Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

После нескольких дней метанья и мучительных раздумий Ильмурза порвал справку и отправился к покинутой им девушке, на коленях моля простить его. Но она не поверила ему и не простила, а лишь разрешила после долгих просьб взглянуть на ребенка. Сняв шапку, Ильмурза постоял возле кроватки и молча вышел. Еще два дня прошатался по улицам. И наконец решил: легче просить прощения у далеких целинников, чем держать ответ перед заводским коллективом, где его знал каждый.

— Я решил уехать, отец.

— Куда? Опять искать счастья?

— Да, опять искать счастья… Но поверь, не за легким счастьем отправляюсь я сейчас…

Сулейман пристально вглядывался в сына.

— Что скажешь, отец? — спросил Ильмурза, не выдержав испытующего, беспощадного взгляда отца.

— А что, если вернешься оттуда через месяц-другой, заполучив хорошие справки?..

— На этот раз не вернусь, не бойся.

— Э-э… — Сулейман заходил из угла в угол. — Этот раз… тот раз… га… — И вдруг, резко повернувшись на кривых ногах, встал перед сыном. — Крепко подумал?

— Крепко, отец…

Сулейман-абзы снова заходил.

— Может, еще какую кривую тропинку таишь, га?

— Нет, отец, больше некуда мне податься. Одна прямая дорога мне осталась. Спасибо, что помог найти ее, открыл глаза…

Сердце у Сулеймана дрогнуло, но он и виду не показал.

— Ну, смотри, Ильмурза, — погрозил он пальцем. — Коли у тебя опять гайка ослабнет, лучше и не переступай этого порога. Ветрогоны в нашем доме не в почете.

На кухне поднялась суета. Это пришла Ильшат.

— Когда едешь? — спросил Сулейман Ильмурзу.

— На этой же неделе.

— Ладно. Об остальном после… Пойдем Ильшат встретим.

Ильшат уже успела раздеться. Сулейман-абзы взглянул на ее увядшее лицо и закусил губу. Точно откололи краешек от сердца.

Расспросив о здоровье, Ильшат посетовала:

— Совсем чураетесь нас, не проведаете даже. Нельзя так, хоть и обиделись.

— Как зять? — спросил Сулейман, пропустив мимо ушей последние слова дочери.

— Врачи говорят, нервное потрясение.

— Га… — Сулеймаи-абзы захватил бороду в горсть. — У нас тоже бед да беспокойства хватает, дочка. Вот Ильмурза…

— Слышала…

Сулейман поинтересовался, как Альберт.

— Ох, отец, и не спрашивай. — Ильшат вытерла слезы. — Уму непостижимо, что натворил этот ребенок. Отца опозорил. И меня и себя погубил.

— Когда суд?

— Назначили было и опять почему-то отложили… Отец, я пришла с тобой посоветоваться. Как по-твоему, если поговорю с Баламиром? Защитник Альберта считает, что все зависит от того, как на суде покажет Вафин.

Разглаживая складки на скатерти, Сулейман-абзы в раздумье глядел вниз. И никто за столом не осмелился слова произнести. Вдруг в затихшей комнате мягко и весело запел самовар, — это Нурия только что внесла его. Но старик и на самовар посмотрел сердито, словно собирался стукнуть по нему.

У Ильшат сжалось сердце.

— Растерявшаяся утка задом в воду прыгает. Так и я, отец, пришла потому, что растерялась. Сын ведь…

Сулейман поднял голову.

— Что ж, дочка, — тихо сказал он, — в таких случаях каждый просит совета. Я не сержусь, что ты за советом пришла, не думай. Но о чем ты хочешь просить Баламира?.. Я вот слышал, что Баламир собирался своей рукой отомстить Альберту. Это бы куда хуже было. Не волнуйся, говорят, Баламир отказался от опасной затеи.

Ильшат заплакала. Нурия погладила ее по плечу. Самовар кончил петь свою песню, остывал.

— Апа, — выпалила вдруг Нурия, — преступление должно быть наказано. Не то оно… Это же низко… — Потеряв выдержку и чуть не плача, Нурия выбежала.

Ильшат растерянно посмотрела на отца.

— Что она сказала? — прошептала она.

Сулейман молчал: ему нечего было добавить к тому, что сказала Нурия.

На расширенном заседании завкома два дня обсуждалась работа Бриза. Желающих высказаться было так много, что Пантелей Лукьянович не знал, кому дать слово.

— Ну и прут, — довольным голосом сказал он Гаязову во время перерыва, — такого заседания за десять лет не вспомню. И ведь не квартирный вопрос разбираем…

— Творческая энергия коллектива прорвала нашу обветшалую плотину, вот и прут, — ответил Гаязов, тоже очень довольный. — Жаль только, что Хасана Шакировича нет. Это собрание всем нам наука.

— Да, ошиблись мы в Вадиме Силыче, — признался Калюков.

— Нет, Пантелей Лукьянович, дело не в одном Пояркове. Эдак мы можем любое безделье оправдать. Дело в нас самих. Мы с вами оказались не на высоте. И в первую очередь я. Разговор с Иштуганом Уразметовым был у меня ой как давно, а вот видите… — И Гаязов развел руками.

Сулейман пришел на заседание не столько говорить, сколько послушать. Но все, как нарочно, наступали ему на больную ногу. Почти каждый, кто выходил на трибуну, не забывал коснуться трудностей проблемы вибрации. Критикуя начальство за равнодушие, упоминали и Сулейманово имя, — бьется, мол, человек безуспешно, вот и погас огонь… «Да не суйте, люди добрые, палку в собачью конуру!» — чуть не вскрикнул Сулейман и решительно взял слово.

— Огонь погас, га! — вспыхнул Сулейман еще по пути к трибуне. — Огонь надо поддерживать, иначе он гаснет, это правильно, товарищи! Почин Котельниковых поддержали, и дело пошло. А изобретателей поддерживаем? Только формально. Директора здесь нет, но вон сидят два его крыла. — Он кивнул в сторону Калюкова и Гаязова. — И Михаил Михайлович недалече. Пусть они чистосердечно возьмут обязательство, что покончат с формализмом. Тогда не только эта несчастная вибрация, и более важные проблемы будут решены. Верно говорю? А то понавесим диаграмм, плакатов, изречений разных да портретов… И умиляемся, как наш уважаемый председатель Пантелей Лукьяныч: «Красота-то какая!..»

На этом же заседании завкома обновили состав Бриза, — в числе других новаторов производства вошел в бюро и Иштуган Уразметов.

После работы Сулейман зашел к сыну, узнать, кого избрали председателем Бриза. Иштуган не без смущения сказал, что председателем поставили его.

— Ну? — обрадовался Сулейман-абзы. — А директор утвердил? Ему звонили?

— Утвердил, — сдержанно сказал Иштуган. — Оправдаю ли доверие товарищей? Бризом обычно руководят опытные инженеры. Но никто меня не послушал.

— Да-а, — протянул Сулейман и оглянулся.

Дети сладко спали в колясках. Марьям не было дома. Иштуган с лупой в руках тщательно изучал заточенную поверхность резцов — с десяток их было разложено на столе.

Не усмотрев в них ничего достойного внимания, — тысячи таких резцов прошли через его руки, лупа всегда лежала у него прямо в инструментальном шкафчике, — Сулейман задумчиво спросил Иштугана:

— Видать, сынок, ничего толкового не получилось у нас с этой вибрацией?