Виталий Закруткин - Плавучая станица

Макеева обмахивала голые ноги подолом юбки. Елену как будто выкупали в реке: туго обтягивая крепкую грудь, ее белая кофточка прилипла к плечам, потемневшие пряди волос вились по влажным, разгоряченным щекам, и все красивое, слегка располневшее тело пахло потом и духовитой пшеничной пыльцой.

Макеева тоже оглядела большое поле и глубоко вздохнула.

— Хороший хлеб, — повторила она, — а все потому, что руки до него приложены были. Без рук ничего бы не уродилось. А тут прошлый год под черным паром земля отдыхала, от сорняков мы ее очищали, культивировали сколько раз, семена протравили, посев пололи, навозной жижей его подкармливали. Если б не наводнение, мы бы тут по своему труду, знаете, сколько хлеба взяли!

Стащив с головы косынку и оправляя волосы, Макеева повернулась к Груне.

— Это у ваших рыбаков по-другому строится, — засмеялась она, — они одно знают — ловят. Есть рыба — слава богу, а нету — значит, скажут, что нема рыбки, — и все. Оно так и получается, что не люди над рекой хозяйнуют, а река над людьми…

Женщины стали говорить о станичных новостях, о товарах, которые поступили в сельпо и рыбкооп, о том, что посажено на огородах и у кого какие удались огурцы, помидоры, капуста. Груня слушала то, что они говорили, жадно вдыхала запах хлебной пыльцы и думала о словах Макеевой. «Это правда, — думала Груня, — они работают лучше, чем мы, и нам давно пора браться за ум, потому что мы очень плохие хозяева».

Потом она подумала о том, что рыбоводный завод скоро будет построен и они с Василием станут обучать рыбаков-комсомольцев: покажут, как надо следить за аппаратами, воспитывать мальков, устанавливать режим питания. Они будут учить других и сами будут учиться, и в колхозе вырастут новые люди, которые станут хозяйничать на реке так же, как Елена Макеева хозяйничает на земле.

Не успела она подумать о Василии, как Марфа подвинулась к ней ближе и спросила, заглядывая в глаза:

— Что же, Грунечка, вы, должно быть, скоро заберете до себя моего квартиранта?

— Я не знаю, Марфа Пантелеевна, про что вы говорите, — смутилась Груня.

— Ну как же! Вся станица говорит про это: дескать, Грунечка Прохорова замуж за инспектора выходит. Вы ж гуляете с Василь Кириллычем, люди говорят… А чего вам! Он человек славный и вас любит… И домик уже для него из города привезли. Хороший, говорят, домик, разборный. Вот и поселитесь вы с Василь Кириллычем в этом домике…

— Давай вставать, Марфуша, — перебила Макеева, оглядываясь, — а то наши хлопцы уже третий раз загон обходят, не догоним…

Они поднялись и пошли навстречу приближающимся лобогрейкам.

Груня тоже поднялась.

Отсюда, с вершины холма, ей хорошо были видны дымок трактора у молотилки, золотящиеся под солнцем скирды соломы, ползущие по степи арбы, далекие женщины-вязальщицы, которые растянулись до самого леса, и все, что двигалось и работало на холме в этот жаркий, пахнущий хлебом день.

И Груня, глядя на все это и вдыхая полной грудью повеявший от реки ветерок, почувствовала, как вдруг исчезает куда-то усталость и все ее тело наполняется волнующей, радостной силой, неразрывно слитой с веселой многородящей землей, с зелеными деревьями, с ясным небом, с людьми, работающими на горячем, палимом яростным солнцем холме.

Перед вечером колхозный обоз возвращался из районной станицы, где находился элеватор. Бригадир транспортной бригады Иван Дятлов, которому было поручено сдавать пшеницу, ехал на передней телеге. Остальные двенадцать подвод растянулись по степи километра на полтора. Особенно отставали две последние подводы. На них ехали продавец сельпо Трифон и Егор Талалаев. У Трифона были в запряжке здоровенные быки сельпо, у Егора — молодые и сытые шлюзовские быки.

Иван Дятлов, высокий парень в полинялом, наброшенном на плечи кителе, оглянулся и тревожно закричал ехавшему за ним следом старому колхознику Устину Слесареву:

— Чего-то у нас Егор и Тришка больно отстают! Оно бы можно сегодня еще один конец сделать, а они гдей-то ворон ловят!

— У Трифона, кажись, переднее колесо рассыпается, — отозвался Слесарев. — Он еще возле элеватора жалился, что спицы, мол, летят одна за другой.

— Чего он там брешет? — раздраженно отмахнулся Иван. — Какие спицы? Я каждую возилку с утра проверял, на всех колесах спицы были целые.

— Не знаю, Ваня. Жалился Трифон на переднее левое.

— А Егор?

— У Егора вроде бороздный бык захромал, ногу, кажись, натрудил.

Иван сердито сплюнул и улегся в длинном тележном ящике.

— Помощники, чтоб им черти так помогали! Одно название только!

Между тем Трифон и Егор отставали не потому, что не могли поспеть за колхозным обозом, а потому, что намеренно придерживали быков, останавливая их через каждые сто шагов.

— Нехай едут! — буркнул Егор, провожая взглядом последнюю скрывающуюся из глаз подводу.

— А ежели кто вернется проверить, чего будем говорить? — спросил Трифон.

— Мы не станем их дожидаться, доедем до поворота и свернем в лес, — сказал Егор. — Уже смеркает, и нам самая пора!

Они добрались до балки и, понукая быков, повернули влево, на заросшую бурьяном лесную дорогу.

Вечерело. Тонкий серпик молодого месяца светился над иссиня-темной чащобой прибрежного леса. В глубокой крутой балке, поросшей вербой и карагачем, тихонько журчала вода. Где-то в лесном озерце призывно крякала дикая утка. Через дорогу, боязливо подняв уши, пробежали два зайца.

— Чтоб вы подохли, проклятые! — выругался Трифон.

— Чего ты там? — отозвался из темноты Егор.

— Зайцы дорогу перебежали — это, говорят, не к добру.

Егор засмеялся:

— Пущай бабы всяким россказням верят, а мы поедем!

Трифон соскочил на землю, закинул налыгач своих быков на задок передней телеги и, забежав вперед, присел рядом с Егором.

— А как же с неводом будет? — спросил Трифон.

— Невод Анисья обещалась загодя перекинуть в лес. Твой братишка ей поможет…

— Ну а ежли нас хватятся на полевом стане?

— Скажем, что товарищ из района перестрел нас и приказал гнать быков до пристани, чтоб запчасти в мэтээс перебросить.

Замысел Егора Талалаева был дерзок и прост: под самым носом у второй рыболовецкой бригады, которая работала на тоне Таловой, засыпать невод, вытащить его быками, забрать весь улов, ночью же отправить рыбу на хутор Атаманский, а там погрузить на пароход и отвезти в город.

Тот участок, на котором Егор думал ловить, располагался в двухстах метрах ниже Таловой тони, на самой излучине, и туда еще с вечера должны были прийти Авдей Гаврилович с племянницей Анисьей и Семка, брат Трифона, чтобы помочь в засыпке невода.

Все сложилось так, как предполагал Егор: они с Трифоном без труда нашли под железной оградой заброшенной часовни спрятанный Анисьей невод, взвалили его на телегу, спокойно объехали горящие на тоне костры и остановили быков у самой излучины. Анисья и Семка уже ждали, лежа на берегу под вербой.