Василий Дюбин - Анка

— Не опоздаем? — Анка с беспокойством посматривала в сторону «Буревестника», у бортов которого бросали якоря и швартовались рыбачьи суда.

— Успеем, — сказал дед Фиён, подтягивая к просмоленной стойке конец невода. Он закрепил его, перекрестился: — Слава богу, и мы справились, — и сел у руля, положив руку на румпель. — Ну, морячки, поднять парус!..

Южные сумерки сгущались быстро, и плотная тьма ложилась на воду. Умело брасуя парусом, Дарья вела баркас легко и торопко. На «Буревестнике» засверкали гирлянды электрических лампочек. Оттуда доносилась и становилась все слышнее музыка. Баркас подошел к носу «Буревестника». На его палубе было людно и шумно. Фиён бросил якорь, и когда баркас пришвартовался к борту «Буревестника», старик, придерживая штормтрап, помог Анке и Дарье взобраться на палубу.

— А вы, дедушка? — спросила Анка, перегнувшись через бортовые поручни. — Давайте наверх.

— Нет, — помотал головой Фиён.

— Давайте, давайте, — настаивала Дарья. — Ох, как тут весело!

— Веселитесь, милые, на здоровье, а в мои годы — покой дороже всего, — и Фиён стал укладываться на корме баркаса.

На кормовой палубе большая группа рыбаков слушала лекцию о международном положении. К услугам рыбаков на «Буревестнике» имелось все необходимое: парикмахерская, душ, медпункт, читальный зал и даже небольшой магазин.

Дарья встретила знакомых из Кумушкина Рая, откуда она была родом. Рыбаки подхватили ее и увели в буфет угощать чаем с печеньем и конфетами. Приглашали и Анку, но она отказалась.

После лекции для молодежи дали на десять минут танцевальную музыку. Потом механик установил кинопередвижку и начал демонстрировать фильм «Жди меня», который так хотелось посмотреть Анке. Экраном служил белый парус, покачивавшийся за кормой баркаса. Рыбаки расселись прямо на палубе. Анка устроилась на бочке, стоявшей немного позади киномеханика. Она сидела, свесив ноги, и неотрывно смотрела на импровизированный экран-парус.

Шли кадры прощания летчика с женой. Вот он снял со стены тарелку, бросил на пол, разбил ее вдребезги «на счастье», но тут же по экрану поползла причудливая тень… Это вышел кто-то из машинного отделения и, пробираясь между сидевшими на палубе рыбаками, попал в поле зрения объектива проекционного киноаппарата.

— Кто там застит?

— Не заслоняй, пугало!

— Да огрейте его веслом по хребтине! — закричали рыбаки.

Нарушитель порядка весело огрызнулся:

— Горячий народец, — и в темноте кивнул киномеханику.

Яркий сноп голубых лучей проекционного аппарата ударил ему в волосатое лицо. Анка вздрогнула, и ее сердце похолодело… Пальцы рук цепко впились в ребристую клепку бочки… Она почувствовала, как ее начала бить мелкая дрожь… Эти глаза, черные и обжигающие, наполненные волчьей яростью, похожей на вскипающую смолу… Это родинка под левым глазом… маленькое темное пятнышко… Волосы цвета воронова крыла, колечками спадавшие на высокий лоб… Густые брови, сросшиеся у переносицы… Все это напоминало ей того, кого она ненавидела каждой своей клеточкой.

«Неужели?..» — едва не вскрикнула Анка.

Она не успела определить: стар был или молод тот, с бородой, что вышел из машинного отделения… Да это было теперь и не важно для нее. Глаза, молодо сверкнувшие, и родинка сказали все…

Тень проплыла мимо Анки и, покачиваясь, стала удаляться к носовой части судна. Анка спрыгнула с бочки и метнулась вслед за тенью. Настигла ее у входа в кубрик, Тень застыла… Анка, вытянув шею, напряженно всмотрелась и увидела не лицо, а только черное пятно, на котором зловеще светились две круглые точки. Так в темноте ночи светятся глаза волка.

— Ты?!! — горячим шепотом воскликнула Анка, содрогаясь, от приступа нервной лихорадки. — Ты?!..

Помнит Анка, как от сильного удара чем-то металлическим по голове у нее зазвенело колокольцами в ушах, а перед глазами поплыли иссиня-фиолетовые светящиеся круги… Она отшатнулась, сделала несколько шагов назад, стукнулась спиной о бортовые поручни. И еще помнит, как ее подхватили за ноги и столкнули за борт…

Баркас дремотно покачивало легкой волной, но дед Фиён не спал. Он лежал на корме, смотрел на перемигивающиеся в темном небе яркие звезды и слушал музыку. На палубе «Буревестника» было людно и шумно.

Наконец все стихло, погасла гирлянда электролампочек, и только две светлые точки висели на мачтах. Голубые лучи упали на развернутый за кормой белый парус, и дед Фиён услышал мягкое и частое потрескивание проекционного киноаппарата, похожее на отдаленное стрекотание кузнечиков. Баркас, позвякивая якорной цепью, то отходил от «Буревестника» на два-три метра, то снова пришвартовывался к его борту.

— Вздремнуть, что ли? — решил дед Фиён и потянул на себя винцараду.

В ту минуту он услышал какой-то неясный шум на борту «Буревестника»; как ни вглядывался, ничего в темноте не увидел. И еще услышал дед Фиён слабый хриплый вскрик гнева и отчаяния и падение тела в воду между бортами «Буревестника» и баркаса.

— Человек за бортом! — неистово закричал дед Фиён и стал торопливо снимать с ног сапоги.

«Человек за бортом!.. Человек за бортом!..» — тревожно прокатилось по палубе.

Киномеханик прервал демонстрирование фильма. Вспыхнула гирлянда разноцветных электрических лампочек. Первым на голос деда Фиёна бросился Виталий Дубов. Перегнувшись через поручни, он увидел деда Фиёна, который, вцепившись левой рукой в борт баркаса, правой поддерживал на воде бесчувственное тело Анки. Виталий быстро спустился по штормтрапу, прыгнул в баркас. Он сбросил с себя сапоги и опустился в воду. Подоспели еще двое рыбаков и помогли ему и деду Фиёну втащить Анку на баркас.

— Крамболом! Крамболом поднять ее! — посоветовал кто-то из рыбаков.

Судорожно заработала лебедка, поворачивая стрелу. В баркас спустили сетку, предназначенную для мягкого тючного груза, уложили на нее Анку, подняли на борт.

— Ко мне ее! — распорядился судовой врач. — Быстрее, быстрее, товарищи…

Анку унесли. Из кубрика вышел Николай Минько. Он был в трусах. Позевывая, Николай разглаживал пушистую бороду. Увидев пробегавшую мимо с испуганным и тревожным выражением лица Олесю, окликнул:

— Леся, что случилось?

— Одной рыбачке кто-то голову проломил и бросил ее за борт, — на ходу ответила Олеся, не взглянув на Николая.

— Какое варварство, — покачал головой Николай. — Что он, сукин сын, с ума спятил?..

— Нормальный человек этого не сделал бы, — заметил один рыбак.

— Насмерть? — интересовался Николай.

— Пока дышит. А выживет ли, кто знает. Кровью изошла, бедняжка.

— Отдаст концы и в память не придет, — сказал другой рыбак.

— Какой же это подлец поднял на женщину руку? — возмущался Николай.