Виктор Баныкин - Лешкина любовь

Опуская глаза и снова вся пунцовая, девушка еле слышно сказала:

— Ушла я, Анфиса Андреевна, от родителей. Рита пока приютила. Работаю уже в колхозе, а десятый… десятый класс, может, в вечерней школе закончу.

И встала. Бабушка Фиса не успела даже руками всплеснуть от поразившей ее новости.

Да и не до этого было: внезапно над Ермаковкой, с заката поливаемой лениво дождичком, грохнул гром, да такой ужасающей силы, что изба дрогнула, а на землю обрушился шквалистой силы ливень.

Крестясь, старая бросилась в чулан за ведрами и кастрюлями. Кажется, не прошла и минута, как начался ливень, а уж с потолка тут и там потекли бойко ручьи. Неунывающий Женька тоже принялся помогать бабушке расставлять по полу разную посуду.

— Такое наказанье, — причитала бабушка Фиса. — Как непогодица, так хоть беги из дома от потопа на все четыре стороны! Крыша-то у нас — дыра на дыре. А починить некому. И в совет на поклон ходила, и опять же в колхозное правленье. Все сулятся помочь. Пятый год обещаниями потчуют.

Шельмец Женька назидательно заметил:

— Недогадливая ты, ба! Поставила бы преду посудину за белой головкой, как иные делают, и крышу давно бы отремонтировали. Верно-наверно!

Скорбно вздыхая, бабушка Фиса ответила:

— Тоже мне прыткий! Думаешь, я не намекала Илюшину? А он и слухать не захотел. Жди, мол, бабка, очереди. И в другой раз не моги даже вякать о всяких своих глупостях! Вот когда Мордашкин сидел на месте Илюшина, тот бы не одну поллитровочку, а все три слопал. И тоже б ничегошеньки не сделал.

Зловеще-зеленые молнии ежесекундно озаряли избу нестерпимо-ядовитым пламенем. И тогда струившиеся с прочерневшего потолка потоки представлялись стальными нитями.

Наполненные пузырившейся водой ведерки и кастрюли Женька и Анюта выплескивали в распахнутую настежь сенную дверь.

— А ты тоже хорош гусь! — улучив момент, шепнула Анюта мальчишке. — Сказал бы своей пионервожатой, а та на комитете комсомола поставила бы вопрос. У нас в девятом и десятом вон какие лобаны! Давно бы перекрыли вам крышу.

— Как бы не так — перекрыли! — усмехнулся язвительно Женька. — Держи карман шире!

Через полчаса или чуть позже ливень прекратился, прекратился так же внезапно, как и начался.

Когда Женька по настоянию бабушки Фисы отправился провожать гостью, на небе уже проклюнулись колючие звездочки, а из-за Усольских гор тяжело поднималась кровавая луна.

Неся под мышкой валек, Анюта какое-то время молчала, бросая изредка косые взгляды на дичившегося при девчонках Женьку. А потом как бы между прочим спросила его, подчеркнуто-равнодушным голосом:

— Ты давно знаком с этим… ну, с шофером со стройки?

— С каким шофером? — прикидываясь простачком, переспросил хитрый Женька.

— Да с этим… вроде как Сергеем его звать?

— А-а, с которым ты в субботу в клубе танцевала?

В темноте не видно было, как зарделись у Анюты тугие округлые щеки.

— Да. Он такой высокий и… и…

— Красивый? — с подковыркой подсказал мальчишка.

— Я… я не знаю, — растерянно пролепетала Анюта. — Я просто так… просто слышала, ты, говорят, с ним встречаешься. Говорят, он из армии недавно вернулся.

— Ага, из армии. И еще к тому же холостой! — почему-то со злостью вдруг выпалил Женька. — Меня не одна ты про то пытала. И еще некоторые другие!

Про себя смекалистый мальчишка подумал: «Никакого валька тебе не надо, артистка! А прибежала ты за тем, чтобы про Серегу у меня выведать».

Тут они как раз поравнялись с невысоким плетешком, огораживающим двор Суховых.

Теперь уж спросил в свою очередь Женька, стараясь казаться как можно солиднее:

— Чего это ты, Ань, из дома сбежала? Блажь, что ли, напала?

Ткнув, пальцем Женьку в нос, девушка уклончиво сказала:

— Много будешь знать, скоро состаришься!

И хлопнула калиткой.

Не было почти дня, чтобы Женька не заглядывал — ну, хотя бы на полчасика — к Сереге на стройку или в общежитие. И к ушастому светлоголовому мальчишке уже все привыкли.

Завидев из окна босоногого парнишку, подбегавшего к длинному корпусу санатория, растущему ввысь прямо-таки не по дням, а по часам, какая-нибудь глазастая штукатурщица озорно кричала:

— А-а, крестничек! Привет! Опоздал малость, твой крестный за цементом в Жигулевск укатил.

Женька поддергивал свои латаные на коленях штаны, вечно с него сползавшие, и тоже весело кричал:

— Я подожду, тетя.

— Какая я тебе тетя? Я еще невеста! — отвечала бойкая на язык деваха.

— Ну-у? А я-то думал, что ты соломенная вдова! — хохотал находчивый Женька.

Из окна высовывалась другая девчонка, припудренная мелом, и просила:

— Женечка, будь ласковым! Принеси из речки ведерко водицы. Во рту все пересмякло.

— Я мигом! — охотно отзывался Женька и, разыскав где-нибудь порожнее ведерко, бежал к Усе, бодро напевая:

Заявлялся из Жигулевска Серега, весь перепачканный цементом, трепал ласково Женьку за жесткие свалявшиеся вихры и вместе с другими рабочими принимался таскать в сарай неприподъемные мешки из плотной бумаги.

А во время перекура Серега с Женькой сидели на подножке самосвала. Иногда молчали, иногда оживленно разговаривали. Женька выкладывал шоферу свои немудрящие новости, а тот — свои. Они уже раза три собирались на рыбалку, но поездка все откладывалась и откладывалась из-за объявленного на стройке аврала. Частенько Сереге приходилось работать по две смены.

Как-то под вечер к одному из подъездов первого корпуса, где на двух этажах уже полным ходом шли отделочные работы, Урюпкин подогнал машину с панелями из прессованной стружки. Машина задела бортом за одну из берез, стоявших вблизи здания, и сломала большую ветку.

— Окосел? — крикнул шоферу дюжий парень, поджидавший панели.

— Па-адумаешь! — огрызнулся Урюпкин, выпрыгивая из кабины. — Тут этих дерев… я бы их все порубил, одна от них морока!

— Котелок твой шальной! — осуждающе проговорил другой рабочий, проходивший мимо. — Здесь же люди отдыхать станут. На березки эти под окнами… кому же не приятно будет посмотреть?

Из подъезда вышел угрюмый детина с лейкопластырем на квадратном подбородке — прораб стройки.

— Что за базар? — буркнул он, доставая из кармана помятого пиджака помятую папиросину.

— Урюпкин вон… Глянь, как покалечил березу, — сказал парень, открывая у машины задний борт. — Можно бы, наверно, и поаккуратнее.

— Ты кто: начальник, замечания всем делать? — багровея, вскричал ни с того ни с сего прораб. — Их давно пора спилить! Сплошная от них помеха!

И тут Серега, протиравший ветошью фары у своего самосвала, готовя машину к сдаче сменщику, поднял голову неспокойно, но твердо проговорил: