Василий Дюбин - Анка

— Передашь Анке. А на словах скажи ей, что у меня бронь, на фронт не возьмут. Хорошо зарабатываю. Какого ей рожна еще надобно?

— Письмо передам, — пообещал Бирюк.

— И поговори с ней… Слышь?

— А уговаривать не стану. Мне от ваших любовных дел тошно.

— Сделай это, прошу как друга.

— Вот пристал, аспид. Ладно, поговорю. Распишу тебя, как икону. Молиться будет. А коньяком угостишь?

— Спрашиваешь… Дюжину бутылок с собой в хутор повезешь.

— Много. Хватит и полдюжины, — смилостивился Бирюк.

Из кухни послышался голос Зальцмана:

— А ну, молодежь! Пожалуйте кофе пить!

— Идем, Моисей Аронович! — и Павел увел земляка на кухню.

Бирюк возвратился в хутор на второй день перед вечером. Он привез все необходимое для канцелярии сельсовета, чего не могла достать Анка в Белужьем.

— Да ты, Харитон, просто молодец! — похвалила она.

Бирюк смущенно пробормотал что-то и вынул из кармана конверт.

— Вот вам, Анна Софроновна…

— А это что?

— Письмо… от него. А на словах просил передать вам, что он забронированный и на фронт его не возьмут.

— От Павла, что ли?

— Ну да. И еще просил передать, что хорошую деньгу зашибает, живет богато.

— Послушай, Харитон… Ты знал, что письмо я читать не буду. Зачем же ты взял его?

— Да говорил я ему, аспиду, — загудел Бирюк, зло глядя из-под нахмуренных бровей, — что Анна Софроновна и чихнуть на тебя не пожелает, а он все свое долдонит — «передай да передай». Отвязаться от него не мог. Липучий, чертяка, ровно банный лист.

— Ты заходил к нему?

— Упаси бог… На улице невзначай встретил. Я таких друзей-товарищей сторонкой обхожу. А тут столкнулись. Да мы с ним, когда он в хутор приезжал, еще в тот раз, в моей хибаре сцепились. Ну, я его и брякнул чувствительно, аж кровать поломалась. Прощения вчерась пришлось просить.

— Где же ты ночевал?

— В Доме колхозника.

— Ладно. Дай-ка сюда, — Анка написала на лицевой стороне конверта «Адресат выбыл», вернула письмо Бирюку. — Опусти в почтовый ящик.

— Вот угораздило меня повстречаться с этим аспидом забронированным, — проворчал Бирюк.

Но прежде чем отправить обратно Павлу письмо, он вскрыл конверт и вложил в него записку:

«Говорят, паны дерутся, а у мужиков чубы трясутся. Вы любовь крутите, а у меня поджилки дрожат от страха. Она, сука злая, и слышать о тебе не желает, и письма твоего не читала, швырнула мне в морду. Хорошо, что еще не поколотила или с работы не прогнала. Помни, что снес я эту обиду ради нашей дружбы.

Харитон».

С фронта приходили тревожные вести. Красная Армия отходила на восток.

Уже была оставлена Молдавия, и советские батальоны, полки и дивизии, истекая кровью, бились в степях Украины, стояли насмерть под Одессой. По радио сообщали, что и по всей Белоруссии шли ожесточенные бои. Но и там, в лесных чащобах, где только вчера прошел противник, сегодня уже действовали мелкие неуловимые отряды народных мстителей. Партизаны нарушали коммуникации, взрывали мосты, пускали под откос вражеские воинские эшелоны.

Огненный шквал войны уже вскипал у Днепра, приближался к Азовскому побережью. Но это не могло остановить или замедлить ход напряженных работ бронзокосцев. Днем и ночью выходили они в море и возвращались с доверху наполненными рыбой трюмами.

Как-то в хутор вновь наведался Жуков. Бледность его бескровного лица говорила о том, что он крайне переутомлен. Однако секретарь райкома старался держаться бодро.

Проезжая мимо сельсовета, Жуков услышал, как кто-то окликает его. Он протянул руку к баранке, и шофер остановил машину. Жуков обернулся и увидел Васильева, высунувшегося из окна Анкиного кабинета.

— Ты к нам? — крикнул Васильев.

— К вам.

— Заходи сюда. Тут все в сборе.

Жуков вышел из машины и направился в сельсовет. В кабинете были Анка, Душин с женой, Евгенушка, Дарья, жена Васильева.

— Доброго утра, товарищи! — приветствовал их Жуков. Он посмотрел на Анку, сидевшую у радиоприемника, понимающе кивнул, тихо прошел к дивану и сел возле Евгенушки. — Сводку слушаем?

— Слушаем, Андрей Андреевич, — вздохнула Евгенушка. — Шибко шагают людоеды.

— К своей могиле торопятся.

— Все, — Анка выключила радиоприемник. — Вот, Андрей Андреевич, как видите, нерадостные вести.

— Наступят и светлые дни. Они будут приносить только счастливые вести.

— Когда же? — и глаза Евгенушки загорелись надеждой.

— Предугадать невозможно. Но такие дни наступят несомненно. А что Виталий? Пишет? — спросил он вдруг.

— Нет. Еще ни одного письма не получила.

— А твой сокол, Анка, дает о себе знать?

— Молчит. Словно в воду канул.

— Да-а… — задумчиво произнес Жуков, глядя в пол. — Вот и я получил последнюю телеграмму от жены из Свердловска, а потом она… тоже как в воду канула. Самое разумное было бы — остаться ей на Урале.

Васильев подсел к Жукову, спросил:

— А как у вас дела с уборкой?

— Неважные, Григорий, — Жуков сразу посуровел. — В случае чего, придется сжигать хлеб на корню… Ни зернышка не оставим гитлеровской саранче, душа из нее винтом… — Он выбросил перед собой руки кверху ладонями, потряс ими. — Вот чего не хватает… Рук, рабочих рук…

— Поможем, — решительно сказал Васильев.

Жуков порывисто поднялся с дивана, несколько секунд смотрел на председателя колхоза, светлея в лице.

— То есть?..

— Пошлем на уборку хлеба наших женщин и девушек.

— А путина?

— Управимся и без них.

— Но-о… согласятся ли они?

— Согласятся, не сомневайтесь, — заверила Анка.

— Мы все пойдем убирать хлеб, — поддержала подругу Евгенушка. — Верно говорю, товарищи женщины? — она окинула взглядом Дарью и жену Душина.

— Верно, верно, — кивнул головой Душин. — И Дарья, и моя жена поедут на уборку хлеба в колхоз, а ты будешь дома сидеть.

— Почему? — возмутилась Евгенушка.

— А потому, — спокойно продолжал Душин. — Случись с тобой сердечный припадок, что делать? В поле медпункта нет, вот и будешь только обузой для других.

— Я не из нежных… рыбацкой закалки.

— «Наркомздрав», Евгения Ивановна, прав, — заключил Жуков. — Ну, спасибо, порадовали вы меня. Сейчас поеду в колхозы «Октябрь» и «Красный партизан». Может, и они подсобят колхозникам.

— Рыбаки — народ сознательный, отзывчивый. Тебе ли, Андрей, не знать их? Помогут.

— Знаю, Григорий, потому и дружу с рыбаками, — заулыбался Жуков. — Значит так: завтра же люди должны быть в Белужьем, а райисполком распределит их по колхозам. Я поехал. — У двери остановился, посмотрел на Анку. — Возьми на себя руководство вашей женской бригадой. — И к Васильеву: — Подходящая кандидатура?

— Нет, — возразил Васильев. — А кто будет…

— Революционный порядок на хуторе блюсти? — засмеялась Анка. — Я думаю, Андрей Андреевич, что на время моего отсутствия товарищ Васильев вполне справится, совмещая должность председателя колхоза и председателя сельсовета.