Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри

— Что это за слезы? — удивился Чернов. — Я хочу вас обрадовать, а вы поминки затеяли! Радуйтесь! Темирболот, Лиза и Джаркын живы!

— Лжет! — не помня себя, вскрикнула Айкан и, схватив Чернова за ворот, принялась нервно трясти.

— Нет, тетушка Айкан! На этот раз говорю правду. Слышите, машина подходит? Это Лиза и Темирболот. Джаркын больна, ее отправили в больницу…

Гости, толкаясь, бросились к двери.

Сергей тоже шагнул было вслед за всеми, но внезапно застыл на месте, потеряв силы.

— Правда? — тихо спросила Айкан.

— Правда, правда! — подтвердил Чернов. — Вы счастливая, Айкан!

Вдруг со двора донеслись крики:

— Лиза! Темиш! Вы здоровы?

— Неужели правда? — все так же тихо повторила Айкан. От сильного волнения пальцы ее никак не могли отцепиться от ворота Чернова.

Он осторожно освободился и успел подхватить на руки смертельно побледневшую мать Темирболота.

В дом вбежала Лиза. Платок с ее головы упал, волосы растрепались.

— Мать! — крикнула она, обнимая Айкан, много раз поцеловала и потом бросилась к отцу.

— Мамочка, вот мой брат Темирболот, — с этими словами заплаканная Эркингюл за руку ввела в комнату молодого джигита.

— Жив, дорогой мой, единственный, жив! — вскрикнула Айкан, обнимая сына.

…Когда все немного успокоились, Темирболот рассказал, что только вчера они вышли из пещеры, а обнаружившие их пограничники отвезли всех троих на заставу — поесть и помыться, а теперь мигом доставили домой.

— О-о, значит, двадцать три дня провели без воздуха и солнца. Вот это да!

Чернов объяснил, что пограничники все время следили за местом обвала. Сам Чернов был в Пржевальске, когда ему сообщили о выходе Лизы, Джаркын и Темирболота на волю. Он выехал им навстречу и встретил на перевале Ак-Кия.

— Дорогие мои! Совсем отощали, — сокрушалась Айымбийке, глядя то на Лизу, то на Темирболота.

— Эх, тетушка Айымбийке, — перебил ее Кенешбек. — А как же может быть иначе? Не разбирая дня и ночи, они без устали пробивали ход в ледяной стене, мерзли и голодали. Ведь под конец ели только по крошечному кусочку лепешки… Как же здесь не отощать?

— Да, товарищ председатель… Небольшой мотыгой пробить многометровую толщу смерзшегося снега — дело нелегкое. Мы вправе гордиться Темирболотом и Лизой! — сказал Чернов.

Беседа затянулась надолго… Но пограничники торопились. Им быстро приготовили жаркое. Они поели, поблагодарили хозяйку и стали одеваться. Вдруг за сараем прозвучал скорбный голос. Кто-то, как это положено по киргизскому обычаю, оплакивал чью-то смерть.

— О-о-о, дорогой мой, родимый, светоч мой, ты угас безвозвратно! — разносились вокруг печальные слова.

— Ой, что это такое? — испуганно спросила Айкан.

— Беги, Этим, узнай! — сказал Кенешбек и сам поспешно вышел из дому.

— Эй, вы! Перестаньте! — крикнул Эшим, торопясь наперерез нескольким людям, которые шли, громко причитая, к дому Айкан.

Услышав голос Эшима, плакальщики замолкли и остановились, с изумлением глядя на бригадира.

Асанкожо, не переставая голосить и лить слезы, упрямо шел к дому.

Кенешбек схватил его за ворот, потряс и сердито спросил:

— Кого это вы оплакиваете?

Асанкожо широко раскрыл заплаканные глаза.

— Сказали, что Темирболот скончался, — скорбно сообщил он.

Асанкожо уже окружили девушки, выбежавшие вслед за Эшимом и Кенешбеком.

— Подавиться тебе камнем! — крикнула одна из них.

— Дядя Асанкожо, вот я, живой! — сказал Темирболот, тоже выходя из дому.

Скоро недоразумение выяснилось.

Асанкожо и другие вновь пришедшие крепко расцеловали Темирболота и Лизу.

Чернова с пограничниками проводили, а потом всех снова пригласила к себе Айкан.

Казалось, веселье воцарилось там надолго. Звучали шутки, смех…

— Вы, наверное, были и у меня дома? — вдруг с беспокойством спросил Сергей и подозрительно посмотрел на Асанкожо.

— С детства с тобой росли вместе, ближе, чем родные, — с достоинством ответил тот. — Могли ли мы пройти мимо твоего жилища?

Сергей вскочил с места.

— Там Лизу оплакивали?

— А как же! Думаешь, к тебе надо было идти, набрав в рот воды? — заметил Асанкожо.

— Тьфу-у… эти чудаки, оказывается, всюду устроили переполох. Наверно, мою Татьяну довели до истерики. Дорогой Кенешбек, если немедленно не доставишь нас с Лизой домой, то дело плохо! — Сергей стал поспешно натягивать шубу.

Лиза тоже вскочила с места.

— Папа, — взволнованно проговорила она. — Если не будете ругать меня сами и если мама на меня не рассердится, разрешите мне остаться в этом доме, куда я вернулась, избежав верной смерти!

— Мать! Отец! Главные силы, которые помогли нам выбраться наружу, были надежда и любовь! — Темирболот встал рядом с Лизой.

Присутствующие глядели то на Сергея и Айкан, то на Лизу и Темирболота.

Айкан и Сергей медленно пошли навстречу друг другу, несколько секунд молчали и потом крепко обнялись.

Момун вышел на дорогу западнее села. Он увидел: две женщины подняли руки, остановили грузовик, уселись в кузов. Момун тоже замахал руками, но машина промчалась мимо. Пришлось ждать следующую.

Большой грузовик пересек село, но свернул в сторону от дороги. Момун тяжело вздохнул: не везет.

С окраины села на дорогу выехала телега, запряженная ишаком. Следом шли двое: мужчина и женщина. Момун обрадовался — его одинокая фигура могла вызвать подозрение, а теперь он пойдет вместе с теми двумя за телегой, пока не удастся остановить попутную машину.

Телега была доверху нагружена домашними вещами. Сверху сидел ребенок лет четырех-пяти, закутанный в теплое одеяло.

Момун было решил, что человек, который вел осла за поводья, был мужем женщины, идущей рядом, и отцом ребенка. Но когда подошел поближе, он понял, что ошибся — незнакомый джигит выглядел лет на девятнадцать и мог быть только старшим сыном женщины, хотя и она сама была моложава и красива.

Калыйкан — а это была она — последнее время все больше дичилась людей. Эшим по-прежнему назначал ее на работу туда, где народу было поменьше. Она об этом просила, он не возражал, так как с делом Калыйкан справлялась…

С приближением зимы работы для тракторов становилось все меньше, меньше дела находилось и для Калыйкан.

Понемногу она вернулась к прежней привычке. Напившись допьяна, она раза три доводила до слез старушку Баалы, которая ее приютила.

Однажды, когда Калыйкан особенно скандалила, за старушку Баалы заступился Кенешбек. Калыйкан выселили и предложили пожить в доме одного из чабанов, который в это время года был с отарами на зимовке. Калыйкан всех обругала и решила перебраться в другое село к своим родственникам. Она взяла у брата телегу с ишаком, на рассвете погрузила свои вещи и двинулась на новое место, не желая ни с кем встречаться.