Вера Солнцева - Заря над Уссури

Войска белых откатились к разъезду Ольгохта и станции Волочаевка. Попытки белогвардейцев взять реванш не увенчались успехом: военная инициатива перешла в руки красных.

Белогвардейцы лихорадочно начинают укреплять Волочаевку, стремясь создать могучий и надежный опорный форпост для наступления на войска ДВР.

— Бориска! — мягко обратился Сергей Петрович к Борьке, который, как всегда, не отходил от Лесникова. — Мне надо поговорить с Силантием Никодимычем.

Борька исчез.

— Чего такое, Сергей Петрович? — обеспокоенно осведомился Силантий. — Об чем разговор?

— Вот что, Силантий Никодимыч! Поступило распоряжение о слиянии партизанских отрядов с регулярными частями. Это делается по предложению Серышева.

— Серышев? Самого Серышева видел, Сергей Петрович? — уважительно протянул Силантий. — Ну, каков он? Обстоятельный? Народ его здорово хвалит. За ним, говорят, как за каменной стеной — не пропадешь!

— На меня он произвел очень хорошее впечатление. Человек простой, по-видимому, энергичный, волевой. Ясная, четкая мысль, хорошая, убедительная речь. Человек большой культуры, талантливый, незаурядный полководец. Он поделился планами на ближайшее будущее. Дни нам предстоят решающие. Серышев изучает позиции белых: предстоит грандиозное по своему историческому значению сражение. Позиции белых более выгодны, чем наши. В их руках находится удобная гряда сопок, во главе с господствующей возвышенностью — сопкой Июнь-Карань. Вышина ее, пожалуй, не меньше сорока сажен. Они могут с нее просматривать и простреливать огромные пространства.

Теперь дальше: они держат район, который начинается от деревни Волочаевки и до берега Амура, включая деревню Нижнеспасскую. Вам хорошо известны эти места. Вы представляете фронт предстоящих действий? Ведь это составит свыше двадцати верст. Сейчас белогвардейцы создают мощные укрепления — хотят полностью обезопасить себя.

— Значит, подеремся! — сказал Силантий.

— Чтобы хорошо драться, надо быть подготовленным полностью, — заметил Лебедев. — Мы не прошли настоящей военной подготовки. Придется провести разъяснительную работу среди партизан. У нас есть еще такие, которые при виде кокарды и ромба на народоармейцах приходят в ярость: боятся возврата к старому. «Даешь красноармейскую звезду!» — и баста. Разъясняй им по-простому: форма продиктована жизнью, внешними обстоятельствами, а существенной разницы между народоармейцами и красноармейцами нет.

Лесников в ответ нарочито крепко и ядовито крякнул, но промолчал. Сергею Петровичу виднее, он ученее, больше понимает, а сам Силантий тоже опасливо и недоверчиво косится на кокарду и ромб народоармейцев.

— Вам, Силантий Никодимович, Семену и Ване Дробову придется заниматься вплотную…

— Аленушка с нами? — осторожно спросил Лесников.

— С нами, конечно. А как же иначе? Муженек-то ее мне прислал весточку: там вовсю готовятся. А с Аленушкой уж дошагаем до конца. Пойдет с нами, с товарищам: меньше будет о Вадиме волноваться. Как вы занимаетесь в госпитале?

— Учат, учат нас, — ответил Лесников. — Сейчас перевязками головы занимаемся. Я кое-как кумекаю, а она превзойдет, ежели уж взялась…

Партизанский отряд Лебедева вливался в армейский полк. Поднялась на дыбы партизанская вольница! Как? Разлучать? Вместе дрались, умирали, пили-ели в обнимку, сжились посильнее кровных братьев, а тут разбивают партизанское содружество! Шум. Гам. Несогласие.

— Даешь партизан в одно подразделение!

— Даешь партизанские роты! Вместе кровь проливали, последнюю понюшку табаку делили!

Вышел к ним командир армейский разъяснить — чуть на куски его не разорвали.

— Братва! Да это офицер белый!

— Ребята! В какой оборот мы влипли! Голимый офицеришка!..

И впрямь — галифе широченное из тонкого малинового сукна. Золотые лампасы. Офицерский богатый полушубок. Полковничья папаха из серой мелкой мерлушки.

Партизаны с горячки осмотрели армейского командира с макушки до пяток, — заворачивают оглобли.

— Не пойдем! Обман!

— За что, братва, кровь проливали? Чтобы офицерье нами командовало?

— За что боролись, братцы?..

— Факт — офицеришка!..

Командир стоит, улыбается, руку поднял — слова просит. Подоспел Лебедев, устыдил партизан:

— Командир — потомственный сучанский шахтер!

Пояснил Сергей Петрович: обмундирование на нем трофейное. Когда разгромили Колчака, победителям достались склады с военным имуществом, была и офицерская амуниция. В жестоких боях и походах народоармейцы пооборвались, вот и воспользовались трофеями.

Пошли партизаны с оглядкой в армейские подразделения. Скоро успокоились: всё свой простой народ.

Началась суровая военная учеба, длительная подготовка к решающему штурму Волочаевки…

Хлебнули горюшка! Населенных пунктов поблизости не было; приходилось бойцам ночевать под открытым небом, в сугробах, в стужу; подбросят под бок тальнику, камыша или старой, прошлогодней травы — вот и подстилка! Занимались учебой под плач и хохот зимней вьюги. Холодно. Голодно. Одежонка? Да что говорить! Слабо одеты, поизносились-пообтрепались в тайге. На ином вместо шапки тряпье накручено — чисто гнездо грачиное! Кто в ичигах с соломой, кто в опорках с портянками, а кто поверх ботинок ноги мешковиной обернул и проволокой прикрутил. Народоармейцы тоже не лучше одеты. Всего недостача! А духом никто не падал! И с винтовкою десятки раз выделывали положенные артикулы, и в снегу сыпучем ползали, и с криком штурмовали сопки, готовились:

— Даешь Волочаевку! Ура-а!..

Часами стреляли в цель; кололи штыками; рубили шашками; врезались саперными лопатками в глубокие снега; учились ползать по-пластунски. До седьмого пота усердствовали партизаны; сбрасывали с себя, как шкурку отжившую, былую партизанскую бесшабашную лихость, ненужное ухарство — овладевали точными воинскими знаниями, навыками. Так приказала Родина!

Правда, уже очевидно: проврался генерал Молчанов со своей неумной угрозой — идти на Москву крестовым походом. Правда, уже проваливалась генеральская похвальба:

— К пасхе будем на Урале!

Беснуется, ярится Молчанов: хочется хапуге оправдать доверие заокеанских заимодавцев — продвинуться вперед, на запад. Партизаны теснят незадачливого генерала: штыками, саблями, пиками подкалывают.

Особо зол генерал на счастливого в воинских предприятиях противника своего — начальника Тунгусской группы партизан Ивана Шевчука. Чертов грузчик, деревня деревней, никакого военного образования, а сколько раз предводимые им партизаны обкладывали молчановцев, как медведя в берлоге, сколько раз били и трепали отборных генеральских молодчиков!