Вера Солнцева - Заря над Уссури

Взвился Семен: не перекипела в нем злоба на карателей, не остыла жажда мести за товарищей в неизвестной братской могиле.

— Товарищ комиссар! Товарищ командир! — взмолился он. — Меня пошлите! Путя теперь изведаны. Сподручнее всего мне идти. В помощь дайте Васю Смирнова. Обмозгуем с ним. Он стал дошлый: в ухо верблюда пройдет и меня проведет… Василь горяч, но научился себя в вожжах держать.

Лебедев колебался, раздумывал.

— А вдруг попадешься Замятину? Узнает тебя…

— Живым я не сдамся, знаю, учен, — возразил Бессмертный. — Акромя Замятина, меня и не знает никто толком, а хорунжий в кабинете сидит. Забыли меня: я для них уже давно труп мерзлый. Вид на жительство мне товарищ комиссар выправил по всем статьям и законам, не подкопаешься…

Вызвали Василя Смирнова, — был он темен, неразговорчив, а как предложили идти в разведку, не колебался, сразу согласие дал и будто повеселел.

— С Семеном Никаноровичем — за большую честь почту… — сказал.

…Недалеко от Амура, около базара, стояла деревянная казарма. Калмыковцы превратили ее в застенок: ближе к Амуру — трупы под лед спускать, следы заметать.

Партизаны кружили неподалеку от казармы — выведывали, высматривали, пытались узнать, кто палачами тут верховодит. Насмотрелись, наслушались, зарубили на носу много важного.

Пришла пора возвращаться в отряд для донесения. Решили по базару, в шуме, до вечера потолкаться, а там тронуться в путь-дорогу.

На базаре стояла китайская харчевня: продавали за хорошую копейку белые горячие пампушки с луком, ханшин, сули корейскую, японскую сакэ, под шумок торговали кокаином, опием.

Уже темнело, когда боевые друзья вошли в харчевню. Осмотрелись. Китаец палочками рис ест. Приезжий крестьянин чайком горячим балуется. В дальнем углу за столом два калмыковца сидят. Рожи у беляков дряблые, вспухшие, под одутловатыми веками бессмысленные, красные глаза — пьяным-пьянешеньки! Грудь нараспашку, язык на плечо. Подсели ближе приятели, прислушиваются. Один бандит шашкой похваляется:

— Я красного как рубанул наискосок, так и разложил. «С нами, говорю, бог и атаман!»

— Нашел чего доброго! Шашкой, — говорит второй. — Я их голыми руками давил. Хр-р… и все…

Сидят, бахвалятся, кто больше зла народу учинил, скалятся, что жеребцы на овес.

Страшно глянул на них Семен. Василь глаз круглых, как фонари, с калмыковцев не сводит. Бессмертный подтолкнул друга:

— Василь! Мотай, браток, быстрее отсюда. Встретимся на Амуре у лесопилки. Давай быстро! — грозно приказал Семен.

Василь подчинился, пошел к двери.

Семен Никанорович встал во весь рост, распрямил плечи и шагнул к калмыковцам:

— Встать, сволочь! Бандиты!.. Кровопийцы!

Осовелые от водки калмыковцы, подчиняясь начальственному непререкаемому приказу, вскочили с мест, вытянулись во фронт, захлопали непослушными веками. Семен Бессмертный выхватил из-за пазухи наган и разрядил его в бандитов. Потом повернулся, побежал.

Бледный Василь Смирнов поджидал его с револьвером в руках.

— Прячь леворверт за пазуху! Зачем ты остался? Вдвоем труднее скрыться. Быстро на базар, в самую толпу. Не беги! Шагом…

Удача! Совсем уже стемнело, и скрылись, ушли от погони богатыри!

Через несколько минут всполошившиеся беляки кинулись искать партизан, но где тут! Обозленные калмыковцы разнесли в щепки, а потом сожгли харчевню.

— Накалился я за эти дни, как камень в костре, боялся — лопну! Прости, Василь, не стерпел! При неудаче мог и тебя подвести, в разведке это последнее дело! Не сердись, друг! — смиренно просил Костин, когда темной зимней ночью шагали они в отряд. — Замученных в вагоне вспомнил, доктора, Митю Юрина, вскипело нутро, похвальбу их слушая, не совладал с собой…

Доложил Бессмертный о результатах разведки, о тяжком проступке своем не умолчал.

Крепко ругнули его комиссар и командир.

— Вы горячку пороли, — возмущался Яницын, — а нам все сорвали: теперь к казарме и подступу не будет — за всеми мало-мальски подозрительными следить начнут…

Лебедев длинную нотацию прочел о дисциплине, о выдержке — слушал, багровел Семен: как школяру, а он и на германской разведчиком был, Георгия на груди носил. Но молчал, не пикнул: кругом виноват, не барышня кисейная — распускать сопли. Взмолился:

— Дайте вину искупить делом! Пошлите в разведку: ждать больше да пережидать сил нет!

Переглянулись комиссар и командир — общую линию выработали.

— Завтра с утра с Иваном Дробовым пойдете к разъезду Красная речка: разведаете точно, сколько там японцев и калмыковцев стоит, как охраняются все ходы-выходы. Дело сложное: Красная речка под особым надзором у Калмыкова — и разъезд и село в нескольких верстах от него. Бывают ли на разъезде американцы? Они недалеко от села казармы занимают. Несут ли и они дозор или только японцы?

Лебедева и Яницына известили, что в Хабаровск прибывает японское пополнение — для следования дальше, к Иркутску. Отряду давалась задача — узнать, когда новые пополнения японцев, после отдыха в городе, тронутся к Иркутску. И главное задание: отряд Лебедева должен взорвать недалеко от Красной речки рельсы и отправить эшелон приезжих вояк прямой дорогой к черту в лапы. Дело серьезное; все надо обмозговать заранее, чтобы осечки не случилось. Лебедев несколько дней совещался со своими помощниками.

— Эх! «Языка» бы нам достать! — вздохнул Сергей Петрович, отправляя партизан в разведку. — Проще пареной репы дело было бы. — И пошутил: — Без «языка» как без ног — не знаешь к врагу дорог. Да как его оттуда выковырнешь? Дело невозможное! Берегитесь, друзья! — предупредил он разведчиков. — Никакого ненужного геройства, никакого лихачества! Задача одна — разведка. Хочешь победы — врага разведай! Сорвем порученное нам задание — позор! Бейте врага в лоб — и он покажет спину. Ты, Ваня, горяч, но умеешь держать себя в узде. Прошу тебя, следи за Семеном, не давай ему воли. Во второй раз, Семен, я не прощу тебе такого риска, который ты допустил в хабаровской китайской харчевне, — чуть сам не погиб и Василя Смирнова под удар поставил…

Семен Костин виновато мотал на широкий ус немилостивые слова командира. «Долго будет помнить и школить. Маху я дал, дурак…»

В разговор вмешался Яницын, который не мог простить Бессмертному срыв задания в Хабаровске:

— Раз навсегда поймите: в разведке вы не принадлежите себе, своим страстям. Я по себе знаю, какой это соблазн — шея врага у твоих рук. А потом — гибель. Зачем? Жизнь надо продать, если случится так, только ценой гибели значительного количества врагов. Вы не дети, знаете, какую неизлечимую рану нанесете отряду, если с вами что-нибудь случится. Итак, други милые, в путь! Осторожность. Внимание. Очень, очень прошу… родные! — дрогнувшим голосом сказал Яницын: отважных воинов, близких по духу людей отправляли они с командиром в трудную, рискованную разведку, полную неожиданных опасностей. — Там уже примелькался каждый человек, и не дай бог попасть на глаза: сразу возьмут на заметку, — предупредил он.