Анатолий Димаров - Его семья

Она успокаивается уже на кушетке. Рядом с ней сидит Вера Ивановна.

— Я очень несчастна, — всхлипывает Нина. — Мне так тяжело… Я скоро с ума сойду от этих ужасных мыслей. Целый день одна… Только с дочками и забудешься немного…

— Ниночка, а какое у вас образование? — неожиданно спрашивает Вера Ивановна.

— Среднее.

— И вы хорошо учились?

— Отличницей была, — отвечает Нина.

— Отличницей, — повторяет Вера Ивановна, и Нине кажется, что она чего-то не договаривает.

— Я покажу вам сейчас аттестат…

Нина достает из кучи документов, хранящихся в ящике, пожелтевший, сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Она уже и сама не помнит, когда разворачивала его.

— Я училась в железнодорожной школе. Это была лучшая школа в нашем районе, — рассказывает она. — У нас были очень требовательные учителя: даже средние ученики неплохо сдавали экзамены в институт.

— Вы бы могли прекрасно учиться, — говорит Вера Ивановна и кладет Нинин аттестат на стол. — Ну, мне пора… Заходите к нам, не чурайтесь…

Потом Нина еще долго сидела над своим аттестатом. Перечитывала названия предметов, оценки, вспоминала, как всегда волновалась перед экзаменами, как недосыпала ночей, листая страницы учебников. Для чего? Зачем? Разве теперь не все равно, какие у нее были оценки? Кто ее спросит об этом, кого это интересует? И какое значение имело в течение этих восьми лет, училась ли Нина когда-либо, имела ли среднее образование или начальное?..

Вспомнила учителей, подружек, товарищей. Где они? Что с ними? Кто из них жив, а кто погиб в вихре войны?

Нине грустно, снова хочется плакать о своей ушедшей юности, о тех далеких, хороших днях…

Но жизнь брала свое. В воскресенье утром прибежала Оля и стала торопить Нину, словно боялась, что куда-то исчезнет и погожий день, и яркое солнце. Помогала ей одевать дочек в светленькие платьица, умыла и причесала Галочку. Нина тоже надела легкое светлое платье и красные босоножки.

Ее тревожило лишь одно: как будет с Галочкой? Ведь до Марии Дмитриевны было все-таки семь километров. Но Оля успокоила ее:

— Что вы, Ниночка, дойдем — не заметим. Пойдем берегом до самой школы. А устанет она — мужчины понесут.

— Ах, мы должны еще и за Иваном Дмитриевичем зайти! — будто только сейчас вспомнив об этом, сказала Нина.

— Он понравился вам? Правда ведь, милый?

Эта бесцеремонная Оля любого заставит покраснеть! Нина отвернулась от нее и с деланным безразличием ответила:

— Да, он довольно симпатичный…

И все-таки она немного волновалась. И совсем не потому, что Иван Дмитриевич так нравится ей! Разве мало встречается мужчин, которые нравятся?.. Нину смущает другое; она не может забыть, как кокетничала с ним и даже растрепала ему волосы.

«Что он подумал обо мне?» — беспокоилась Нина, ибо ей казалось, что после этой вечеринки Иван Дмитриевич мог считать ее очень легкомысленной женщиной. «А все вино виновато. Никогда больше не буду пить!..»

Вспомнила, как тогда, после вечеринки, она, вместо Оли, которая снова почувствовала себя плохо, вышла немного проводить гостей. Иван Дмитриевич взял ее под руку и шел уже молча, а лицо его было совсем не веселым. Он будто устал смешить гостей, отвечал на вопросы скупо и неохотно. «О чем он думает?» — украдкой посматривала на него Нина. Ей было жаль его — и за семью, которую он потерял во время войны, и за седые волосы, и за эту внезапную грусть, затуманившую его глаза.

Но сегодня она встретила Ивана Дмитриевича, уже ожидавшего их на улице, холодно, почти враждебно. А он, словно не заметив этого, весело поздоровался с ней, подхватил Галочку на руки и пошел впереди всех.

День был чудесный. Стояло тихое бабье лето, и все вокруг было залито прозрачным золотом. Солнце не обжигало, как летом, а ласково грело, воздух был особенно чистый — невольно хотелось вдыхать его полной грудью. Медленно проплывали серебристые паутинки, одинокие желто-красные листочки отрывались от ветвей и, тихо покачиваясь, бесшумно падали на землю. Река притихла, казалось, что воды ее, сгустившиеся и потемневшие, вот-вот остановятся, застынут до будущей весны.

Спокойное и прекрасное умирание природы порождало тихую грусть, легкой дымкой окутывавшую сердце. Все шли молча, даже дети притихли, чувствуя настроение взрослых.

— Да, хороша все-таки матушка природа, — задумчиво произнес Иван Дмитриевич, нарушив общее молчание. И Нине почему-то очень захотелось рассказать о своей жизни, рассказать не для того, чтобы вызвать сочувствие, а чтобы ее просто слушали, выслушали именно эти люди и именно в эту минуту.

— Отчего это вы, Ниночка, пригорюнились? О чем задумались?

Иван Дмитриевич, видимо, решил взять ее под свое покровительство.

Нине и приятно, что он с таким вниманием относится к ней, и вместе с тем неловко, так как ей уже кажется, что Оля как-то особенно поглядывает на нее, а Оксана прячет лукавую улыбку.

— Так, — говорит она.

— А все-таки?

— Да ничего! — с еле заметной досадой отвечает Нина.

— Вот и поговорили, — торжественно подытоживает Иван Дмитриевич, и все начинают смеяться.

«Нет, он просто невозможен! — не может удержаться от улыбки и Нина. — Но почему он не женился во второй раз? Ведь такие нравятся женщинам…»

Они дошли до села, совершенно не утомившись. Мария Дмитриевна сразу же повела гостей в большой, запущенный сад, спускавшийся от дома к реке. Оля заставила Игоря влезть на дерево и нарвать больших, краснобоких яблок. Они с Оксаной стояли под яблоней и звонко смеялись, наблюдая, как осторожно ставит Игорь ноги на ветви, боясь обломать их. Оля и Галочка сразу же бросились в глубь сада, и Нина с беспокойством посматривала на светленькие платьица, мелькавшие между деревьями.

Потом все сидели за простым сосновым столом, на котором стояли горячие пирожки с яблоками и две глубокие тарелки с янтарным медом. Нина чувствовала себя сейчас такой же молодой и веселой, как Оксана и Оля. Ей захотелось во всем быть похожей на них: иметь столько же лет, учиться в институте, жить интересно и весело. Она даже не смогла умолчать об этом и сказала:

— Счастливые вы, девчата! Молоды, учитесь…

— А кто вам мешает иметь такое же счастье?

— О чем вы?

— Быть молодой, учиться.

— Быть молодой — годы, учиться — дети…

— Ну, здесь вы не правы! Дети — не препятствие, — сразу же возразила Оксана. — Мне ведь не мешает…

— Так у вас один…

— Вот возьму и нарожу десяток! — рассердилась Оксана.

— Только для того, чтобы Нину Федоровну переубедить? — спросил Иван Дмитриевич.

Но Оксана не была расположена шутить.

— У вас тоже не десятеро! — обратилась она к Нине. — И вообще, если человек захочет, ничто не может помешать ему добиваться своей цели…