Валентин Овечкин - Том 2

Настя. Помогал, Прокопыч, так, что лучше бы и не надо. От нашего согласия колхозу пользы было мало.

Шавров. Эх, бабы, бабы!.. (Собрался уходить, надел кепку.)

Марфа Семеновна. Да куда ж ты уходишь, Прокопыч? Посиди с нами, нехорошо! В кои века собрались!

Черных. Погоди, товарищ Шавров. Денис Григорьич просил передать тебе: решено послать тебя на курсы. В школу председателей. На три года. Вот сейчас сказал мне по телефону.

Шавров. Чего-о? В школу?..

Фрося. Правильно! Поучиться вам нужно, дядя Прокоп!

Шавров. На три года?!

Иван Гаврилович. Не возражай, Прокоп. Без позору, по-хорошему — не снимают, на учебу посылают.

Шавров. Возраст мой не тот, чтоб за парту садиться. Своих школьников дома полно.

Черных. Ну не старик!.. Сколько меньшому, которого я за внука твоего принял?

Шавров. Восемь месяцев… Васька Ненашев из «Красного Октября» учился на этих курсах. Говорит: столько предметов проходят, и по политике, и по грамматике!..

Иван Гаврилович. Как раз то самое, чего тебе не хватает.

Наталья. Одну книжку прочитал за эти годы, и то забыл как называется. Шолохова сочинение, говорит, «Поднятая зябь».

Шавров. До книжек ли мне было? Что принял после оккупации? Три лошадиных хвоста! Сами знаете, чем сеяли, как убирали? Эх!.. Да там, на этих курсах, может, и пища такая, что мое деревенское брюхо не выдержит?..

Луша. А ты возьми из дому мешок сала, яичек побольше, бидон меду — не отощаешь.

Наталья. Передачу будем возить тебе, по старой дружбе.

Иван Гаврилович. Соглашайся, Прокоп, не отказывайся!.. Сдашь экзамен на пятерки — вернешься профессором!

Шавров (озлившись). А что, пятерка такая уж недостижимая цифра?.. (Снял кепку, сел опять за стол.) Ежели на то пошло — нажму на науку!..

Смех, молодежь аплодирует Шаврову.

Марфа Семеновна. Ух!.. (Перекрестилась.) Ну, слава богу!.. Поучись, Прокопыч, еще возьмешь свое! А то такое сгородил — в сторожа! Ходить мимо амбаров да плакать, на тебя глядя?..

Гудок машины на улице.

Дуня. Машина пришла.

Настя. В такую минуту нас покидаете…

Иван Гаврилович. Я думал — посидим, поговорим с тобою… Посошок на дорогу, Вася! (Шаврову.) Наливай, студент!..

Черных. (Насте ). Так решила — отдать девчат, набрать новеньких?.. Нет, думаю, этого тебе мало — сызнова начинать на десяти гектарах. Бригаду тебе надо бы взять.

Настя. Бригаду?.. Хорошо, пусть мне дадут бригаду… Вот Федосью Андреевну выберем председателем…

Федосья. Что ты, Настя?..

Дарья. А мы уж давно решили, Федосья: как будет собрание, тебя будем кричать!

Фрося. Вас, тетя Федосья, вас!

Настя. Что ты — не поведешь за собою людей? Не сможешь доказать, что хорошо, что плохо?.. Тому трудно доказывать, у кого у самого за душою ничего нет.

Федосья. Меня — в председатели?.. Настя! Ты это как говоришь? С чистым сердцем?..

Настя. Даю тебе слово, Федосья Андреевна, вот при людях: буду помогать. Колхоз — наш дом, нам с тобою в нем жить… Ты двух сыновей отдала за нашу победу.

Федосья. Настя! Вот это мне дороже всего. Спасибо, что сыновей помянула… (Разволновалась.) Ну, ежели не шутите… Дайте хоть подумать! Как я это все охвачу?..

Черных. Думай, Федосья Андреевна, до самого воскресенья.

Настя. Вот, говорю, она примет колхоз, а на ее место бригадиром назначим (на Игната) его. А третью бригаду, куда ты просился, Игнат Трофимыч, дайте уж мне. Самую отсталую… А может, еще чего-нибудь, потруднее?.. Вот тот участок у нас, за Глубокой балкой, сто гектаров. Нам его не засчитывают в план. Негодная, говорят, земля, солончаки. Дайте мне и ту землю! В год — не ручаюсь, а года через три — посмотрите, какой там будет урожай!.. Все равно первенства не уступлю!..

Федосья. Черт в юбке!..

Все смеются. Гудок машины.

Черных. Ничего не поделаешь, приходится в такую минуту уезжать от вас. Мне еще надо домой заехать, документы захватить. До свиданья! Спасибо за хлеб-соль, за песни!

Наталья. Гостинцев привезите нам из Москвы!

Фрося. Да спросите — скоро ли там выставка откроется опять? Может, за наши труды и нас пригласят на выставку? До войны я девчонкой была, не работала еще, теперь выросла, могу заслужить — выставку не открывают. А Москву посмотреть хочется!

Игнат, Фросяи Настяпровожают Черных.

Черных (Игнату). Видал, какой народ?

Игнат. Да, с ними держи ухо востро!

Черных. Боишься, еще пятьдесят лет проживешь и ничем больше не прославишься? Они заставят прославиться!

Настя. И от меня, Василий Павлович, поклонитесь Москве. Я свой первый орден в Кремле получала. Никогда не забуду тот день!.. (Улыбнулась.) А носила я его знаете как? Вот с Наташкой по очереди. Неделю я носила, неделю она. Дуры были обе, молодые, не знали еще тогда, что нельзя так.

Гудок машины. Игнати Фросяотошли.

Недолго вы у меня гостили…

Черных. Я приеду еще, когда вернусь из Москвы. В тот же день приеду. Хорошо?

Настя. Приезжайте…

Черных. Вот ты и ожила. А когда я пришел…

Настя. Нет, жалеть меня не надо! Еще увидите, что сделаю!

Черных. Настя!..

Настя. Что?

Черных. Я тебе — никто?

Настя. А… Я про себя сказала: кто я вам такая, чтоб заступаться за меня.

Черных. Чуть не выгнала…

Настя. Ну, не надо… Приедете еще — не буду гнать.

Черных. Да?..

Настя. Нельзя на пороге прощаться.

Черных. Пойдем, проводи меня.

Уходят. Все посмотрели вслед им. Насти долго нет. Наталья, лукаво улыбнувшись, запевает: «Ох!.. Люди добрые, поверьте, расставанье хуже смерти…» Женщины вполголоса подхватывают песню: «Он увлек меня речами, я не стала спать ночами… До свиданья милый скажет, а на сердце камень ляжет…»

Настя (входит). Бросьте!..

Женщины со смехом оборвали песню. Настяподошла к открытому окну… Гудок, блеснули фары — машина, развернувшись, ушла.

Дуня! Сыграй мою любимую.

Дуняиграет, женщины поют. Настястоит у окна.

(Сорвала с куста за окном веточку сирени.) Наташа, поди сюда! Смотри. Сирень у меня зацвела второй раз. К чему это?