила испарина.

Хозяин дома покачал головой. Он понял. Это не болезнь, это сдали нервы.

- Зря это ты... - проворчал хозяин.

Древняя кибитка старика стояла на краю пустыни. Глинобитный дом был окружен ветхим загоном для

овец. Сейчас в загоне лениво бродили три овцы. Они только напоминали о былом богатстве.

Старик не раздумывая зарезал одну овцу. Ночью его гости уходили дальше. Надо на дорогу пожарить

мяса, как следует накормить парней. Он не знал, куда и зачем двигается группа, но догадывался, что на

опасное дело. Внимательно рассматривая этих хмурых людей, старик заставлял себя верить в хороший

исход дела, на которое они шли. Он знал, как трудно сейчас быть незаметным даже в пустыне! Он знает

место следующей стоянки... Там их встретит тоже человек Садретдин-хана. А если за этой «цепочкой»

следят?.. Если чекисты хотят узнать всех людей Садретдина и поэтому пока не трогают группу с

тяжелыми вещмешками?

Эти мысли не давали покоя. Старик часто поглаживал жиденькую бородку, пытался скрыть дрожь в

пальцах. Чего ему бояться?.. Он уже стар. Он доживает последние дни. Вот эти мальчишки, которые

тащатся с динамитом через пески... Это да! Это находка для чекистов. Но даже эти трезвые рассуждения

не могли успокоить старика. Ночью, когда он проводил группу и вернулся назад, потом долго не мог

заснуть.

Ему не понравилось настроение парней. Кажется, не верят друг другу. Слишком озлоблены.

Скрывают, правда, эту злость. Но его, старого человека, не проведешь... Такое же настроение было и в

банде, перед самым ее разгромом. Басмачи тогда словно чувствовали близкий конец. У него, тогда еще

крепкого, молодого, из хурджуна ночью вытащили сверток с золотыми монетами. Он нашел вора и

зарезал на месте. Какой шум поднялся!

Чем-то похожи парни на тех его сверстников, злых, настороженных, ненасытных... Они так же жадно

грызли мясо, словно чувствовали, что завтра уже может ничего не быть.

А группа еще неделю плутала по ночам, пробиралась через пески. Наконец она устроилась в такой же