Владимир Детков - Свет мой светлый

Дождь был теплый, пронизанный солнцем. Он плясал по реке, вбивая и тут же озорно выдергивая прозрачные гвозди.

— С чем бы вы сравнили дождь на реке, Светлана?

— Это хрустальный звон, только для глаз…

— Вы романтик. А я вот главбух до мозга костей. Даже эта хрустальная рапсодия представляется мне обыкновенной россыпью канцелярских кнопок… жалами вверх…

Девушка улыбнулась его грустной шутке и лукаво заглянула в глаза:

— А я вот пойду по вашим кнопкам босиком. — И, выскользнув из рук, она побежала по мелководью, вздымая искрящиеся снопы брызг. Лилии и волосы метались из стороны в сторону…

Климов сидел, прищурив глаза, и не заметил, когда сосед вышел из купе. На этот раз он так осторожно обошелся с дверью, что Климов услыхал лишь заключительный цок дверной защелки и оценил заботу тактичного спутника. Он еще с минуту посидел без движений, желая вернуть видение бегущей Светланы, но оно не возвращалось, и он с сожалением открыл глаза. За окном день угасал, кое-где в отдалении окна домов заслезились ранними огоньками. Климов перевел взгляд на полку соседа и увидел ее — книгу с обложкой «березка-реченька» — и с такими светлыми и полными веры в большое добро историями, что жизнь сама, казалось, писала им продолжение его судьбою.

«…Что-то случилось, что-то случилось… — билась в нем неотступная мысль. — Случилось там, на реке. Или чуть раньше, когда он, точно мальчишка, продирался сквозь кустарник, чтобы «случайно» пройти мимо… А может, с самого первого «доброго утра», сказанного удивленным взглядом?» — думал он за обедом, то и дело поднимая глаза в ту сторону, где сидела Светлана, и каждый раз она встречала ответным взглядом…

Да, что-то случилось… Его безраздельно тянет к этим доверчивым, с невысказанной тайной глазам. И он уже не может да и не хочет противиться той тяге…

Не сговариваясь заранее и не подыскивая повода быть вместе, они просто вышли из столовой и зашагали рядом по первой же тропе, что спадала к реке. Ливень рассыпал по деревьям и травам тяжелые росы, и солнце бесчисленно помножилось в них. Говорили о дожде и привычках, ловили неожиданности и тут же делились ими. Он перестал разыгрывать роль главбуха и касаться минорных тем. А Светлана тактично предала их забвению. И в благодарность за все вместе: за то, что она рядом, за ответную улыбку, за этот светлый росный день, который продолжался, — он распахнулся. Говорил без умолку, острил, вспоминал жизнь студенческую в ее комических и радужных тонах, фантазировал, как целая компания подростков… Даже втянул Светлану в спор на «американку», то есть любое желание. Старый студенческий трюк. «Спорим, — говоришь, — что я выше любого дерева подпрыгну?» Естественно, человек сомневается. Ты легким прыжком отрываешься на самую малость от земли и победно заявляешь: «А теперь пусть дерево подпрыгнет!» И ничего не поделаешь, все по грамматике — проспорила.

Тропа вела вдоль реки по обрывистому склону. Она то карабкалась вверх, петляя меж кустарников, то ныряла в глубокие промоины. Всякий раз в трудных местах он с удовольствием брал ее за руку, помогая преодолевать преграды, и с сожалением отпускал. А потом забыл отпустить. И она не напомнила, не попыталась освободиться. Пальцы привыкли друг к другу и затеяли свой особый разговор…

«Случилось, случилось!» — уже утверждало и, радуясь, отстукивало сердце.

Тропа подвела к ручью и запрыгала дальше средь шумящей воды по окатанным скользким камням. Но они не пошли за ней следом, а решили пробираться к истоку ручья, о котором Климов на правах старожила пересказал Светлане легенду, услышанную на обзорной экскурсии.

Было это, как водится, давным-давно. Шли однажды божьи странники — старик со старухой — в святые места грехи замаливать и остановились у родника передохнуть. Старик-то совсем плох был. Сел на камушек у воды, руки-плети свесил, носом в грудь клюет, дремлет от немощи. Поглядела старуха на благоверного, покачала головой жалостливо и пошла хворост собирать, чтоб огонь развести да косточки погреть. Недолго и ходила. Тогда в лесу-то всякого здесь видимо-невидимо было — и пешему и конному хватало, не то что нынешнему туристу… Собрала она, значит, с полдюжины веток, что посуше да полегче, и назад возвращается. Глядь, а навстречу ей добрый молодец идет, силой и здоровьем сияет, точно месяц в медовую пору. «Ну что, старая, — говорит, — ты одних прутиков набрала? Сейчас я тебе целый воз дров приволоку». И голос-то вроде знакомый. Пригляделась получше — «свят, свят, свят»! Так это ж ее Иван, каким он полвека назад был. А тот смеется: «Что, старая, не признала? Чудо свершилось! Испил я водицы из родника, а она, вишь, волшебная. Да ты ступай, отдохни, теперь уж я похлопочу в охотку». И подался себе в лес, песенку насвистывая.

Набрал Иван сучьев, что потяжелей и потолще, играючи взвалил на плечо и к роднику воротился. Огляделся: а где ж старуха? Нет ее. Только у самой воды дитя грудное в тряпице копошится… Старуха-то жадной была.

Светло, весело смеется Светлана. И ему весело и светло, будто сам испил той водицы. Только не годы сбросил, они еще не лежат тяжким грузом, а душу от черной хвори исцелил.

«Родничок ты мой волшебный, — с нежностью подумал он о девушке и тут же получил укол: — Не слишком ли ты поддаешься порыву? Сегодня все выплеснешь, а завтра опять пустота? Не худшее ли это опьянение — иллюзиями?»

Только нелепыми кажутся эти предостережения, когда рядом ее восторженные глаза, когда рука ее греет твою ладонь, а лес, освеженный дождем и пронизанный теплыми лучами солнца, курится легким паром, пахуч и светел. Прибавилось радости в птичьих перекликах, говорливее стал ручей. Вот он переплескивает, хлюпая, на перекате, урчит, вздыхая, в промоине, чмокает, сосет нависшую корягу, шумит водопадом где-то вверху… Вода проносится сквозь причудливые джунгли. Промытые корни выглядят танцующими человечками. И в их застывших движениях, как на электрическом табло, воображение высвечивает неожиданные фигуры. У одного такого экрана с фоном разноцветных глин они затеяли игру, поочередно оглашая свои находки: «леший», «пирога», «трубка мира», «Каштанка», «распятие», «трезубец без… Нептуна», «крокодил»…

— А летящего демона видите?

— Нет, не вижу.

— Он, правда, несколько похож на пикирующего, но спокоен… Без паники с землей сближается, знает, что боги не допустят аварии.

— Не вижу.

— Но как же! Спина вашего крокодильца — его главная устремляющая. А пикирует он прямо вон на тот каменный зуб.

— Крокодила вижу, каменный зуб вижу, а демон не летит, — растерянно повторила Светлана.

— Да смотрите же! — Забывшись, он сделал шаг вперед, чтобы очертить рукой свою находку, и ухнул по колено в ручей.