Владимир Курочкин - Избранное (сборник)

– Только и осталось теперь… бросить, – сказал он.

– Это еще зачем. У отца денег, что ли, много? Ну-ка… – Никитка взял лыжину, посмотрел. – Раз плюнуть… Две латунных пластинки, шесть гвоздиков – и все в порядке.

– С трещиной хорошего хода не будет.

– Смотря у кого. Я так и на простых досках поеду – не догонишь.

– Ну, да…

– Увидишь… Пойдем, если хочешь, дома починю. В два счета.

Васятка посмотрел на бывшего противника и сказал то, что их обоих волновало и привлекало друг к другу:

– А ведь ничья у нас вышла?

– Ничья и есть… Но если бы я захотел…

– Если бы, да кабы, тогда… сам знаешь, что тогда.

Никитка взял его лыжу подмышку. Он задумался. И вдруг весь загорелся.

– А что, если бы мы вместе… против Сереги Туза, ну и против Носатика… Носатика знаешь? – сказал он, задыхаясь от волнения.

– Знаю.

– Как, взяли бы их в захват?

– Взяли бы.

– А если против Димки Степного, к ним в придачу?

– И опять взяли бы!

– Верно. Даже если и с Ивановских дворов Тимоху Голенастого еще к ним приспособить, то и тут не возьмут они нас, а?

– Ни за что не возьмут!.. А если еще спиной к стене нам встать, чтобы сзади не тронули, то и десять против нас не устоят.

– Верно… А если еще при случае в руку что положить…

Они восхищенно посмотрели друг на друга.

– Нам и всего квартала… не страшно тогда будет, – сказал Васятка, сам себе не веря.

– Да что ты квартал… мы бы… мы бы и весь город смогли бы сдержать…

– Москву?.. Всю Москву?..

– А что же. Испугался бы?..

– Я?.. Ни за что!.. Взяли бы и всю Москву!

– Ну, а если бы забор такой приладить, чтобы выскочить стукнуть и опять за него спрятаться… то и больше Москвы… пускай все города идут… – разошелся Никитка.

– Правильно. Против нас не устоят…

– Теперь нам только вместе и ходить надо.

– А ты станешь?

– Конечно, буду. Дурак только не согласится… да я давай тебе поклянусь на всю жизнь…

– На всю?.. Тогда я тоже поклянусь!

– Ладно! Вечером, у Старого Гаража. Знаешь?

– Знаю.

– Точка. Идем, лыжину исправлю.

И они отправились. Две маленькие фигурки. Две лиловых тени бежали впереди них. Багровое солнце светило им в спину. Но не грело. Оно все еще было, как говорилось в народе, под знаком войны.

Солнечные лучи били в затылок. Это было лучше, чем если бы они слепили глаза. Василий Томилин чувствовал, что силы его подходят к концу. А ведь оставались еще самые трудные километры. Он бежал попеременным шагом: то левая лыжа, то правая… И руки работали в таком же темпе. Только гораздо слабее. Главное было в ногах. В них он старался вложить всю свою силу. Руки только поддерживали: правая, левая… Его очень сильно намотал противник. Вон мелькает его спина – метрах в пятидесяти, впереди. Остальных участников они намного обогнали. Главное было в них самих. Они соперничали друг с другом. Жестоко. Вон его спина, упрямая. Слышно, как стучит пятка у его правой лыжи: хлоп-хлоп-хлоп-хлоп. Это потому, что соперник не скользит, а припрыгивает. Идет почти за счет одних рук. Но как идет!

Василий удлинил шаг. Движение его стало еще более скользящим и вкрадчивым. В этом и заключался весь смысл попеременного хода – находить все большие и большие запасы скорости за счет удлинения шага. Сердце его колотилось вверх и вниз, вверх и вниз, такими же, как и шаги, длинными толчками.

Ага, спина уже не так далека, как раньше. Василий выскочил из лыжни, которую оставлял ему противник. Он твердо решил обойти его на этом участке. Он побежал по целине. Снежные фонтанчики брызнули из-под лыж. Правая, левая… Спина! Вот она, вот она. Лови ее!.. Противник обернулся. Он ничего не имел против, что до его спины, наконец, дотянулись. Сверкнули его зубы. Он улыбнулся. Странный это был противник. На что он рассчитывал? Бежал старым, невыгодным стилем. Особенно нажимал на руки. Но, недаром ведь про него говорят, что он бегает руками. «Смейся, смейся, – прикидывает Василий. – Сейчас я выскочу вперед и поведу тебя…» Он еще больше раздвинул шаг. Это уже был предел, дальше грозила красная черта. Сердце предупреждало: тук-тук… тук…

Еще на полкорпуса выдвинулся Василий. Но тотчас же вновь увидел спину противника, словно внезапно остановился. Это его соперник зачастил руками. Палки мигали, как спицы в колесе. И пятки его лыж стучали теперь еще чаще. Дьявол. Сам дьявол на крыльях. Он опять был впереди. Так он выматывал Василия. Каждый раз.

Хорошо, что солнечные лучи били в спину. Они хотя ничуть и не помогали, но было бы хуже, если бы они слепили глаза. И так надоедливо мелькали ели. Был прозрачный стойкий день. На небе – ни облачка. И солнце – плыло, как далекий ослепительный парус буера. Мелькали ели. Мыслимо разве при таком бешеном беге еще обращать внимание на глубокие синие тени под елями. Но они сами бросались в глаза. Они мелькали. Василий удлинял шаг. Но все оставалось по-прежнему. Сам дьявол летел впереди него на своих пахнущих серой крыльях. Впрочем, какая там сера, просто лыжная мазь… Только бы дотянуться до ленточки, а не упасть прямо у елок в синюю тень. Соберем последние силы…

Вот и не стало больше елей. Кончилось мелькание синих теней. Впереди краснела только одна ленточка, но не у Василия она затрепетала на груди.

Играла музыка. К Василию подбежала Варя. Она купила цветов. Она привезла их из города. Ему.

– Не надо, – сказал он.

– Чудак, у тебя же замечательное время. Десять километров бежал в… – начала она.

– Не надо, – остановил он ее. – Молчи. Он все равно впереди. Это все. Что мне время. Я и так знаю. Я умею бегать. Но он лучше. А я хочу побить его… Опять все сначала. Все нужно начинать снова.

– Как хочешь, – и она спрятала цветы за спину. – Ты пойди хоть получи призовой жетон. За тобой все-таки второе место.

– Успею, – сказал он. – Нет желания.

– Может быть, сил нет? Тогда пойдем – подкрепишься. Тебе в таких случаях всегда помогает суп…

– Ты сердишься. Не нужно… Ты просто не понимаешь. Я сейчас думаю, как мне его достать? Как перебить его проклятую резвость?

– Может быть, ты перестанешь ругаться?

– Прости, Варя. Идем обедать. Где твои цветы?.. Спасибо.

Он взял подмышку лыжи, и они пошли к столовой. Снежные комья звенели у них под ногами, как осколки бутылочного стекла. В этот день не обошлось без мороза. И солнце было. Все было. Победы только не было.

Они сдали лыжи в раздевалке и, получив номерок, вошли в зал.

– Не пойдем далеко. Ты оставляешь следы… Вот здесь, – сказала Варя, выбрав столик у окна.

– Что мы возьмем на обед? Выбирай, милая, – сказал Василий, пододвигая к ней карточку, и обернулся к окну, чтобы видеть публику, проходящих лыжников, красные флажки на веревочках между деревьями, флажки спортивных обществ на шестах и голубое, словно фаянсовое, небо с пушистыми узорами восьмерок и спиралей, наведенными летчиком-испытателем высотных самолетов.