Юрий Бородкин - Поклонись роднику

Обедать Логинов пошел к родителям, специально захватив с собой проект, чтобы показать отцу.

— Вот почитай наши ориентиры вплоть до девяностого года, — он положил перед отцом на стол папку.

— Эй, куда хватили! — скептически мотнул седой головой Василий Егорович.

— Все правильно, чтобы решать задачи, надо их формулировать.

Пока Алексей обедал, Василий Егорович листал страницы, сосредоточенно морща лоб.

— Ну, как? — спросил Алексей.

— Признаться, не все мне здесь понятно, ведь в пору моего председательства не было таких серьезных вещей. Мне кажется, кое-что лишнее написали: про климат, почвы, растительность. Что, мы не знаем, какие они у нас? — Василий Егорович вопросительно глянул поверх очков на сына. — Вот смотри, пишут: «Лучшими являются пойменные луга по рекам Сотьме и Катенихе. В прирусловой части поймы: овсяница, мятлик, полевица, манжетка, василистник, василек, вероника длиннолистная, лютик. В центральной части поймы растительность более богатая: щучка, овсяница, лисохвост, мятлик, сныть, манжетка, борщевик, тысячелистник, герань луговая, таволга, различные зонтичные, осоки…» К чему нам эта ботаника? Сказали бы, на территории совхоза имеются хорошие заливные луга — и достаточно.

— Научная, подробная оценка земель составлена не только для нас — и для районных, и для областных организаций. Разве это плохо?

— По-моему, надо добросовестно работать — вот и вся наука.

— Ошибаешься, папа, нельзя жить по старинке.

— Ну хорошо, вот назначили тебе тут разные показатели, а как их добиться-то?

— Я тебе и говорю, важно, что цель поставлена. Задачи вполне выполнимые.

— Чего толковать про девяностый год, тебе впору о сегодняшних делах подумать: зерно из-под комбайнов некуда девать, с пастухом опять начинается морока…

— А что?

— Сейчас ходила в магазин, Мухин там шебутится пьяный, а стадо, видать, гуляет само по себе, — доложила Варвара Михайловна. — Бабы его совестят, так еще больше куражится.

— С самого начала было ясно, что не удержится, — безнадежно махнул рукой Василий Егорович. — Зря ты его и принял.

— Все же свой, белореченский. Думалось, может быть, наконец исправится, да, видно, подведет, — согласился Алексей, поднимаясь из-за стола.

— Куда ты? — спросила мать. — Посидел бы.

— Пойду вправлять мозги этому типу: может быть, он еще околачивается у магазина.

Васька сидел под березой с леспромхозовским шофером. Завидев директора, начал отвязывать поводья лошади. Алексей тряхнул его за воротник:

— Мухин, чего здесь забыл?

— Привет, Алексей Васильевич! — блаженно осклабился Васька.

— Где коровы? Марш отсюда!

— Не шуми, командир! У нас порядок — коровы лежат тут около старицы.

— Не хочешь работать — катись к чертовой бабушке на все четыре стороны! — вспылил Логинов.

— Ша, Васильевич! Я тебя уважаю и с тобой не спорю.

Васька кое-как забрался в седло и медленно направился вниз к реке.

«Шалопут! Пожалуй, и Макаренко ничего бы с ним не поделал, — думал Логинов, глядя вслед незадачливому пастуху. — Хоть бы сезон доработал».

Но эти надежды не оправдались.

Сначала стадо шло вдоль Сотьмы, потом повернуло в макаровские поля и теперь, насытившись, лениво брело вверх по речке Катенихе. Васька Мухин, сидя верхом на своей смирной Голубке, рассеянно смотрел по сторонам из-под сдвинутого на лоб линялого берета. Признаться, наскучили ему долгие пастушечьи дни. Зной ли, дождь ли, с утра пораньше выгоняй коров и до вечера мотайся за ними хоть в седле, хоть пешком. Утренники стали холодными, подолгу лежит роса, так что на траву не присядешь, пока не пригреет солнце. Уже появился кой-где желтый лист на березах, не гомонят в приречных кустах птицы, студеней стала вода.

Когда стадо легло и прояснились притуманенные дали, Васькино внимание привлекли Пустошки, точнее — крыша избы Носковых, видневшаяся за перелеском, примерно в километре. Захотелось чем-то досадить дяде Павлу, не признававшему родства с ним, Васькой Мухиным. Недолго думая, он дернул поводья, потом подхлестнул лошадь, прибавляя ходу в направлении Пустошек и еще не зная, что предпринять. В ольховнике у Катенихи оставил лошадь, прокрался поближе к избе. Около нее стоял старенький колесный трактор с прицепом. В обнесенной изгородью поскотине паслись совхозные телята. Хозяйка, тетя Шура, копала картошку, сам дядя Павел не появлялся.

Недолгое наблюдение подсказало Ваське, что хозяина, по всей вероятности, дома не было. И действительно, легкий на ногу Павел Носков убежал по грибы за Катениху. Васька смело вышел из своего укрытия и, не замеченный теткой, достиг крыльца, решив про себя, в случае встречи с хозяином, сказать, дескать, зашел навестить.

Дверь оказалась запертой на честное слово: в подцепку была вставлена палочка. Васька взошел по лестнице на мост, переступив порог избы, для проверки окликнул:

— Дядя Паша!

Ответа не последовало, тогда Васька быстро принялся за дело. На мосту, где попрохладней, стояли двухведерный бачок и трехлитровый бидон с медом: бачок не унесешь, а бидон можно было прихватить. Кроме того, в чулане обнаружилась бутылка водки. В выдвижном ящике шкафа, где хранились разные документы и квитанции, лежали прямо на виду сто двадцать рублей. Больше Васька ничего не взял — этого было достаточно, да и надо было поторапливаться.

Вылазка в Пустошки удалась. Мухин благополучно вернулся к стаду и, расположившись на пригреве под березой, принялся угощаться. «Вот так, дядя Паша! Не хотел поднести сто грамм при встрече, так теперь погуляю за твой счет», — думал Васька, щедро запивая водку ароматным, еще жидким медом. Состояние было блаженное, Васькина душа расправлялась, жаждала приятельского общения, но поблизости никого не было. Из приемника, висевшего на сучке, привольно разносилась музыка, Васька подпевал исполнителям песен. Однако подъем настроения вскоре сменился сонливостью: мед делал свое дело. Ощущение было такое, будто опускался в какую-то теплую глубину, неодолимая сила примагнитила к земле, и музыка уже доносилась откуда-то издалека, чуть внятно…

А тем временем Павел Андреевич Носков пришел домой с полной корзиной груздей, довольный своей удачливостью. Скинув резиновые сапоги, он сидел босиком на приступке крыльца, Александра брала в руки ядреные прохладные грибы, удивлялась, качала головой, как заводная игрушка:

— Неужели всё грузди?

— Немного волнушек есть.

— Надо же! Ты прямо как из-под земли роешь. Другие-то мало несут.

— Мелкие под листьями хоронятся, на виду — поповы шляпы.

— Ужо переберу да обмочу.

Александра унесла корзинку на мост, вдруг спросила:

— Бать, а где у нас бидон с медом?