Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

И даже станцию я долго еще видел, оглядываясь время от времени через правое плечо. А когда исчезли наконец прилегающие к ней домики и деревья да и сама она со своей красной крышей, то верх водонапорной башни долго еще высился над краем хлебного моря, не желая уходить за горизонт. Все же и он скрылся наконец. И едва он скрылся, как впереди, справа, тоже очень далеко от меня, начала высовываться из-за горизонта другая водонапорная башня, указывающая место другой железнодорожной станции. Но и она недолго выступала над горизонтом. Моя дорога постепенно отклонялась от нее влево, и скоро эта вторая башня тоже ушла за изгиб земли вместе с насыпью и поездами, похожими на игрушки.

На этот раз я шел среди полной тишины, если не считать голосов птиц, летавших над хлебами. Ни одного дерева не было видно вокруг. В одном месте мне привиделась было молодая роща, подступавшая к дороге, но, подойдя ближе, я увидел, что это кукурузное поле с трехметровыми мохнатыми стеблями. В другом месте такая же роща показалась мне охваченной огнем, то есть не совсем огнем, но как бы еще тлевшей жаром после того, как по ней прошел огонь. Однако я ошибся. То был не огонь. То были подсолнечники, повернувшие ко мне на высоких стеблях свои налитые жарким золотом диски. Они тянулись вдоль дороги на сотню метров, уходя в то же время далеко в степную глубь.

Я прошел эту сотню метров и оглянулся. Подсолнечники уже не смотрели на меня. Они смотрели на солнце. Когда я подходил к ним, оно светило через мое левое плечо, и они, обратясь к нему, заодно одаряли своим вниманием и меня. А когда я миновал их, они остались верны только солнцу. Я не заслуживал их внимания на этой земле.

Сразу за подсолнечниками вправо от дороги уходила узкая травянистая тропинка. Она как бы отделяла подсолнечниковое поле от пшеничного, которое простиралось далее по обе стороны дороги. Я свернул было на эту тропинку, но остановился раздумывая. Если дорога чуть отклонялась от северного направления к западу, то тропинка эта уходила больше к востоку, чем к северу. Да и была она не слишком затоптана. Кто знает, не обрывалась ли она где-то тут же, среди хлебов. Не стоило по ней идти.

Раздумывая так, я постоял немного в тени подсолнечников. Их толстые стебли вздымались выше моей головы на полметра, а обращенные к солнцу диски составляли плотный, тенистый заслон. По-прежнему тихо было вокруг, только к птичьим голосам добавляли свое гудение и жужжание шмели и пчелы, садившиеся на огромные цветы. Да толстые стебли подсолнечника слегка шелестели у меня за спиной.

Я нагнулся и захватил горсть земли из-под ног. Она была черная, несмотря на сухость. Я растер ее. Увлажненная моими потными ладонями, она стала еще чернее — совсем как сажа. Это была не земля, это было чудо — черная манна небесная, посланная богом сверху на эти бескрайние равнины.

Но куда она была послана? И кому послана? Тому ли, кто заслужил, было послано богом это черное диво? Эй, Арви Сайтури! Посмотри-ка, что я держу в руках! Ты не поверишь своим глазам! Знаменитый русский чернозем! Самая черная и жирная на свете земля. Ее есть можно — такая она нежная и вкусная на вид. Не пришлось тебе ею владеть, бедный, ненасытный Арви. Не тем путем пытался ты приобрести ее. Вот я нашел к ней совсем иной путь и даже ступил на нее, но ступил, увы, лишь затем, чтобы сложить где-то здесь свои кости. Не в прохладной тени северного дерева — осины или березы — предстояло мне успокоиться, а на открытой равнине под палящим южным солнцем.

Хотелось пить. Однако вода в этих местах, как видно, не водилась. Правда, меня это не очень беспокоило. Бог с ней, с водой. Не все ли равно, с жаждой или без жажды уйти из этой жизни? Без воды чуть раньше сдадут мои ноги — только и всего.

И снова я бодро зашагал по дороге, чтобы успеть как можно дальше уйти на север до того, как начнут подгибаться мои колени. По обе стороны от меня колыхалась не только пшеница. Вперемежку с ней, попадались рожь, ячмень и еще какие-то другие злаки. Но я их не знал. И это тоже меня нимало не огорчало. От знания их все равно ничего не изменилось бы в моей судьбе.

В одном месте я прошел мимо плантации помидоров. Их я сразу узнал. Они уже начинали румяниться и, наверно, содержали в себе немало сока, но не мои это были помидоры. В другом месте я прошел мимо арбузного поля, захлестнутого ползущими по земле толстыми стеблями с широкой листвой. Арбузы были еще совсем крохотные — не больше кулака — и едва выделялись посреди остальной зелени, но я узнал их по едва заметным темным полосам. В них тоже, наверно, уже накопились кое-какие соки, пригодные для питья. Но бог с ними! Не мной они были посеяны, не мне их было есть.

Отведя взгляд от арбузного поля, я увидел впереди ползущий ко мне воз с сеном. Откуда он вдруг взялся? Он должен был показаться сперва далеко на горизонте и вырастать постепенно, по мере приближения ко мне. А он вдруг сразу возник в километре от меня и теперь медленно двигался ко мне, возвышаясь над колосьями пшеницы метра на три. Я шел к нему быстрее, чем он ко мне.

И скоро я понял, почему он приближался так медленно. Его везли два крупных белых вола, идущих шагом. Пристегнутые с двух сторон к толстому дышлу, они лениво переступали широкими копытами по мягкому грунту, покачивая туда и сюда своими тяжелыми, широко расставленными рогами, едва ли не метровой длины.

Телега, которую они везли, была длиной метра в четыре и шириной почти в два. С боков она была забрана деревянными решетками, имевшими вид широких и длинных лестниц, укрепленных в горизонтальном положении одна над другой — по две с каждой стороны. И все пространство между этими решетками во всю их четырехметровую длину было забито сеном, пахну;´вшим на меня своей свежестью. Даже над верхними ребрами решеток сено высилось еще на добрый метр, свисая на обе стороны. А на самом верху лежал человек. И он пел там что-то протяжное, обратясь лицом к синему небу. Меня он не видел. Я тоже не видел его снизу. Но когда этот воз, превосходивший своими размерами дом старого Ванхатакки, удалился от меня шагов на сорок, я увидел на нем носки сапог, обращенных кверху.

И еще одна такая же телега встретилась мне на том же километре. Но везли ее две вороные лошади, тоже впряженные в дышло. Из боковых решеток этой телеги только одна пара стояла ребром. Вторая свободно свисала по бокам. А внутри телеги лежал со связанными ногами бело-розовый боров, занимавший более половины ее четырехметровой длины. Он хрюкнул вопросительно, увидев меня. Я не понял, что он хотел этим сказать. Сидевший впереди крупный темнолицый мужчина в серой расстегнутой рубахе и с папиросой в зубах скосил на миг в мою сторону сощуренные черные глаза и шевельнул вожжами. Лошади прибавили шагу, не переходя, однако, на рысь. Неизвестно, куда они везли эту розовую громаду. Но вряд ли ему предстояло заклание, этакому редкостному богатырю. Вернее было предположить, что его ожидали веселые свадебные дни.