Ефим Пермитин - Три поколения

Кольцо белых сжималось.

— Продержимся еще полчасика и в темноте ударим на правый фланг, — передал по цепи Ефрем Варагушин.

И вот тогда не слышавший и не видевший ничего, расстрелявший патроны Алеша Белозеров, в синих трусах и полосатой майке, вскочил на бруствер и, размахивая винтовкой, крикнул:

— Ура! Ура!..

Горсточка оборванных, наполовину безоружных людей поднялась и бросилась за ним на превосходящего во много раз по численности врага.

Пулемет широким стальным веером сметал большевиков. Люди спотыкались, падали. Некоторые поднимались и снова бежали, некоторые ползли с судорожно сжатыми винтовками.

Дрогнувшая было в первый момент цепь белых оправилась и с торжествующими криками стала смыкаться вокруг тающей на глазах группы большевиков.

Впереди других, с обнаженной шашкой, с широко раскрытым ртом, бежал густобородый, приземистый вахмистр Никита Солнцев. Он уже успел зарубить раненного в руку татарина Рамазана Алимова, бежавшего справа от Алеши Белозерова.

Ефрем Варагушин, расстрелявший все патроны, перехватил винтовку за ствол и, выдвинувшись в сторону вахмистра, приготовился к встрече. Солнцев тоже увидел Варагушина. Не опуская занесенной над головой правой руки с шашкой, левой он расстегнул револьверную кобуру. Варагушин прыгнул к нему, но Солнцев, точно споткнувшись, упал лицом вниз, и шашка, гремя, отлетела к ногам Ефрема. Бежавший на Алешу молодой черноусый казак и рядом с ним двое казаков тоже упали. И тут только Варагушин увидел выскочившего из-за штабелей леса у берега Иртыша Гордея Корнева с десятком уцелевших бойцов.

— Ур-ра! Ур-ра! — радостно закричал Варагушин.

— Ур-ра! — подхватили все, кто только еще мог кричать.

Храбрость сильнее оружия, грознее численного превосходства. Сомкнувшуюся было цепь белых прорвали. Берег Иртыша был рядом. В поводу у одного из бойцов засады Варагушин увидел прекрасную белоногую лошадь. На нее двое большевиков безуспешно пытались посадить раненного в живот Михаила Окаемова.

— Товарищи, бросьте… Бросьте, прошу вас… — чуть слышно шептал он помертвелыми губами.

Красивое, гордое его лицо от потери крови и нестерпимой боли было, неестественно бледно. Правой рукой Окаемов указывал на штабеля леса и что-то шептал. Левую прижимал к ране, и по ней, между пальцами, сочилась кровь.

— Бревна… плахи… — услышал склонившийся к нему Ефрем Гаврилович чуть внятный шепот Окаемова.

— Бросайтесь в воду! С плахами! С бревнами!.. — закричал Варагушин скопившимся за штабелями леса товарищам.

Михаил Окаемов вскинул на Варагушина налитые страданием девически прекрасные свои глаза в густых черных ресницах, и радость мелькнула в них.

Варагушин с Гордеем Миронычем решили привязать Окаемова к седлу и вплавь перебивать быстрое течение реки. Но совсем было ослабевший Окаемов, собрав все свои силы, вырвался у них из рук.

Приседая и вновь поднимаясь, он пошел навстречу бегущим колчаковцам. В правой руке он держал поднятый с земли булыжник, левой по-прежнему крепко вжимал простреленный живот.

Вот Михаил повернулся к товарищам мертвенно-белым лицом и кивнул им головой в последний раз.

Вот он снова сделал шаг в сторону колчаковцев и присел на корточки от пронзившей все его существо неимоверной боли. Казаки уже окружили его со всех сторон. Уже бросились вязать его, стараясь захватить живым. Но Михаил Окаемов поднялся во весь рост и с непостижимой силой дважды взмахнул рукой и опустил тяжелый булыжник на обступивших его врагов. Два казака упали к его ногам. Сбоку, сзади, над головой Михаила Окаемова взвились сабли, приклады, и он медленно-медленно стал падать на вытянутые вперед руки, точно собираясь нырнуть в воду. А освирепевшие белогвардейцы все еще рубили шашками и кололи штыками уже мертвое красивое, сильное тело Окаемова.

Алеша Белозеров не умел плавать, но, прижатый к крутому берегу Иртыша, он вместе с товарищами кинулся в воду и схватился за брошенную кем-то доску.

Он помнил, как после залпа ему обожгло плечо, а двое товарищей оторвались от доски, и на месте их голов расплылись густые черно-багровые пятна по воде… Сцепившиеся вокруг доски руки Алеши так зашлись, что он с трудом разомкнул их, когда в непроницаемой темноте течением реки его выбросило на незнакомый берег.

Алеша лежал вниз лицом, вдыхая запах облитых росою трав.

И на берегу ему все еще казалось, что земля колышется под ним. Такое же ощущение он испытывал после первого продолжительного плавания на пароходе.

В лугах скрипели коростели, били перепела. Алеша повернулся на бок и от боли в плече вскрикнул. Рука от пальцев до ключицы распухла и одеревенела. Входное отверстие пули, у венчика плеча, чуть прощупывалось, но выходное было велико, из него сочилась кровь. Алеша с трудом снял мокрую майку и кое-как перевязал рапу.

«Где я? Куда меня унесло?..»

Цепляясь за кочки, за траву, он пополз на крутой берег. Но, вспомнив о доске, вернулся и спустил ее на воду. Течение подхватило доску, повлекло ее в туманную зыбь. «Утром будут искать вдоль берега…» Алеша расправил прибрежную осоку.

Над лугами плавал туман. После тюрьмы запах скошенных трав бил в голову, как крепкое вино.

Алеша сделал несколько неуверенных шагов по лугу. Из-под ног с испуганным кряканьем сорвалась утка. Алеша похолодел. «С крыльями!.. Летает…» Ему тоже захотелось скорее уйти от берега, где его обязательно будут искать утром. Но туман был густ, а луг изрезан озерками, усыпан кочками. Полчища комаров набросились на него. Алеша решил укрыться где-нибудь до рассвета.

Вскоре он наткнулся на копны и забрался в одну из них. Теплое сено пахло чем-то мирным, знакомым с детства. На мгновение Алеше показалось нелепым сном, что его, безобидного, доброго, кто-то будет разыскивать, как хищного зверя. Но вчерашний день сделал его намного старше. Алеша осторожно высунул голову и посмотрел, не оставил ли следов, взбираясь на копну.

В тепле и покое он ощутил голод. Взял в рот былинку, пожевал и выплюнул. «Главное — не распускаться, держать тело в подчинении духу».

Алеша не помнил, откуда он взял эту фразу. Ему даже показалось, что она неожиданно пришла ему в голову, чтоб заглушить голод. Он задремал.

Утро объявили проснувшиеся птицы. Алеша открыл глаза. Ветерок колыхнул пелену тумана, и она, как сказочная молочная река, потекла вдоль луга. С удивлением горожанина Алеша наблюдал, как обнажалась от тумана луговина, оставляя на кошенине дымчатые капли росы, как выступали кустарники, темно-зеленая осока и луговые озерки. Точно невидимая рука медленно совлекала полог с большой, ярко выписанной картины.

«Пора!» Алеша хотел выпрыгнуть из копны и перебежать в дальние кусты, но на только что освободившейся от тумана дороге увидел фигуру всадника.