Виктор Баныкин - Лешкина любовь

«Как на параде выстроились», — подумал Лешка, озираясь по сторонам.

Вот эта девушка в голубом модном пальто с побелевшими плечами и в пушистой пыжиковой шапке — кого она ждет? Лешка невольно улыбнулся. Разумеется, знакомого паренька, кого же еще! Ну, а вот этот нервный, преклонных лет субъект с большим красным носом клоуна и седыми клочкастыми бровями — кого он поджидает? Жену, сына или дочь? Или всех вместе?

А розовощекий милиционер, непонятно зачем затесавшийся в эту молчаливую толпу, объединенную одним чувством — ожиданием, стал проявлять заметную раздражительность. Он то снимал, то снова надевал перчатки, как будто они вдруг оказались тесными.

Занятый своими перчатками, он не заметил, как подбежала прехорошенькая запыхавшаяся девушка.

— Сереженька, я так торопилась! — проворковала она, и милиционер, сразу растаяв, подхватил ее под руку, и они умчались к лестнице с колоннами.

Лешка даже опешил. Оказывается, милиционеры не только регулируют уличное движение, задерживают хулиганов и ловят воров, но еще и влюбляются!

Ушла и девушка в голубом пальто.

— Как тебе не совестно, Татьянка, я вся продрогла! — встретила она упреком подружку в шуршащем клетчатом плаще, спокойно, неторопливым шагом подходившую к ней.

Подружка виновато улыбнулась и сказала:

— Я ело-еле разморгалась после вчерашних танцулек!

Наконец и к субъекту с большим красным носом подплыла какая-то бледно-зеленая девица. Чмокнув девицу в напудренную щеку, молодящийся субъект церемонно повел ее в клуб.

Лешка поежился, глядя им вслед.

А Вари все не было и не было… Уже прозвенели два звонка и до начала сеанса оставалось всего-навсего пять минут, но Лешка еще не терял надежды. Варя сама назначила это время, не могла же она забыть! И тут только Лешка заметил, что в аллее он стоит один-одинешенек.

Он притопнул сапогами и уже с робостью посмотрел на часы с рыхлой снежной шапкой. Длинная минутная стрелка вздрогнула и скакнула вперед, закрыв собой короткую часовую. В ту же секунду из вестибюля клуба донесся дребезжащий звонок — третий, последний.

И в груди у Лешки будто что-то оборвалось и покатилось вниз. Он не помнил, как выхватил из кармана билеты и в немой ярости порвал их на мелкие клочья.

Зеленые бумажные обрывки еще не успели упасть на землю, как к Лешке подлетела — откуда она только взялась! — подлетела, точно вихрь, Варя в зимней короткой шубейке из черного мятого плюша.

Ее синие, чуть раскосые глаза тепло улыбались, а нежные алые губы уже раскрылись, чтобы сказать, возможно, то, что говорят в таких случаях: «Ты думал, я не приду, да?», но едва она глянула Лешке в лицо, как и глаза и губы стали совсем другими.

— Что с тобой, Леша? — с беспокойством спросила Варя.

А Лешка смотрел себе под ноги, смотрел с обреченностью погибающего человека на проклятые зеленые клочья и молчал. «Все кончено, — думал он. — Варя сейчас скажет какие-то насмешливые, обидные слова и уйдет, уйдет навсегда».

— Что с тобой? — снова повторила Варя и тут только увидела на пушистом снегу зеленые бумажки.

— Ты… порвал билеты? — прошептала она, заглядывая Лешке в глаза.

— Я думал, ты не придешь, — так же шепотом проговорил Лешка и невольно зажмурился. Ему показалось, что Варя сейчас размахнется и ударит его по лицу.

Но тут случилось такое, что Лешка никак не ожидал.

— А я-то бежала, я-то бежала! — Варя взяла Лешку за отвороты пальто, совершенно белого от снега, и засмеялась.

Лешка глянул на Варю, и ему самому захотелось смеяться.

— В кино как-нибудь в другой раз сходим, — весело продолжала Варя, — а сейчас… знаешь куда давай катнем? В Москву. Там сейчас… представляю, как здорово!

— Поедем, — сказал Лешка и доверчиво улыбнулся. — А я думал… думал, ты на меня рассердишься.

— Подожди, ты весь в снегу. — Варя сняла рукавичку и принялась заботливо смахивать синеватые пушинки с его кепки, с бровей, с пальто.

— Ну, хватит, — сказал смущенный Лешка. — В двенадцать двадцать пять на Москву идет электричка. Мы опять опоздаем.

— Успеем. — Варя повернула Лешку спиной к себе и захлопала рукавичками по его лопаткам.

А потом они побежали, схватившись за руки, на станцию и всю дорогу хохотали — сами не зная над чем. Лешке было так хорошо вдвоем с Варей, что он позабыл даже спросить ее, почему все же она опоздала в кино.

Лешке приходилось бывать в Москве и раньше, уже после того, как он обосновался в Брусках, но нынешняя поездка с Варей ничем не походила ни на одну из тех его поездок. Наверно, еще много-много раз им предстоит вот так же вместе, рука об руку, бродить по шумной, многолюдной Москве, но эту их поездку он никогда не забудет!

В Брусках Лешка и Варя еле застали поезд. Войдя в вагон, они с маху сели на лавку, у окна, и Варя, поправляя на голове вязаную шапочку, съехавшую на затылок, вдруг скороговоркой, с придыханием сказала:

— Какая мордашка!.. В окно глянь… видел?

Внизу, у насыпи, стояла девочка, держа за голову глупого телка.

Девчурка и теленок промелькнули в какую-то долю секунды. Электропоезд, набирая скорость, уже мчался дальше, а перед Лешкиными глазами все еще стояли круглолицая девчонка в овчинном полушубке и длинноухий телок с большими пугливыми глазами и влажной, чуть розовеющей мордой, и на сердце у Лешки отчего-то необыкновенно потеплело.

Немного погодя Варя толкнула Лешку в бок, и он увидел в окне хрупкую, тонюсенькую березку, кем-то безжалостно поверженную на землю. Белые пушинки слегка запорошили ее желтые растрепанные косы, все еще удивительно прекрасные, и на ум невольно приходил вопрос: ну зачем так бесцельно, от нечего делать, погубила молоденькую березку чья-то злая рука?..

А уже ближе к Москве Варя и Лешка молча любовались кремовато-белой махиной университета на Ленинских горах, выросшей перед глазами как-то внезапно.

В Москве тоже валил снег, и город казался до неузнаваемости преображенным, просторным. Они вышли из метро на площади Маяковского и побрели не спеша по улице Горького — куда глаза глядят.

Крыши домов, балконы, неуклюжие смешные троллейбусы, легковые машины, скользившие бесшумно, — все было заснеженным, пушистым, невесомым. Казалось, даже воздух загустел от мельтешивших хлопьев и шагов через десять непременно упрешься в тугую дремотно-белую стену.

Крепко прижимая к себе локоть Вари, Лешка то и дело заглядывал ей в разрумянившееся лицо, отвечавшее ему каждый раз улыбкой, по-детски доверчивой, близкой.

К подножию памятника Пушкина Варя осторожно положила зеленую сосновую веточку, которую она везла из Брусков, подобрав ее по дороге на станцию. Тут же, у ног поэта, лежал букетик живых огненных гвоздик.

Поворачиваясь к Лешке, Варя шепнула: