Юрий Ефименко - Маленькая повесть о двоих

Ей-богу, женская красота во всех ее видах и проявлениях — святость!

С этими мыслями он переступил порог собора.

Фейерверк барокко! И устоявшаяся, словно засушенная в огромном застывшем пространстве, тишина. Серая вуаль пыли на скульптуре и лепке. Сумрак, хотя в окна спускалось немало солнца. Свет терялся и рассеивался в пышности убранства. Сумрак делал тишину резче, холод от стен и плит пола ощутимее. Фигуры святых в боковых приделах — молчаливее и насупленнее, а лоскутно-яркие половички на приступке перед ними — нелепее.

Во всем чужой для него дом.

Названцев и в православные церкви-то не хаживал, как делали из любопытства или модного поветрия друзья, посмотреть службу или, пролистав «Иконостас» Флоренского, попытаться так же восхититься воздействием храмовых (не музейных) икон и фресок. Не появлялось охоты.

Чтобы не оказаться слишком незваным гостем, он обошел собор осторожно и почтительно. Возле алтаря служка обметал кучно составленные фигурки. От короткого взгляда служки Названцев поежился, будто вступил сюда неумелым и нерешительным грабителем, вот-вот его окликнут — что это он тут делает?

К выходу, тяготясь теснотой роскоши, Названцев возвращался боковым нефом. Бог с ними со всеми этими соборами! Головной боли не лечат. И поди ему еще не раз все это приснится, как бывало от неожиданных впечатлений.

Названцев вышагивал по крупным плитам, стараясь не наступать на щели между ними,◦— засевшая детская игра! Он поднял голову только в самом конце. И внезапно замедлил шаги. Господи! Да что же это? Перед статуей святой, скульптурой, выкрашенной масляной краской (кощунство жэковского уровня!), у низкой оградки, на коленях молилась до зависти юная девушка. Модная кофточка под яркой курткой, современные, тщательно подобранные украшения и нежный профиль, подобно легко проведенному художником в журнале мод. Тонкие пальцы в предписанном жесте у груди. А ее аккуратная грудь, и чисто округленные коленки, и фигурка, говоря по-старинному, в рюмочку — впору было перекреститься перед явлением! И он знал ему цену: настолько собранная, радостная сердцу красота может встретиться в жизни еще, возможно, только один раз, а скорее, никогда больше не встретиться. У природы запас времени велик, у судьбы — короче.

Неизвестная со всей ее молодостью, открытой модностью и яркой красотой в этом старом сумеречном господнем доме была в его глазах сродни искусственному спутнику в небе Древнего Рима. Ее губы шевелились и взгляд что-то просил или выпрашивал. Что у нее случилось? Зачем она здесь? Что за мольбы в ее возрасте — только и успевай жить да жить, без страха, оглядки и просительства. Столько всего еще дано!

Названцеву было в диковинку застать за настоящей, искренней молитвой человека не из «ущербных» и не из стариков, старорежимных уроженцев, как и не из тех женщин военных годов, кто ставил свечи за своего…

Он узнал девушку с редкой походкой.

Все виденное было малопонятным, стояло торчком в его представлениях, будто перед ним вдруг распахнулась огромная и престранная пещера: с нереальным светом, переливающимся голубым сиянием, и с тонким звоном, словно звучали японские колокольчики. Тянуло зайти в нее, оглядеться и хоть немного разобраться, откуда это и для чего.

Девушка не замечала его, но, кончив молиться, обязательно наткнулась бы. Стоит в двух шагах.

Пора и честь знать — Названцев поспешил уйти. Далеко не тот случай, когда нетрудно было бы и телефон опросить…

Находившись к вечеру, Названцев нашел гостиницу, без долгих ожиданий получил номер на седьмом этаже, вымылся, переоделся и целый час с наслаждением лежал, пока не стали ощущаться оттоптанные за день ноги.

Позвонила дежурная, зашла вскоре. Хорошо ли устроился? Не нужно ли чего-нибудь? Что он посмотрел в породе? Поужинать можно здесь же, на этаже, в буфете, или опуститься в ресторан. Телевизор в холле этажа. Возвращаясь с ужина, он заглянул к ней и опросил, где и когда можно посмотреть церковную службу.

—◦Вы молитесь?

—◦Никогда не видел.

Она взялась за телефон. В ее разговоре понятным было только слово «катедра». И он получил совет съездить завтра в кафедральный собор вместе с объяснением, как туда добираться, и напоминанием, что служба начнется в десять утра.

Придвинув настольную лампу ж изголовью, он взялся за книгу. Подержал ее в руках рассеянно.

Кому молилась девушка? Деве Марии? Да-да, статуя была женской, это он хорошо запомнил. Девушка — Деве… Женский разговор? Красивая — Прекрасной!

Названцеву было славно. Все нажитое до этого дня ровно ничего не значило. Ничего из него не шло на ум. Не нужно было ворошить его — не хотелось, вытаскивать оттуда какие-либо заботы. И заботы другие, и воспоминания будут новые. Куда приятнее и сильнее, любопытнее. Он был в этом совершенно уверен.

Здешняя точно поставленная и спокойная жизнь ему понравилась. И гулять по старинным улочкам Прибалтики, бродить по ним наугад — радость. Он нашел, что от них — зима ли, лето, и на какую ногу ни встань — всегда должно быть вот это тихоструйное чувство, простое и ласковое, непритязательно счастливое, которое он назвал бы — андерсеновским , доступное каждому, если не перестал любить, читать и перечитывать старые сказки.

Выстукивают каблучками принцессы. Принцы и трубадуры проходят рядом. Скользят неприметно феи и волшебники. Вышагивают добрые ремесленники — Город Мастеров! И все они — из девушек Прибалтики, из ее статных мужчин и строгих стариков, из ясных и мягких улыбок ее людей, из их умений и гордости. Из всей Прибалтики — из того, что ее складывает. Даже из акцепта этого приветливого народа, будто звучит в их словах ровный ветер, постоялец моря, дюн и сосновых рощ.

Перед сном он читал «Фантастическую сагу» Гарри Гаррисона, которую начал еще в поезде. Ночью ему снились картинки из нее, он смеялся. А смеяться во сне — великая польза утреннему настроению.

Наутро Названцев поднялся резво, легко, готовый ходить неделю кряду, впитывать хоть весь мир. И наталкиваться на сотни молящихся юных дев.

Он раздернул шторы. Широкое окно во всю стену открыло ему изломы и углы остроребристых крыш, мансарды, печные трубы. Дымки тянулись прямо и высоко, упирались в палево-голубое небо и задергивали горизонт гигантской оградой.

К началу службы он опоздал, не удивляясь тому и не расстраиваясь. Те, кто живет в очень больших городах, привычны ж собственным опозданиям (их раздражают только чужие), внушительный размерами кафедральный собор снаружи выглядел чрезвычайно просто. И вместо врат в него вела скромная дверь, ни дать ни взять — в старый замоскворечный дом. Это слепка подпортило готовившееся впечатление. Внутри оказалось иначе: нежданно роскошно, поразительно богато и подчеркнуто пышно. Роскошь, богатство, пышность обрушивались водопадом. Еще больше удивился он, когда, присмотревшись, заметил (во всяком случае, сложилось такое впечатление): молодые модницы почтительно смотрели в сторону алтаря. Спортивного вида мужчины выстаивали возле них с вниманием к происходящему. Мужчин, как ему показалось, было гораздо меньше.