Берды Кербабаев - Небит-Даг

Аннатувак был щедр — в Сазаклы доставили сборный щитовой домик-столовую и великолепный холодильник «ЗИЛ».

Но однажды Човдурову, Сулейманову и Сафронову пришлось лететь в Сазаклы на самолете по срочному вызову. С этого, может быть, все и началось. Первая скважина внезапно дала газовый фонтан. Летчик сделал посадку вдали от места грозной аварии. Все трое бежали к буровой, увязая по колено в песке и задыхаясь, — там вдалеке голые по пояс люди спасали вышку. Газ бил со страшной силой, и раздавался такой свист, что уже за триста метров от скважины трудно было слышать и понимать друг друга…

Прошло два месяца — новая авария, уже на второй вышке.

За это время щедрый Аннатувак Човдуров построил в Сазаклы баки для воды и солярки, подбросил бурильщикам душевую. На помощь гусеничным тракторам пришла танкетка с брезентовым верхом.

И снова по срочному вызову летели на самолете. Човдуров был мрачен и зол. Сафронов помнит, как он несколько раз в пути отрывисто и резко бросал Сулейманову: «Плохо… Плохо… Плохо…»

— В пустыне всегда нехорошо, — попробовал возразить Сулейманов.

Но Човдуров оборвал его грубо:

— Когда говорим «плохо» или «хорошо» мы, нефтяники, то мы имеем в виду характер недр, а не то, что вокруг нас на поверхности.

И еще помнит Сафронов, как, подлетая к новому месторождению и уже видя в иллюминатор выбросы грязи из скважины № 2, Аннатувак подвел черту под своими размышлениями, громко сказав:

— Ничего не выйдет, бросать надо… Барса-гелмез!..

На посадочной площадке их встретил один из первых поселенцев барханного поселка Атабай, буровой мастер, не знающий уныния и усталости. Может быть, потому, что смолоду не знал он хорошей жизни в кочевом ауле, но именно Атабай, уже пожилой человек с раздвоенной седенькой бородкой, не теряя юмора даже в трудные часы аварий, внушал своим примером бодрость всему коллективу, затерянному в песках.

Словно услышав слова приговора «барса-гелмез», сказанные Човдуровым еще в полете, он встретил начальников жаркой речью:

— Барса-гелмез, ни черта подобного!.. — говорил он. — Я еще здесь руки вымою нефтью! И город здесь будем строить, школы заведем! Детишек сюда натащим, а они нам целый лес посадят!..

Полгода восстанавливали буровую № 2. Човдурова нельзя было узнать: он ни разу больше не побывал в Сазаклы. Каждую старую лебедку нужно было выпрашивать в конторе. Не было больше ни труб, ни транспорта… Дальняя разведка стала пасынком. Човдуров формально не отменял — он и не мог самовольно отменить — работы. Но он не хотел больше делить деньги и средства между тем, во что верил, и тем, во что потерял веру. Он потерял веру в Сазаклы…

По-своему он был прав: оказалось, что скважины по пути к нефти проходят сквозь высоконапорные газоносные горизонты. Каждую вахту бурильщиков подстерегали неожиданности. Вдруг катастрофически возрастало давление, неведомые пласты грозили выбросом газа и пожаром. А когда надо было срочно подвезти по бездорожью барит, чтобы, подмешав его к глинистому раствору, усилить противодавление сверху, — шоферы возвращались ни с чем: после дождя развезло такыры, по ним не проехать…

— Барса-гелмез!..

Андрей Николаевич с тревогой наблюдал за тем, как нарастает конфликт между Човдуровым и Сулеймановым. Опытный инженер, ведающий всем техническим хозяйством, он соглашался с доводами Аннатувака Тагановича: участок дальней разведки тянул всю контору бурения назад — от успехов к авариям. Жить было бы легче без этой дальней разведки, которую черт, видно, за грехи подсунул им не в добрый час. Но по совести он был целиком на стороне Сулейманова. И он в горячие минуты закрытых собеседований, превращавшихся теперь в открытые перебранки, высказывал этот свой взгляд. Сафронов считал так: три года назад выход в пустыню за нефтью был бы не под силу конторе — не хватало станков, транспорт был «впритирку», не было настоящей механической базы. Сейчас совсем другие времена наступают. Пришли могучие двадцатипятитонные краны, отряды бульдозеров и скреперов, гражданская авиация свободно сдает в аренду самолеты. Улучшилась и технология бурения.

— А мы будем ждать, когда нас туда потащат за шиворот?.. — миролюбиво уговаривал Човдурова Андрей Николаевич. — «Барса-гелмез» — это ведь присказка, а сказка вся впереди… Сейчас уже, пожалуй, можно и пойти и вернуться.

Човдуров вскипал от таких слов, и спор разгорался. Аннатувак, видимо, готов был примириться с корректным нейтралитетом Андрея Николаевича, но больше всего боялся, как бы инженер открыто не поддержал геолога.

И все же в это утро, когда песчаная буря налетела на нефтяные промыслы, совсем по-особому, как еще никогда не бывало, ожесточились голоса за дверью кабинета Човдурова. Андрей Николаевич просто не узнавал товарищей — они стали как враги. Никогда Сафронов не слышал, чтобы они с такой яростью бросали друг другу в лицо оскорбления. И не при закрытых дверях — нет, на людях, среди посторонних! Они не угомонились, даже когда совсем чужой человек, председатель подшефного колхоза, протиснулся в кабинет и слушал их. Это был мрачный день. Какой там лирический разговор!..

А началось с события хоть и серьезного, но не столь уж значительного, не предвещавшего бури.

В семь часов утра, как обычно, Андрей Николаевич связался по радио с участком дальней разведки.

— Алло! Алло! — бубнил он в микротелефонную трубку маленькой рации, которую нефтяники ласково называли «Урожайкой». — Алло! Вы меня слышите?.. «Саксаул», отвечайте! Говорит «Акация», говорит «Акация», я уже в полном цвету, черт вас возьми…

И вдруг с первых же слов рапорта начальника участка Очеретько выяснилось, что шутки в сторону, ночь была тревожная. На второй скважине у мастера Атабая пластовое давление газа поднялось до 600 атмосфер, а затем произошел выброс. Очеретько был вызван по телефону на буровую. Когда он в ночном мраке добрался до места происшествия, бригада уже сумела закрыть скважину…

— Как сработал превентор? — нетерпеливо спросил Сафронов.

— Опасности никакой нет. Однако бурение прервано…

Через несколько минут Андрей Николаевич выяснил, летная ли погода, и отправил самолет в район разведки. Затем он позвонил на квартиры Човдурову и Сулейманову. Решили встретиться, как только прилетят вызванные Сафроновым Очеретько и Атабай. Третье дело — распорядился об отправке на аварийную буровую запасного превентора на тот случай, если сумасшедший газ, потревоженный в недрах, станет перепиливать стальной замок, на который заперли загулявшую скважину.

К началу служебного дня весть о событии уже просочилась в город и на промыслы. В кабинет звонили из отделов нефтеобъединения, из горкома партии. Кто-то слышал о происшедшем выбросе, даже будто бы о пожаре, спрашивали, нет ли человеческих жертв. Андрей Николаевич отшучивался и обещал, что скоро все разъяснится: люди летят из пустыни, расскажут, что было, прибавят, чего и не было…