Николай Камбулов - Беспокойство

Был приказ, строгий, безоговорочный, как заряженное оружие, — тайны лагеря не регистрировать, докладывать только устно. А Венке нет-нет да и подсовывал бумагу: «Докладываю: сегодня умерщвлено в камере 300 человек, расстреляно за попытку к бегству двадцать пять (25) поляков». Стоит как манекен: на лице ни одной живой черточки. И губы будто механические: ап, ап, ап — выговорили: «Ни одной ошибки, подсчитано точно». Стени с зубным скрежетом: «Болван!» Шевельнулись глаза. Но как! Словно в мертвых орбитах. «Сожги, мерзавец! Никаких документов! Только устно, устно. Устно принимать сведения и устно докладывать!» Там, в Майданеке, в одном документе Венке и встретил фамилию капитана Шредера. И потом, под конец войны, Стени признался, что он о Шредере ничего не знал, но Хьюм имеет точные данные, что Шредер имел отношение к Майданеку и он, Шредер, человек надежный.

— Мери, помнишь нашу первую встречу в приюте? — спросил Венке. — На твоем лице я тогда заметил испуг…

— Хьюм нашел меня в цирке. «Ал-ле! На манеже Дон Мария Рахилио!»

— И ты взаправду бросал гири?

— Бросал.

— Во имя чего?.. Скрывался?

— Искал. Ждал… А, черт побрал бы эту войну. Она слизала у меня десять тысяч гектаров земли.

— Ну и дождался? Хьюм нашел тебя?

— Конечно. Такие, как я и ты, имеют длинные-предлинные хвосты. По ним и находят.

— В школе учился?

— Это допрос?

— Знакомство. Мери, знакомство…

Венке вдруг запел:

— Выпей, Венке, перед дальней дорогой. Кто знает, чем все это кончится! Пей! — Шредер прищурил один глаз: — В Майданеке я слышал про тебя. Но никогда не думал, что встречусь. — Он быстро налил в рюмку и энергично опрокинул в широкий рот, слегка клацнув стеклом о крепкие зубы. — Понял? Не думал, что такой дурак, как ты, может выжить.

— Нет, ты ошибаешься… Я не дурак, — возразил Венке.

— Дурак потому, что твои бумаги, которые ты вел в Майданеке, попали к русским. Знаешь ли ты об этом? Твоя аккуратность, педантичность обернулись против тебя же самого.

— Понимаю… Но что поделаешь, иначе я не мог: я немец, приучен к точности. Шредер, не надо вспоминать прошлое.

— Увы! Прошлое продолжается. И как ни странно, мы продолжаем жить прошлым. Стенбек — ученый! Химик! Почему он не пошел на кафедру? Приют возглавил?.. Мы-то знаем с тобой… Он подписывал приказы на газопуски. Он или нет?

— Он… Стени — Эхман, — вздохнул Венке и, вскочив, хлопнул дверью.

Шредер окинул взглядом номер: две кровати, стол, на котором стояли две бутылки коньяка и ваза с фруктами, пустое кресло, с которого только что поднялся Венке, и большое зеркало. Шредер подошел к нему, подмигнул своему отражению.

— Понял? — произнес он. Наполнил рюмку и начал маленькими глотками потягивать коньяк, ожидая возвращения Венке.

Венке вернулся минут через десять. Протопал к столу, взял яблоко и, подражая Шредеру, начал тянуть коньяк.

— Ну! — Шредер нащупал в кармане маленький пистолет с усиленным боем.

— Все в порядке… На пятом километре беглецы заметят машину… без водителя. Начнется погоня согласно плану операции. Для нас приготовлена служебная машина.

— Ты был у них?

— Портье позвонит сюда, когда они выйдут из гостиницы.

— Ты не заходил к ним?

— Мери, не валяй дурака. И перестань задавать глупые вопросы.

Шредер отпустил нагретый пистолет, вытащил из кармана руку и, барабаня по столу пальцами, пропел:

— «Летели две птички, ростом невелички…» Ха-ха-ха, — захохотал он вдруг странно, как показалось Венке. — Я ведь знаю, ты сын мусорщика.

— Слышал такое от фон Вихрова, тоже помещика. Но из этого вовсе не значит, что мне можно не доверять. Торопись, можем опоздать: Виктор водит машину блестяще. И еще скажу тебе: вот за этой стеной, — Венке слегка дотронулся до простенка, — сию минуту сидит в кресле Стенбек. Ты понимаешь, чем могут кончиться твои сомнения?

— Стенбек! — с удивлением прошептал Шредер. — О, я это предвидел! Он всегда держит таких, как мы, на аркане… Выходи первым, я за тобой через десять минут.

В темноте два бугорка. Это же машины! И верно. Виктор прошептал: «Наша первая». Дверцу открыл бесшумно: «Залезай». И, громыхнув связкой ключей, сказал на ухо: «Полный порядок!»

На шоссе включил свет. Серая лента асфальта рванулась под машину стремительным потоком. Сильно прижало к спинке сиденья.

В темноту, в темноту без конца. На повороте с той же скоростью, только зад машины швырнуло вправо да взахлеб вскрикнул Виктор:

— Развернись, плечо!

И опять гон, гон стремительный. Через час, а может, и больше выскочили на проселку. Машину затрясло как в лихорадке. Виктор выключил свет, сбросил скорость. Темнота стала гуще.

— Эх ты, ночка темная, ты союзница моя, — присвистнул Виктор залихватски и остановил машину.

— Что ты скажешь, Серега, могу я воровать автомобили? — И, не дожидаясь ответа, открыл дверцу. Что-то бурча себе под нос, порылся в багажнике и опять присвистнул: — Серега, бог послал нам кусочек солнца! — Он залез в машину, пошуршал чем-то и включил фонарь.

Круглое пятно света легло на исчерченную линиями карту. Виктор ткнул пальцем в сгрудившиеся черные кирпичики:

— Во! Отсюда мы бежали. Это шоссе, поворот, а это проселочная дорога. Соображаешь?

— Что?

— Сто пятьдесят километров отмахали. Ты в картах разбираешься? Читать можешь? Покажи мне, где проходит граница…

Карта обыкновенная, не туристическая. Венке не только физической подготовкой руководил… Перед сном вызывал к себе в конторку. Ходит, цокает от стола к двери, от двери к столу. «Шумилов, прочитал, что на этом куске изображено?» — «Дорога». — «Какая?» Плетка уже поднята… «Шоссе с асфальтовым покрытием… Ширина двадцать пять метров… У дубовой рощи подъем пятнадцать градусов…» И пока все не прочитает, держал в конторке до рассвета…

Читать топографическую карту Сергей мог. Граница, вот она, проходит по реке… По эту и по ту сторону горы, на изгибе реки — лес, горная сосна, лоскуты кустарника. Они на этой стороне…

И невольно перед глазами возникло взгорье, на нем мельница. Машет, зовет его, маленького Сережу. Анюта смеялась над ним: «И никто тебя не зовет! Ты выдумщик. Ветряк как ветряк». А у самой в глазах ожидание: ну, выдумывай, выдумывай — очень интересно!

— Вот она, граница…

Это он про свое воспоминание. А Виктор свое:

— Ты покажи, покажи.

Сергей накрыл ладонью кусок карты — и речку, и лес, и коричневые пятна гор.

— А-а, разве так показывают! — Виктор спрятал карту за пазуху, выключил фонарь. Тишина. Только на панели светятся часы. Тикают. В немоте удары их кажутся необычно громкими.