Владимир Малыхин - Наследник

время пришел приказ прекратить преследование противника и закрепиться на временных рубежах.

Многие скинули сапоги, гимнастерки и портянки сушили на бортах автомашин и на снарядных

ящиках. Повар насильно, с уговорами, заполнял котел-си жирной кашей. Есть никто не хотел, всех

мучила страшная жажда. Неожиданно разнеслась радостная весть: солдаты нашли в соседней балке

родник! Все бросились туда, упали в траву и припадали к роднику, глубоко погружая в ледяную

серебряную струю разгоряченные лица. И пили, пили... До ломоты в губах и висках. Потом набирали

воду в котелки и ладони, лили ее себе на головы и шеи, фыркая и дурачась. Крутокоп, подставив

спину и шею под котелок с ледяной водой, повизгивал и приговаривал: — ох — хо — хо! На войне и

водица божий дар!

Обессиленно засыпая в кузове груженного снарядными ящиками "Стубебеккера", Виктор слышал

нескончаемый комариный гул и далекий глухой лязг. Но приподнять голову и узнать в чем дело, у

него уже не было сил. Утром узнал: ночью в прорыв прошел гвардейский механизированный корпус.

* * *

На другой день члены партбюро полка, которое заседало накоротке в тени полусгоревшего сарая,

принимали Виктора Дружинина кандидатом в члены партии.

Только что затих бой. Все еще были напряжены и взвинчены. Лишних вопросов не задавали.

Говорили коротко о боевых задачах. Виктор Дружинин был единогласно принят кандидатом в члены

ВКП/б/. Когда ему предоставили слово, он поблагодарил за доверие и сказал:

— Мой отец тоже вступил в партию в Донбассе, — Виктор подумал, что его "историческая

справка" внесет некоторую разрядку, оживление. Но получилось не так, как он предполагал.

Худощавый пожилой майор с рыжей бородкой сельского учителя, внимательно выслушав Виктора,

поднял палец и очень серьезно произнес:

— Факт характерный. Напишите-ка сами об этом заметку в дивизионную газету. Сын идет по

стопам отца коммуниста. Поучительный пример!

— Что Вы! — смутился Виктор, совершенно не ожидая такого оборота дела. — Это я же к слову. .

Майор хотел было продолжить свою речь, но ему помешали разрывы снарядов вблизи сарая.

* * *

Немцы яростно контратаковали. Им удалось выйти на фланг дивизии, а потом и на ее тылы.

Положение осложнилось. Прервалась телефонная связь, прекратился подвоз боеприпасов и

продовольствия. Над головами целый день висели всевидящие корректировщики — "Рамы". Группы

"юнкерсов" бомбили скопления войск, "мессеры" на бреющем полете охотились даже за одиночными

целями.

Однажды такой "охотник" привязался к группе, состоящей из Крутокопа, Виктора, разведчика и

двух связистов, которые шли по полю, к небольшой высотке — своему новому НП. Вдруг кто-то из

них крикнул: "Воздух". Все бросились в траву и залегли. "Мессер" пронесся на бреющем, поливая

поле длинными пулеметными очередями. Капитан Крутокоп вскочил и, скомандовав "За мной!",

побежал к высотке. Но "охотник" не пожелал оставлять их в покое, он опять, поливая пулями, с ревом

пронесся над их головами. Все опять бросились в траву. Виктор лежал и думал: А может быть все это

сон? Может, я сейчас проснусь у себя дома, на диване..." — он крепко зажмурил глаза, надеясь

раскрыть их в другом мире... Но увидел... капитана Крутокопа, который стоял рядом с ним и,

стряхивая с колен землю, зло приговаривал:

— Много я видел хамства, но такого... такого я подлецу Адольфу никогда не прощу!

В этот миг где-то рядом грохнул сильный разрыв и ярко вспыхнуло пламя. Перевернулось голубое

небо, погасло солнце. Дальше была тишина и плавное, невесомое падение...

* * *

Виктор был ранен в бедро и руку. Незадолго До выписки из фронтового госпиталя он получил

письмо от товарищей по батарее. В письме сообщалось, что во время атаки "мессера" когда Виктор

был ранен, гвардии капитан Крутокоп был убит наповал, Виктор был потрясен этой вестью, он

искренне и глубоко уважал своего командира. Долго не хотелось верить Виктору в гибель капитана

Крутокопа. Сообщали ему в письме и о том, что он награжден орденом Красной Звезды. А спустя

месяц ему переслали из батареи еще письмо.

Это было письмо Маши. Заканчивалось оно так: "Я пишу тебе суровую правду. Я не сберегла нашу

любовь. Прости "Письмо поразило Виктора, он перечитал его много раз. Постепенно ревность,

злость, чувство оскорбленного самолюбия вытеснили все другие чувства. Он ответил ей коротким

письмом: Марии Тумановой! Отвечаю словами поэта — и с ухмылкой написал:

И мне в скитаньях и походах

Пришлось лукавить и хитрить,

И мне случалось мимоходом

Случайных девочек любить.

Но как он страшен посвист старый,

Как от мечтаний далека

Ухмылка наглая гусара,

Гусара наглая рука...

Подумал и дописал: Наше дело правое, Победа будет за нами! Гв. ст. лейтенант В.Дружинин.

* * *

Когда Маша поняла, что беременна, первое, что пришло ей в голову, была мысль сделать аборт. Но,

во-первых, аборты в то время были запрещены, во-вторых, она панически боялась этой операции, а,

в-третьих, а может быть и прежде всего, она считала аборты убийством. Ее одолевали сомнения,

угрызения совести, страх. А время шло, и в ней постепенно стало просыпаться материнское чувство.

Она стала думать о существе, которое может. . нет, нет, не может, а должно, — думала она, —

появиться на свет. Она не станет убийцей, убийцей ребенка... Ее ребенка! А как же Виктор? Но ведь

он все решил, все написал в своем последнем письме... Маша была уже не в силах таить все в себе. С

кем же поделиться? Кому излить душу? С Зойкой? С мамой? О, как же трудно, как ужасно ей трудно

сейчас! У нее не было сил. И она рассказала все Зойке.

— Аборт! — безапелляционно заявила Зойка. — Я все устрою. Это пустяк!

— А ты разве делала? — испуганно спросила Маша.

— Делать не делала, но знаю. Не будешь же ты рожать от. . этого рыжего...

— О, Зойка! Какая ты бездушная. Ну причем здесь он? Ребенок мой! Понимаешь, мой и только

мой!

— Твой-то он твой, но ведь и он... этот рыжий... тоже ведь...

— Какая же ты, Зойка, бестактная, — проговорила Маша, утирая слезы. — Если нет мужа, то

ребенок принадлежит матери! Только своей матери...

Долгими бессонными ночами Маша думала о своей судьбе, думала она об этом и на работе, и на

дежурстве в госпитале. Поглядев на себя повнимательней в зеркало, она испугалась. Лицо осунулось,

побледнело, глаза ввалились и стали похожи на глаза какой-то знаменитой грешницы, которую она

видела в Третьяковке на какой-то знаменитой картине...

Однажды, уходя в ночную смену, мать, как бы между прочим, сказала: