Евгений Рожков - Осень без любви

В доме пахло древесной смолой. С далеких дней детства запах этот был приятен Степану, как запах хлеба или полыни, которые он носил в себе с тех уж наполовину забытых дней деревенской жизни.

Степан не спеша убрал со стола оставленную с вечера посуду, растопил большую новую и еще не побеленную, а только обмазанную плиту. Потом решил помыть заслеженный пол.

Мячиков и раньше любил наводить чистоту в собственном жилище. За долгие годы одинокой холостяцкой жизни эта привычка выработалась сама по себе. Теперь же чистоту в доме он наводил с особым старанием и радостью.

Вымыв полы, Степан вышел на улицу и стал осматривать сараи, расположенные метрах и десяти от дома. В первом — маленьком и низком, скорее похожем на землянку, — хранились продукты: галеты, мука, чай, сахар, масло, сухое молоко, кисель в пачках, сгущенка и еще кое-что. Другой сарай, который был шагах в двадцати от первого, построен, как и дом, совсем недавно. Стены из толстых брусьев, крепкая окованная железом дверь, маленькие обрешеченные оконца. В одной половине его хранились колхозные спецовки — кухлянки, меховые шапки, штаны, малахаи, торбаса, кукули, другая же часть была вроде маленького магазинчика. Здесь висело с десяток костюмов старого, уж лет пять назад вышедшего из моды фасона, рубашки, галстуки, три пальто с серыми будто заиндевевшими каракулевыми воротниками, кожаные шапки, поблескивающие тускло, словно солдатские каски, женские платья всех расцветок, размеров и фасонов, кофточки в горошек, туфли на высоких каблуках и кое-что из женской галантереи — чулки, носки, лифчики, пояса и прочая, как говорил, смеясь, Степан, женская упряжь.

Спецовки Мячиков должен был выдавать по ведомости, которую ему прислали из правления колхоза, или по ордерам, а костюмы и прочие вещи, хранившиеся во втором отделении сарая, продавать за деньги, так как это было имущество торговой конторы.

Осмотрев сараи и отметив про себя, какой в ближайшее время нужно сделать ремонт, Степан по широкой тропинке спустился к реке, довольно большой и быстрой. Река несла свои чистые воды на Восток, к морю, гул которого в сильный шторм, говорят, можно услышать даже здесь, на перевалочной базе, расположенной в десяти километрах от него.

На берегу валялись железные бочки, какие-то доски, подпертая в днище чурбаком лежала на боку небольшая деревянная, тщательно просмоленная лодка. Сидения в ней были поломаны, места для уключин разработаны, на дне, у борта скопился песок.

Степан внимательно осмотрел лодку и подумал, что отремонтировать ее нужно побыстрей, потому что без лодки нельзя будет ловить рыбу.

Покурив на берегу реки, Мячиков снова пошел к дому. У крыльца остановился, также пристрастно, по-хозяйски стал осматривать замусоренный двор. «Не та это нота, — думал Степан, — люди будут судить о хозяине по двору».

В доме от вымытых полов было свежо и чисто. Степан разделся у порога, прошел к столу и сел на широкую, длинную лавку. Вчера в сутолоке, беготне, связанной с приемом имущества перевалочной базы, он не успел как следует рассмотреть дом, в котором ему предстояло теперь прожить не один день. Желтые стены еще не потемнели от копоти, на гладких квадратных брусьях мутными капельками выступила смола. Окна небольшие, но света хватало. Потолок обит фанерой, и она под цвет стен желтела празднично и чисто.

Недалеко от печки стояла большая, двухспальная кровать, рядом тумбочка и стул, напротив самодельный шкаф для посуды, у двери вешалка для одежды. Степан не спеша обулся, вышел в сени и стал наводить там порядок.

За два десятка лет, прожитых на Чукотке, где только не побывал и кем только не работал Степан Мячиков. Был он на приисках и рудниках, вербовался в старательские артели по промывке золота, ходил в поле с геологами, работал грузчиком в авиапорту, плотничал, шоферил, а недавно работал даже нянечкой в колхозном детском садике по случаю повального заболевания гриппом обслуживающего персонала.

Степан был работящим, тихим и добрым человеком. Он со всеми уживался, на работе его ценили. Одно плохо — легко поддавался на уговоры, когда предлагали выпить. Сам Степан никогда не был застрельщиком в этих делах и, может быть, совсем бы не пил, если бы не дружки, которые появлялись у него, где бы он ни работал. Как правило, больше года Степан на службе нигде не задерживался. Зарабатывал за это время три-четыре выговора с последним предупреждением и увольнялся по собственному желанию.

Может быть, из-за слабости характера по отношению к спиртному, да из-за внешности (лицо у него было подпорчено огнем) Степан мотался по Северу бобылем. А с огнем получилось все так…

Призвали Степана в армию из глухой, маленькой деревеньки на Рязанщине и определили в строительную часть. Вначале он служил в Подмосковье, а потом часть их перебросили на Крайний Север. Там они строили в основном жилые дома. Как-то зимой, уж под конец службы, растапливал Степан в бочке гудрон, которым поливали крыши домов, да и забыл про осторожность, отодвинул крышку и решил заглянуть в бочку. На беду гудрон вспыхнул, и Степана обдало огнем. К счастью, в глаза не попало, да и так не сильно обгорел, спасла теплая зимняя одежда.

В госпитале ему пересадили кожу, но не совсем удачно. На правой стороне лица и шее кожа так и осталась стянутой синеватыми шрамами, будто ее кто неумело, бездушно заштопал.

После госпиталя Степана демобилизовали, но назад, в деревню на Рязанщину, он не поехал. Понравилась ему тутошняя северная жизнь, да и не хотелось показываться родным с такой физиономией. Письма матери и сестре он писал часто, а в отпуск не ездил, да и фотографий, как ни просили, под разными предлогами не высылал. Мать и сестра жиля вдвоем, отец погиб на фронте. Степан помогал им. Когда умерла мать. Мячиков на похороны не попал. В это время он работал в геологической партии шурфовщиком, а рация сломалась, и о смерти матери он узнал лишь месяц спустя.

Степан и теперь частенько помогает сестре, а она продолжает писать ему длинные письма с подробным пересказом деревенских новостей, каждый раз, видно по привычке, начиная писать так: «Мы в доме живем по-старому», хотя теперь живет без матери, одна. Сестра уже не приглашает его приехать домой, видно устала просить.

В этом колхозе Степан Мячиков работает пятый год. Вначале пошел рыбаком только на путину, а потом вступил в артель и, как говорят, осел прочно. От привычек своих и прежнего уклада жизни он не избавился. Все так же легко поддавался на уговоры выпить, но из колхоза его не гнали — Степан был мастер на все руки.

В поселке Мячиков жил в маленьком домике в конце единственной длинной улицы. Мужики протоптали к нему не тропинку, а настоящую дорогу-тракт. Кто ни возьмет бутылку, всяк идет пить к Степану, он уж не откажет и составит компанию и по щедрости душевной отдаст последнюю рубашку, чтобы угодить гостю.