Владимир Курочкин - Избранное (сборник)

– Мне это, наконец, надоело, – сказала она, отодвинув карточку. – Это вечное соперничество. Эта нелепая дружба. Вы шага не ступите без спора. То ли вы ненавидите друг друга, то ли любите. Мне непонятно. Да и не интересно. Мне трудно так… Я все время только об этом и думаю. Это мешает мне заниматься в институте…

– Что же к нам никто не подходит? – обернулся он. – Это у тебя, конечно, ревность. Но дай мне время. Я скоро успокоюсь. Дай я только возьму над ним верх.

– Это ему просто везет. Ты лучше его… Во много раз лучше. И что только тебя в нем притягивает?!

– Конечно, ему везет… Я отлично знаю технику бега. Я выжимаю из нее все. Но все идет прахом. Потому что ему везет.

– Зато ему не везет кое в чем другом. Около него нет никакой девушки. Как я жалею… тогда бы вы не прилипали так друг к другу.

– Он не обращает на них никакого внимания. И злится, что я обращаю. Он говорит, что полезнее заниматься спортом.

– Он злой человек. Поэтому и не имеет никаких привязанностей. Об этом он еще когда-нибудь пожалеет… Но зачем же тебе тянуться за ним? Зачем портить нервы, тратить силы ради этой тяжбы? Это хуже игры в карты. Ты думаешь, это вам тоже не мешает работать и учиться?..

– Ну ладно, оставим это. Ты отлично знаешь, что я его люблю. Мы еще в детстве поклялись с ним не расставаться. Что же делать, если у нас нет желания довольствоваться вторыми местами… Я пойду позову официантку.

– Подожди. Скажи тогда, кого ты больше любишь: меня или его?

– Это смешно… Разве можно делать такие сравнения?

– Тебе все можно… Я тоже требую… Я хочу, чтобы ты отдалился от него. Мне это мешает спокойно жить…

– Я пошел за официанткой… Вот она, – он встал и поманил рукой официантку.

– Вон… идет он… твой, – сказала Варя. Она смотрела в окно, чтобы скрыть слезы.

– Проклятый, – сказал Василий, заглядывая в окно. – Как я ему завидую! Такие рычаги – ручищи. Иной бы раз вырвал их – так он меня злит.

Не техничен, не экономен в движениях, а всегда летит, как дьявол.

– Как тебе не стыдно! Что ни слово, то грубость. Постыдись официантки…

Никита, войдя в зал, уверенно направился к их столику. Он тоже заметил их в окно. Он крутил в руках номерок от лыж и еще какой-то значок.

– Вот вы где, – улыбнулся он. – Рисуетесь. Призами пренебрегаете?

– Ну, как? Какое время? – спросил Василий.

– Не повезло. Рекорда не достал. Обидно.

– Как? И ты еще не доволен?

– Да. Считаю – мало тренировались. Тебе ведь тоже не повезло. В этом году больше уже ничего у нас не выйдет. Придется, старина, оставить наши расчеты на будущий год.

Он сел и ласково заглянул Варе в глаза.

– А вот это вам, Варя. Чтобы не сердились. Я ведь знаю, вы всегда на меня в обиде. По глазам вижу, – и он положил перед ней свой призовой жетон за первое место.

Лыжники бежали вдоль берега. К реке их теснил белый запорошенный вьюгой лес. Короткоствольные с широкими лапами ели становились на пути даже и на узкой полоске берега. Основная группа лыжников двигалась у самого обрыва. Пара за парой… Поближе к лесу жались две оленьи упряжки. Гуськом… А два лыжника избрали средний путь между обрывом и лесом. Они бежали рядом, локоть о локоть. В белых балахонах с капюшонами. Это были Никита и Василий.

На этот раз обошлось без солнца. Даже если бы к рассвету небо и расчистилось от туч, то все равно бы его не было. Просто в этих краях солнце в декабре никогда выше горизонта не показывалось. В данном случае это было весьма кстати. Еще бы. Когда ты с сотней лыжников послан штабом в глубокий тыл противника, находишься за полярным кругом и чертовски неловко себя чувствуешь среди сопок, покрытых до смешного маленькими, карликовыми деревьями. Когда вся твоя сила в ногах и тебе приходится рыскать по тундре, неожиданно переходящей в горы. И потом среди гор, сменяющихся густым, но словно укороченным лесом, с множеством озер. И когда опять неизвестно откуда упавшие уродливые каменные громады, обросшие кустарником, загоняют тебя в ущелье. Ты должен быть быстрым, ловким и, потревожив врага – напав на его коммуникации, обязан остаться незамеченным, ускользающим, готовым к новым ударам. Когда тебя на каждом шагу ждет опасность… Нет, конечно, солнце здесь ни к чему! Лучше уж сумрачный рассеянный свет. И ничего, что о солнце и родных краях напоминает только морозный смолистый воздух, так распирающий твои легкие.

Они бежали во всю силу. Глухо стучали пятки лыж. Хлоп-хлоп-хлоп. За ними волочились тряпки, заметая след. Изредка они перебрасывались короткими фразами. Вполголоса.

– Светлеет. Досадно, – обернулся Никита.

– Успеем. Накроем – не пикнут, – сказал Василий.

– Не горячись. Самого накроют. Не в Сокольниках ведь.

– Об этом после войны. Расквитаемся.

Хлоп-хлоп-хлоп.

– Майор говорил что? – обернулся Никита.

– Не отпускал. Говорил. Хорошие лыжники и ему нужны. Штабу, – сказал Василий.

– Штабу? Чепуха. Вот мне подмога вовремя пришла.

– Я и говорил. У финнов в тылу – наше дело.

– Как нашел? Не плутали?

– Самолеты помогли. Подсказывали.

– Удачно. Они нам продукты сбрасывают. В нашу берлогу.

Хлоп-хлоп-хлоп. Лес отступил от берега, повернул вправо. Людям нужно было выбирать. Они выбрали лес, бросив реку. Хлоп-хлоп-хлоп.

– Рад очень. Опять с тобой, – обернулся Василий.

– Ладно. Ракет захватил? – сказал Никита.

– Да. Все оставил. Твоему лекпому. На временной базе.

– Ладно. У них спокойно?

– Да. База что надо. Настоящая берлога.

– Еще бы. Маскировались три дня.

– Но лекпом трусит. Нападут, говорит.

– За раненых боится.

– Я людей ему оставил.

– Ладно.

Хлоп-хлоп-хлоп. Лес пошел вверх – поднялся на сопочку. Слева выросла вторая сопка. Лыжники выбрали путь между ними. Хлоп-хлоп-хлоп.

– Что там у финнов? Штаб? Обоз? – обернулся Василий.

– Узнаем. Самолеты неточно сообщили, – обернулся Никита.

– С тобой буду. Все время.

– Ладно. Не горячись.

Хлоп-хлоп-хлоп. Сопки мелькнули и остались за спиной. Лыжники остановились. От группы отделился головной. Подъехал к Никите.

– Как дальше поедем, товарищ лейтенант? Отсюда они, как на ладошке.

– Ладно. Сейчас разберем, – сказал Никита.

Он выдвинулся вперед. За ним подъехал Василий. Тусклый свет позволял угадывать впереди в лощине четыре домика. Они стояли на берегу озера бледные в утреннем освещении, нереальные. Дальше видимость пропадала. С неба свешивались серые, с сизыми краями, лохмотья.

– Удачно. Опять непогода выручит, – сказал Никита. – Так… Один пулемет мы оставим здесь… Товарищ Костиков, возьмите с собой тридцать бойцов и сани. Зайдете с фланга. Следите. Кто из домиков уходить вздумает… Снимайте.

Старшина Костиков ушел с лыжниками влево. За ними, вытянув рогастую голову и подкидывая белые колени, побежал олень. На нартах стоял пулемет.