Наталья Парыгина - Вдова

У околицы Леоновки приезжих стайкой встречали ребятишки. Маша пробилась к телеге, Варьку подхватила.

— А Мишка-то где же? — спросила Даша.

— Вон стоит, заробел, — усмехнулся Егор. — Миша, поди сюда.

Миша, босой, в спустившихся штанишонках на одной лямке и в голубой ситцевой рубашке, стоял у плетня, одной рукой обнимая за шею огромную лохматую собаку. На зов отца он не тронулся с места, Митя подошел к нему сам.

— Не бойся, — сказал Миша, — Малыш не кусается.

— Я не боюсь. А ты кто мне — брат?

— Двоюродный брат, — сказал Егор. — Поехали! — скомандовал он Василию. — Пускай ребята знакомятся.

Клавдия в этот раз щедро и заботливо принимала гостей. То ли Егор дал ей строгий наказ, то ли сама нравом переменилась. Колхоз окреп, и свое хозяйство было немалое, куски считать не к чему... С одеждой приходилось похуже, не хватало товаров, будничную одежду шили из домотканых холстов. Зато и подарки, что Костромины привезли всем из Серебровска, оказались кстати.

Клавдия была беременна, живот круто выпирал из-под широкой юбки, по лицу разошлись темные пятна. Из сарая принесла она для Вари старую зыбку, выбила пыль, починила мешковину.

— Скоро моему дитю потребуется, а пока Варя поспит, — сказала Дарье.

В субботний вечер Егор позвал гостей: Ивана Хомутова с женой, фельдшера Чернопятова с Лидией Николаевной, Антона Карпова. Игнатиха, Маруськина мать, забежала поговорить.

Из редких писем знала Даша про леоновские дела. Ивана Хомутова бессменно выбирали председателем. Карпов, бывший середняк, ходивший на поводу у кулаков Митрохиных, стал передовым бригадиром, самый высокий урожай собирала его бригада, раз даже по району вышла на первое место. Чернопятовы дочку растили, Валюшку. Даша на другой день после приезда встретила Лидию Николаевну с девочкой на улице. Лет шести девочка, светлая коса с алым бантом до пояса спадала по спине. Глаза у Валюшки были темные, серьезные, умненькие. «Большая у вас дочка», — сказала Даша, остановившись с учительницей. «Читает уже», — гордо проговорила Лидия Николаевна.

За столом Чернопятов с Василием сидели рядом, вспоминали, как играли прежде в Народном доме.

— Бросил я играть, — не без сожаления проговорил Василий. — В техникум поступил.

— И мы с Лидой отошли от этого дела, — сказал Чернопятов. — Первый ребеночек у нас умер. Сын был... Месяц всего прожил. Воспаление легких. Горевали сильно. И отошли... А после дочка родилась. Опять заботы. И работа моя... Редкую ночь не разбудят. Года тоже... Ушла молодость. А молодые не интересуются. Вот все клуб у Ивана Потапыча требуют.

— Будет клуб! — сказал захмелевший с бражки Хомутов. — Все будет. Клуб. Радио. Электричество. Дайте срок. Зря убегла ты, Дарья, из деревни... И Василия сманила.

— Меня партия на укрепление стройки послала, — возразил Василий.

— Да. Партия. Верно, — согласился Хомутов. — У нас с городом смычка. Мы без города пропадем. А город без нас еще скорей пропадет.

Игнатиха с Дашей о Маруське говорили.

— И в какую же она беду попала. Ладно — умом не бедна, отреклась от него, от поганца, да за хорошего человека вышла.

— Замуж вышла? — спросила Даша. — Где ж она сейчас?

Игнатиха хитро прищурилась.

— Где — про то не велела сказывать. А живет хорошо. Муж — директором магазина, сама в ресторане кассиром работает. Мальчик растет. На свою фамилию его Марусин муж принял.

Хомутов опять потянулся к бражке. Жена отвела его руку.

— Хватит, Ваня.

— Не мешай! — оборвал ее председатель. — Не пьяный я, не бойся. Землякам рад. Я свой колхоз самым лучшим в районе сделаю! В области! В миллионеры выведу. Вот увидите...

Антон Карпов в один голос с председателем колхоза хвалился.

— Видал, Василий, какие в Леоновке дома выросли? В три комнаты каждый, а то и в четыре. Кирпич сами обжигаем. Одна бригада на кирпиче стоит, одна дома выкладывает. Кому дом — тот трудоднями расплачивается с колхозом. А колхоз строителям трудодни платит. Не должно быть в колхозе бедности. Дома — хорошие. И в домах— хорошо. Картины повесим на стены. Догоним город, догоним...

—Что ж, не вспоминаешь единоличное житье? — с недоверчивой усмешкой спросил Василий. — Ты ведь с Митрохиным вместе советской власти погибель прочил.

— Только мертвый не ошибается, — нахмурясь, проговорил Антон Карпов.

— Пойдем, Василий, покурим, — позвал Иван Хомутов, опасаясь, чтоб не пошел дальше обидный для Антона разговор.

С Антоном разговор прервался, а с Хомутовым завязался. Василий потом рассказал Даше.

— Подкулачника ты на груди пригрел, — говорил он Хомутову. — Лису хоть мелом выбели, а зайца из нее не сделаешь.

— Антон в работе себя показал, и я ему верю, — сидя рядом с Василием на крылечке и затягиваясь махорочным дымом, вперекор Василию доказывал Хомутов. — Я лодырям, которые про советскую власть только любят кричать, а руки от мозолей берегут,— тем не верю. Не знал Карпов, какая будет колхозная жизнь, и противился, за кулацкий хвост держался. Узнал, понял — сердцем с колхозом сросся. Верил я ему и верить буду.

— Много у нас на заводе врагов народа разоблачили.

— Немудрено голову срубить — мудрено приставить. Я врагам народа не защитник. А честного обидеть боюсь. Обида душу калечит. Председатель я. Коммунист. Люди мне доверяют. Они — мне, я — им. Без этого колхоз не поднять. Да и страна на том держится, на взаимном доверии партии и народа. Сила наша в этом несокрушимая, Василий.

— Оно так, — согласился Василий. — Слова твои верные. А бдительности не теряй.

— Бдительность — штука нужная... А думается мне, что, целясь в волка, попадаем мы иной раз в коня.

— О чем ты? — не понял Василий.

— Так... Думы иногда мучают. Зряшные ли, нет ли — не пойму. Пойдем в дом. Слышь, песню заводят.

В воскресенье Василий до свету отправился рыбачить. С вечера сказал, что уйдет, место Даше назвал — за Заячьей поляной, и велел, как встанет, приходить с ребятами есть уху. Спали Даша с Василием на сеновале, крепок сон от милого запаха сухих трав, и не слыхала Даша, как ушел Василий. Проснулась — одна. И беспричинно дрогнуло у нее сердце, занесло в голову нелепую мысль, что навсегда ушел от нее Василий. Позже, когда рассказывала бабам об этом предчувствии близкой разлуки, удивленно качали бабы головами.

А день был ясный, золотистый, солнце гляделось в щелки сеновала, пылинки играли в светлых полосках. Ребятишки шумели во дворе. Даша встала, огородами вышла к речке, умылась.

Маша с Варькой на руках сидела на чисто вымытом крылечке. Дарья взяла Варьку, покормила грудью. Клавдия еще не вернулась с фермы — она работала на ферме дояркой. Егор в огороде картошку окучивал.

— Ну, кто со мной пойдет уху хлебать? — спросила Дарья.