Наталья Парыгина - Вдова

Днем, на пляже, Дарья почти не вспоминала о доме, о детях, многолетние утомительные заботы отстали от нее на время, дав полный покой. И другие люди сидели и лежали вокруг нее с бездумными лицами, в тихой отрешенности отдаваясь щедрым ласкам южного солнца и морской воды.

Как-то на пляже рядом с Дарьей оказались пожилые супруги. Женщина была полная, с двойным подбородком, с седыми, коротко остриженными волосами. Муж ухаживал за ней, как за невестой. Подавал руку, когда ей надо было встать, вытирал махровым полотенцем ее широкую с ложбинкой между лопатками спину, приносил в резиновой шапочке воды, чтобы она могла сполоснуть ноги перед тем, как обуться. И при этом улыбался с мягкой мужской восхищенностью. А у них, поняла Дарья из разговора, уже подрастал внук.

В этот день впервые с тех пор, как приехала на курорт, пала Дарье на сердце грусть. Она смотрела на свои загорелые, крепкие, теплые от солнца ноги и с давно не испытанной остротой чувствовала, как много отняла у нее война обыкновенного и необходимого женского счастья...

Ночью море разбушевалось. С грозным гулом обрушивало оно на берег огромные валы, словно маясь от одиночества и не зная, куда девать нерастраченную мощь. В гневе и тоске ухало море, колотясь о скалу, в безудержной страсти стремилось всю землю зацеловать своими солеными губами, но холодна и неподвижна была земля, отдав во власть пенистых морских волн лишь пустынный берег.

Штормовой гул моря нагнал на Дарью тревогу. Не спалось ей, дом мерещился, и вдруг до того захотелось в Серебровск, в привычную свою квартиру, к Гале, к Анюте с Костей, что, кажется, так бы среди ночи и кинулась на станцию. Она мысленно сосчитала дни до конца путевки. Оставалось восемь дней. И почувствовала, что недавняя безмятежность теперь уж не вернется к ней, что трудный и желанный мир повседневных забот, не дождавшись ее в Серебровске, явился за нею на курорт и заторопил домой.

На перроне Дарью ожидал Костя.

— Здравствуй, тещенька копченая, — сказал он. — Анюта на заводе, а Галю я оставил дома хозяйничать.

Он подхватил чемодан и сумку и направился к такси.

— Зачем машина-то? — удивилась Дарья. — Далеко ли тут?

— Прокатимся, — сказал Костя и загадочно, с веселыми искорками в глазах подмигнул теще.

Дарья не расслышала, что он сказал шоферу. Но, выскочив на пригорок, машина не свернула по Набережной, а понеслась куда-то сквозь город.

— Костя! — сердито окликнула Дарья зятя.

— Молчи, тещенька, молчи. Теперь уж никуда не денешься. Завезу в рощу да ограблю.

И вдруг Дарью осенило.

— Костенька! Неужто квартиру дали?

— А ты думала, тещенька, молодые специалисты и ветеран труда так и будут жить в аварийном доме? — засмеялся Костя.

— Окаянный ты... И что ж ты мне голову морочишь? Сколько комнат-то? Две? Три?

— Забыл, — сказал Костя. — Сейчас доедем — посчитаем.

Комнат оказалось три. Две маленькие, одна, проходная, побольше. Ванная. Кухня с газовой плитой. Темная кладовочка. Дарья ходила, гладила ладошкой оклеенные обоями стены, глядела в окна. Дом стоял на окраине города, и за окнами расстилалось поле. Овальный пруд виднелся невдалеке.

— Ну, что, мамка? Здорово? — спрашивала Галя.

— Чего лучше, — согласилась Дарья.

— Мама, а тетю Алену в больницу увезли, — сказала Галя. — Саня из армии приехал, на завод поступил. А она заболела. Ей операцию будут делать. Мама, а ты яблок привезла?

— Привезла. И яблок, и винограду. Возьми в сумке.

Костя, едва успев доставить тещу в новую квартиру, уехал на работу, а Анюта скоро должна была вернуться с завода. Пока Дарья была в отъезде, они работали в разные смены, чтобы не оставлять Галю одну.

— Мама, сказать тебе секрет? — хрупая яблоко, спросила Галя.

— Скажи.

— Наша Нюра тоже в больнице лежала, — вполголоса, с видом заговорщицы проговорила девочка, входя за матерые в комнату. — Немножко.

— В больнице?

— Ну да, без тебя. Она не велела говорить. А я — по секрету.

— Почто ж она? Чем болела?

— Ничем, — слегка дернув плечами, сказал Галя. — Просто чтобы брюхо не выросло.

— Ты чего городишь? — Дарья схватила дочь за руку. — Кто тебе сказал?

Галя вырвала руку, обиженно потупилась.

— Во дворе сказали.

Во дворе сказали. Неужто Нюрка... Да что ж они, сдурели? В нищете живут? Одного ребенка не могут вырастить? Ох, дура. Ну, дура!.. И мне ничего не сказала... Ведь знала уж она, когда я уезжала. Во дворе секреты ее известны, а от матери таит.

— Ты не переживай, она совсем здоровая, — заметив, что мать огорчилась, сказала Галя. — Ее даже на скорой помощи не возили. Ушла сама и пришла сама.

— Ладно, иди играй.

Дарья расстроилась, ей хотелось побыть одной. Как сердце домой рвалось, а возвращение оказалось нерадостным. Костя хотел ребенка. Значит, против его воли Анюта поступила. И ребеночка загубила. И у самой жизнь может вразлад пойти. От меня скрыла, чтоб отговаривать не стала, сама решила все. А по-умному ли решила?

Звонок прервал Дарьины мысли. Анюта поцеловала мать.

— Ну, как? Хороший сюрприз мы тебе приготовили?

— Сюрприз хороший, — сказала Дарья. — А ты вот что наделала? Зачем ребеночка загубила?

Они стояли друг против друга, и Дарья укоризненно и сердито глядела дочери в лицо. Анюта опустила глаза, шагнула прочь, села у стола.

— Это мое дело, мама, — проговорила она упрямо, без всякого раскаяния. — Зачем ты вмешиваешься?

— Ваше дело беды творить, а мое расхлебывать?

— Ну, какая беда...

— Бросит тебя Костя, тогда узнаешь — какая. Ведь он хотел ребенка.

— А я не хочу! — вскинув голову, резко сказала Анюта. — Он поступит в институт, а я должна с пеленками возиться? Я тоже буду учиться.

Анюта говорила раздраженно и сидела в напряженной, неловкой позе, стиснув сплетенные пальцами руки и как-то набок отвернув голову. Дарье вдруг сделалось ее жаль.

— Да ведь ты радость свою загубила!

— Много ли ты от нас радости видела? — усмехнулась Анюта.

— Побольше б досталось, кабы были вы поумней...

Анюта встала, отошла к окну.

— К чему этот разговор, мама? Что сделано, то сделано.

— Да хоть впредь-то умней будь!

— Впредь умней буду, — кивнула Анюта, и Дарья уловила в ее голосе нехорошую насмешку.

— Вы вместе с Костей решали?

— Не ему нянчить, не ему и решать.

— Дорожила б ты таким мужиком, дочка...

— Давай-ка лучше поглядим, что нам этот мужик поесть приготовил, — примирительно проговорила Анюта и пошла в кухню.

«Ладно, — подумала Дарья, — может, и впрямь не в свое я дело мешаюсь. Пусть живут, как хотят».

Проведать Алену в больницу Дарья пошла вместе с ее сыном. Саня возмужал, раздался в плечах, стал почти таким же богатырем, каким был его отец. А глаза у Сани были от матери — большие, голубые, добрые.