Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

— Это советский-то закон? — И без того румяные скулы Калюкова побагровели. — Нет, Сулейман Уразметович, ошибаетесь… Советский закон…

— Требует правды! — закончил фразу Погорельцев, и Пантелей Лукьянович на мгновение осекся, но потом объявил, что завком решил дать Самариной комнату побольше во вновь строящемся доме.

Муртазин распек Пояркова, обвинил его в нечестности. Поярков, удивившись, вскочил с места.

— Простите, Хасан Шакирович, так, по-вашему, я должен помогать спекулянтам государственными квартирами?

— Никто этого вам не велит, — отпарировал Муртазин холодно и сухо. — Вы это сами сделали. Дали Самариной три тысячи? Дали. А почему не отдали четыре? Три тысячи не спекуляция, а четыре тысячи спекуляция. Так? Умная, оказывается, голова у вас.

Попросил слово Матвей Яковлевич.

— Будь у Вадима Силыча чистая совесть, он не стал бы прикрываться прокурорской бумагой, — начал он неторопливо. — Ведь ты, Поярков, ограбил семью инвалида Отечественной войны, позарился на сиротский кусок. Это будучи коммунистом! Я пятьдесят лет на этом заводе, но такого еще не видывал. Я так думаю, Зариф Фатыхович, — обратился он к секретарю. — Поярков должен вернуть квартиру Самариной незамедлительно. А ему самому, если нужно, дадите потом комнату в новом доме. И второе — дать ему строгий выговор за то, что совершил поступок, недостойный коммуниста.

— Правильно, я полностью присоединяюсь! — громыхнул Сулейман.

С лица Пояркова исчезло прежнее оживление. А услышав Гаязова, он совсем потускнел.

— Поярков дважды просил отложить бюро и трижды не являлся. Сейчас вы все видите, для чего это делалось. Комментарии излишни. Видимо, не так легко было раздобыть бумажку у прокурора. Молчите, хотя бы на бюро не двуличничайте!

Было только одно предложение Погорельцева, и большинство членов бюро проголосовало за него. Взбешенный Поярков, хлопнув дверью, выскочил из комнаты.

Не успел Гаязов закурить папиросу, оставшись один в парткоме, как зазвонил телефон. В трубке раздался взволнованный голос Сидорина.

— Да вы с ума сошли! — оборвал его Гаязов. — Кто разрешил остановить поточные линии? Директору сообщили? Я тоже сейчас буду.

Застегивая на ходу пуговицы пальто, Гаязов направился было в цех. Но, услышав на заводском дворе дрожащий от гнева голос Муртазина, он повернул туда.

— Что случилось? — всполошился Гаязов.

— У них спрашивайте! — Муртазин кивнул на стоящих перед ним людей.

При свете больших фонарей Гаязов увидел: совсем растерянные, стояли оба начальника — транспортного и литейного цехов.

Оказывается, из-за того, что литейный задержал детали, возникла опасность остановки поточных линий в механическом. А в литейном цехе не хватало шихтовых материалов, — транспортники не справлялись с их перевозкой. Машин не хватало.

— А где остальные машины? — резко спросил Муртазин у начальника транспортного цеха, еще молодого, с вьющейся шевелюрой и острым птичьим носом человека, в полушубке и шапке набекрень. — Почему не выслали их по разнарядке?

— Машины товарищ Зубков распорядился направить в лес.

— В лес? Зачем? — удивился директор.

Начальник забормотал что-то невнятное. Муртазин приказал снять машины с других участков и немедленно бросить на транспортировку шихты.

— Прямо на хозяйственный двор, без всякой задержки! — крикнул он вслед. И, обернувшись к Азарину, начальнику литейного цеха, сказал: — А где ваш страховой фонд? Почему работаете без страхового фонда?

— Хасан Шакирович, меня же всегда держат на голодном пайке…

— А вы разве забыли, что не имеете права трогать страховой фонд?

— Не забыл, но товарищ Зубков…

— Зубков, Зубков! — передразнил директор. — Кто отвечает за литейный цех? Вы или Зубков?.. Идите и за всеми процессами извольте следить непосредственно сами. А материалы будут.

Муртазин закурил. В холодном воздухе закурчавился папиросный дымок. Редкие снежинки падали на серую каракулевую шапку директора и на такой же воротник.

К ним торопливо подошел, тяжело дыша, плотный Хисами Ихсанов, заведующий центральным складом.

— А Зубков где? — нетерпеливо набросился на него Муртазин.

— К телефону не подходит, товарищ директор. Говорят, отдыхает, — произнес оробевший Ихсанов.

Муртазин вырвал изо рта папиросу и, сломав пополам, шмякнул оземь. Но тут же стиснул зубы, не давая себе распалиться, и сказал как можно более ровным голосом:

— Позвоните-ка ему еще раз. Если через десять минут не появится, я ему покажу, как отдыхать.

И Муртазин бросил такой взгляд на Ихсанова, что тот попятился и быстро-быстро зашагал к себе. Муртазин опять закурил.

— Зариф, — обратился он к Гаязову, — вас прошу зайти в транспортный. Вот. — Он взглянул на часы. — Уже десять минут прошло, а ни одной машины пока нет.

— Хорошо, иду.

— Заодно побывайте и в механическом. Пусть не паникуют. Я иду к Азарину.

У гаража, занимавшего дальний угол обширного заводского двора, Гаязов встретил начальника транспортного цеха. Полушубок на нем по-прежнему был расстегнут, шапка все так же залихватски заломлена.

— Зариф Фатыхович, — доложил он почти по-военному, — три машины пошли в хоздвор. Я их с ходу повернул. Две машины должны вот-вот подъехать. Их тоже отправлю немедленно же туда.

— Хорошо, — одобрил Гаязов, оглядывая пустой гараж, пропитанный едким запахом бензина и масла. Потом, взглядом измерив начальника с головы до ног, внушительно сказал: — Застегнись. — И уже другим голосом спросил: — Зачем машины поехали в лес?

— Не знаю, Зариф Фатыхович, товарищ Зубков потребовал дать машины в его распоряжение.

— И частенько так?

— Бывает… иногда, — неуверенно протянул начальник транспортного цеха.

Вернувшиеся машины они с Гаязовым направили за шихтовым материалом.

Гаязов постоял, пока полуторки и трехтонки, урча моторами, не выехали за ворота, и тогда пошел в механический.

Залитый светом, полный гулом сотен станков, цех жил своей жизнью. Быть может, оттого, что Гаязов когда-то сам был токарем, он больше всего любил этот цех. Здесь все было в непрестанном движении, грубый металл получал здесь форму, изящество, блеск.

У поточных линий, наблюдая за точной автоматической работой станков, в черном длинном халате стоял Назиров, как всегда с открытой головой. Гаязов подошел к нему.

— На сколько еще хватит запаса?

— Примерно на час-полтора.

— Как же это получилось, Азат Хайбуллович? Почему не предусмотрели?

— Не предусмотрел!.. Если бы не предвидел, давно бы отдыхал дома. Скоро восемь, а я, как видите, торчу в цеху… — Раздражение переливалось в голосе Назирова.

Разговаривая, они двигались меж станков.

— Чтобы цеха работали без перебоя, Зариф-абы, мало нажимать на них, — сказал Назиров, — надо весь аппарат завода подчинить графику. А наш аппарат управления, особенно отдел снабжения, работает по старинке. По-нашему это называется работать на натянутых нервах. Что мы будем делать после реорганизации механического цеха? Неужели и тогда придется выходить из положения на натянутых нервах? Это очень беспокоит нас, Зариф-абы.