Василий Дюбин - Анка

— Хворый я… — и схватился за грудь.

В зале взволнованно зашептались:

— Нарочно или всерьез?

— Чужая голова — темный лес.

Судья, звякнув колокольчиком, сказал Тимофею:

— Садитесь.

Всегда гордый, осанистый, с приподнятой головой и презрительным взглядом дерзких глаз, великан Егоров, правая рука Тимофея, теперь стоял неказистый, с опущенными плечами, словно что-то давило их книзу, и невнятно отвечал на вопросы судьи:

— Всегда по чести трудился… Теперь виноват немного. Освободите…

— Вы будете отвечать?

— Всегда по чести…

— Достаточно! — прервал его судья. — Садитесь.

К барьеру приблизился Урин и, не дожидаясь вопроса, заявил:

— Никогда под судом не был и теперь не виноват.

— Подсудимый Урин! Ждите вопросов и тогда отвечайте.

— А на что и за что отвечать?

— Подсудимый Урин! — повысил голос судья. Выждал минуту и к защитнику: — Пожалуйста.

— Скажите, по каким причинам вы сбежали с хутора? Не было ли какого гонения на вас, не притеснял ли кто? — спросил защитник.

— Сам уехал. По делам.

— По каким и куда?

— Это мое личное дело.

— А почему не возвращались домой?

У Урина побагровела шея, затряслись пухлые щеки.

— Домой? — он уставился на защитника. — А если нет его у меня? — и крикнул в зал: — Видали, за что судят? И кого? Почему тех не судят, кто отобрал у меня подворье? Кто разорил меня?.. — Не обращая внимания на окрики судьи, тряся головой, заколотил кулаками по барьеру: — Разорили!.. Отобрали! Кровное отняли!.. и… и… — он поперхнулся, опустил руки и смолк. Возле него стояли два милиционера.

— Увести из зала суда, — распорядился судья и вызвал Машкова.

Тот быстро поднялся и по-военному вытянулся перед барьером.

— Где проживаете?

— В городе.

— Чем занимаетесь?

— По мелочи.

— Торговлей, что ли?

— Да.

— Чем именно?

— Рыбешкой кое-какой.

— Вы рыбак?

— Нет.

— Что вы можете показать по делу?

— Да что… — Машков разгладил усы, взглянул зачем-то на свои ноги и сказал: — Месяца четыре назад меня познакомил с Уриным мой кум, Филатов. Теперь он помер. А Урин с Белгородцевым свел. Белгородцев раза три привозил мне рыбу свежаком. Она тухла и шла плохо…

— Где продавали?

— На базаре. Так вот, тухла. Ну и порешили коптить. Ну, приехал я на ерик первый раз за всю жизнь и… — он развел руками.

— Подсудимый Белгородцев! Машков показывает, что вы три раза привозили ему свежую рыбу. Правильно он говорит?.. Что ж это вы, обманывали народ, обманывали власть, а теперь обманываете суд? Подсудимый Белгородцев! Отвечайте…

Тимофей молчал.

— Вот так хлюст! — проговорил кто-то в зале.

Машкова сменил Краснов. Комкая в руках картуз, он виновато смотрел в глаза судьи и давал показания.

— …Егоров подбивал все время, а я отказывался. Говорил, что верных людей теперь нету, положиться не на кого.

— И вы согласились помогать тем, кто срывал план улова, кто передавал рыбу в руки спекулянтам?

— Гражданин судья… Как же не пойдешь на это, когда по горло в долгу у Белгородцева? Всю жизнь должен ему. Думалось, что управлюсь… Как-нибудь расквитаюсь с ним… Детей-то у меня целых пять гавриков.

— Почему в артель не шли?

— Она сама была малосильной… Это теперь у нее мотор…

— Нужно было укреплять ее.

— Кто знал… — сокрушенно произнес Краснов.

Последним допрашивали Панюхая. Он стоял, сдвинув за ухо платок, скосив глаза на судейский стол.

— Я спрашиваю, — второй раз обратился к нему судья, — признаете вы себя виновным?

Панюхай опустил на грудь голову, поразмыслил и ответил:

— И как вам сказать, гражданин судья? И виноват, и будто нет. Сам не знаю, за что меня засудить пожелали?

— Кто вас пригласил в ерик?

— Да все он же, благодетель… Тимофей Николаич.

— В чем выражалось ваше участие в этом деле?

Панюхай непонимающе посмотрел на судью.

— Что вы делали?

— В караульщиках состоял.

— Платили вам?

— Где там, — он махнул рукой. — Винцараду дали, вот и все. Обещали… А пока на своих харчах состоял.

— Где вас поймали?

— Под кустом.

— И вы не пытались бежать?

— Не помню. Я во сне был, а меня разбудили… — и вздохнул: — Зря…

— Что вы еще можете показать?

— Не знаю. Я всего пять дней караулил.

— И те проспали?

— А как можно человеку не спамши? Рыба, и та спит.

— Садитесь…

В зал ввели свидетеля — подгорного рыбака. Он подробно рассказал, как раскрыли коптилку и арестовали виновных. Затем вошла Анка. Панюхай заерзал на скамейке, без надобности стал поправлять платок на голове.

— Анка… Что ж ты, чебак не курица…

— Подсудимый Бегунков! — одернул его судья и обратился к Анке: — Свидетельница Бегункова, что вам известно по делу обвиняемых?

Анка повторила то, о чем рассказывал первый свидетель.

— Вы арестовывали?

— Я.

— Сопротивления не было?

— Белгородцев Тимофей один раз толкнул меня.

— Подсудимый Белгородцев! Значит, вы оказывали физическое сопротивление?

Тимофей ощупывал рукой грудь, болезненно морщился и не отвечал. Но когда позади пробежал шепоток и послышались равномерные шаги, он оторвал от груди руку, расправил на лице морщины и резко обернулся: в зал входил Павел. Поравнявшись с подсудимыми, Павел остановился. Со всех сторон к нему устремились напряженные выжидательные взгляды.

— Свидетель Белгородцев! Подойдите ближе.

Павел уперся глазами в пол, ссутулился и только после вторичного предложения судьи неуверенно шагнул к барьеру. Тимофей повел головой вслед сыну.

— Что вам известно по делу обвиняемых?

Зал замер.

Павел украдкой, исподлобья взглянул на отца и направился к двери, проговорив:

— Не могу…

Его задержал милиционер, вернул на место.

— Говорите, Белгородцев. От суда ничего нельзя скрывать.

Павел умоляюще взглянул на судью:

— Спросите других… Все знают… Они тоже были в ерике…

— Вы скажите, при каких обстоятельствах обнаружили коптилку. Суд должен услышать от вас. Вы главный свидетель.

После долгой паузы срывающимся голосом Павел сказал:

— Над ериком… коня в хомуте повстречал… Думал… несчастье какое… с отцом… Поехал искать… Ну… услыхал… гомонят люди. На брюхе полез… и наткнулся… В хутор поскакал… в совет… и…

— Заявили?

— И… заявил.

— Сукин сын… — прошептал Тимофей, схватившись за голову.

— Что же побудило вас… — судья помолчал секунду, — выдать отца?

— Он крал у меня рыбу… Под суд меня норовил… Погубить хотел… А сам не подписывал договоренности… Я же… по чести трудился…

— Садитесь. — И судья обратился к присутствующим: — Ввиду ясности дела суд определяет прекратить дальнейший опрос свидетелей. Судебное следствие по делу объявляется законченным. В порядке прений слово предоставляется общественному обвинителю.