Василий Дюбин - Анка

— Яша! — вскрикнула Анка и закусила губу.

Орлов был в коридоре и быстро вошел в палату.

— Что, Аннушка?

— Ей плохо… Она умирает… Помоги спасти ее… Она умирает, Яша… Врача позови…

Орлов пристально посмотрел на посиневшее лицо Ирины, закрыл ей глаза и глухо проговорил:

— Поздно, Анюшенька… Она скончалась.

Анка неподвижно сидела на табурете словно окаменевшая. Слезы, срываясь с длинных ресниц, градом катились по щекам.

Гроб с телом Ирины бронзокосцы привезли в хутор и похоронили любимую «докторшу» в центре молодого парка. Они обнесли могилу оградой, поставили деревянный обелиск. На обелиске золотом отсвечивали под лучами солнца бронзированные буквы надгробной надписи:

Незабвенной

Ирине Снежкович

1922–1947 гг.

от

благодарных жителей

хутора

Бронзовая Коса

В рыбаксоюзе и в порту, где базировалось поисково-вспомогательное судно, следователь Белуженской районной прокуратуры установил, что на «Буревестнике» все члены экипажа, начиная с капитана и кончая коком, бритые. Бороду носит только помощник механика Николай Георгиевич Минько.

Из порта запросили по радио «Буревестника», когда он прибудет на базу? Капитан ответил: «Через два дня». Но судно пришло на третьи сутки. Следователь прокуратуры и милиционер терпеливо ожидали его в порту.

Когда «Буревестник» пришвартовался к пристани, первой по трапу сбежала на берег Олеся. Капитан, стоя на мостике, крикнул ей:

— Минько! Не задерживайся в городе! Через четыре часа выходим в море!

— Знаю! — помахала рукой Олеся.

«Минько?» — встрепенулся следователь и преградил ей дорогу.

— Простите, гражданка…

Олеся остановилась и с удивлением посмотрела на следователя и милиционера.

— Что вам нужно от меня?

— Вы жена помощника механика Минько?

— Нет. Мы однофамильцы.

— Земляки?

— Да нет же…

— Вы давно его знаете?

— По письмам с войны…

— С войны? — переспросил следователь.

Олеся насторожилась и замолчала.

— Говорите, говорите. Не смущайтесь. Я из прокуратуры.

— Да, с войны, — продолжала Олеся. — Видите ли… Он фронтовой товарищ моего брата… Тоже Николая… У них только отчества разные и годы рождения… Коля был тяжело ранен… Смертельно ранен… И умер на руках…

— Погодите, — опять прервал ее следователь. — Ваш однофамилец на «Буревестнике»?

— Нет.

— Как? — изумился следователь.

— Пять дней тому назад капитан списал его на берег. В Темрюке.

— Эх, черт возьми! — взмахнул рукой следователь, прищелкнув пальцами. — Подождите меня, — кивнул он милиционеру. — Я на минутку, — и вбежал по трапу на борт «Буревестника».

Капитан повторил то, что сказала Олеся, и показал заявление Минько. Следователь прочел заявление и покачал головой.

— Хитрая бестия. Ловок!

— А что такое? — спросил капитан.

— У него такие же контузии, как у вашего «Буревестника» крылья, — загадочно ответил следователь и ушел, оставив в недоумении капитана.

Олесю подвезли на машине к городской прокуратуре. Следователь ввел ее в отдельную комнату, усадил за стол и сказал:

— Вот вам чернила, ручка, бумага. Напишите все, что вам известно о вашем однофамильце.

Олеся отодвинула от себя бумагу, ручку и сердито посмотрела на следователя.

— Ничего писать я не буду.

— Будете, — мягко сказал следователь, улыбаясь ласковыми глазами.

— Скажите: я арестована?

— Задержана, — с той же теплой улыбкой ответил следователь.

— И надолго?

— Напишите, о чем я прошу, подпи́шите и вы свободны до суда.

— Какого суда? — недоумевала Олеся. — Кого будут судить?

— Вашего бородатого однофамильца.

— За что?

— За большие злодеяния. За предательство. За измену Родине. Мы давно разыскиваем его.

Мысли у Олеси спутались, и она развела руками:

— Ничего не понимаю…

— Объясню. Ваш однофамилец, которого списали на берег, скрывается под чужим именем.

— Кто же он?

— Павел Тимофеевич Белгородцев. Уроженец хутора Бронзовая Коса. Из кулацкой семьи. При гитлеровцах был хуторским атаманом. Помните недавнее покушение на жизнь рыбачки Анны Бегунковой во время киносеанса на «Буревестнике»?

— Да, да… Так что же?

— Это его рук дело. Но теперь он будет разыскан и предан суду.

Олеся обхватила руками голову и закачалась на стуле.

— Боже мой!.. Он говорил, что мой брат Коля умер у него на руках… А может, он его… раненого и беспомощного… задушил своими звериными лапами и завладел его документами?

— Все возможно, гражданочка. От фашистского прихвостня всего можно ожидать.

— И это чудовище… Эта мерзость… Этот негодяй домогался взаимности… хотел жениться на мне…

— Ваше счастье, что вы не пошли на эту удочку. Пишите. Время идет.

— Да, да! — спохватилась Олеся. — Сейчас напишу… Я быстро…

Рука ее дрожала, перо прыгало по листу бумаги, но она упорно продолжала писать.

Николай Минько, он же Павел Белгородцев, был задержан в Ашхабаде и препровожден под конвоем в Мариуполь. Оттуда его доставили в Белужье. Задержанный утверждал, что он действительно Николай Минько, а о Павле Белгородцеве впервые слышит. Изменив до хрипоты голос, он возмущался «произволом», который чинят над ним, бывшим фронтовиком, пролившим кровь за Родину.

— Вы, тыловая крыса, понесете суровое наказание за издевательство над бывшим воином-гвардейцем!.. — бросил он в лицо прокурору.

Тогда прокурор решил устроить ему очную ставку с Анкой, но Жуков запротестовал:

— Она еще не совсем выздоровела. Зачем расстраивать и волновать женщину? Отвезите его в хутор на очную ставку с бронзокосцами.

— Да, — согласился прокурор, — это будет разумнее.

— Пусть следователь прихватит с собой и парикмахера.

— Ясно, Андрей Андреевич, — сказал прокурор.

Через полчаса грузовая машина прокуратуры выехала из Белужьего и помчалась в сторону моря. Следователь сидел с шофером в кабинке, а милиционер, парикмахер и арестованный — в кузове.

Когда машина взбежала на пригорок, с которого открылся вид на море и хутор Бронзовая Коса, арестованный сдвинул брови и глаза его тревожно забегали.

— Куда вы меня везете? — спросил арестованный.

Ему никто не ответил.

— Я спрашиваю…

— Арестованным на вопросы не отвечают, — прервал его милиционер. — И задавать вопросы арестованный не имеет права.

Машина скатилась вниз, к хутору, пропылила по улице и остановилась возле сельсовета. Арестованного ввели в кабинет Анки. Там за письменным столом сидела Таня… Увидев арестованного, Таня отшатнулась. У нее задрожали губы, а широко открытые голубые глаза застыли, словно омертвели.

— Садитесь, — сказал милиционер, указывая арестованному на диван.