Евгений Рожков - Осень без любви

Так и текла размеренно, сонливо жизнь в Заполярном, но суждено было произойти и здесь необычной истории.

Никто толком не знает, каким образом попал этот человек в поселок. Одни говорили, что его вызвал какой-то знакомый, другие — сам приехал, третьи утверждали, будто его специально заслали в поселок, чтобы взбаламутить всех людей. Это уже говорили потом, когда этот человек незаметно исчез так же, как и незаметно появился.

Устроился приезжий работать в кочегарку. Сутки работал — трое сидел дома — в холостяцком общежитии горняков, куда его определили на житье.

Внешность приезжего непримечательна. Он худ, невысок ростом, голова вот у него была большая, такая большая, что размерами не уступала арбузу-рекордсмену, выращенному на плодородных землях Украины. Руки у него были короткими, слабыми. Непонятно просто, как он мог работать на такой вообще-то тяжелой работе, в кочегарке, с такими маленькими, детскими руками. Но сменщики на приезжего не жаловались, мужик был старателен, кроток, неразговорчив и что самое поразительное — не брал в рот спиртного.

В кочегарке, как правило, работали те, кого в других местах не держали из-за горючей многолетней любви к «зеленому змию».

Знакомств приезжий не заводил, держался особняком как на работе, так и в общежитии. Придет, бывало, со смены, розоватый, размягший после душа, разденется и в постель. Отоспится, а потом день и ночь, вплоть до следующего дежурства, читает, шевеля медленно губами, какие-то книжки. Книги были не художественные и не научные, а иного вовсе склада. С обилием рисунков-диаграмм. Потом-то распознали, разглядели, что это за книги, хотя нелегко это было сделать, ибо приезжий не бросал их, а прятал в свою тумбочку под замок. Как ни странно, но это были старые книги по шахматной теории. С этого времени и прицепилась к приезжему кличка Гроссмейстер, хотя в то время в шахматы он еще не сыграл ни с кем ни одной партии.

С месяц прожил тихо и незаметно Гроссмейстер, а потом, будто присмотревшись ко всему, или вернее, выждав время, за которое за ним закрепилась репутация тихого безобидного человека, он начал проявлять определенную активность. Как-то зашел Гроссмейстер в красный уголок общежития и предложил парню, со скучающим видом листавшему подшивку журнала «Смена», сыграть в шахматы. Парень согласился. Играл он плохо, но победил приезжего легко. Посмеявшись, великодушно над Гроссмейстером, парень предложил сыграть еще одну партию.

— А приз какой победителю? — осведомился приезжий.

— Какой приз? — удивился парень.

— Обыкновенный: материальная заинтересованность. На работе-то нас заинтересовывают премиями там и прочим, и здесь нужно, чтобы интереснее игралось.

— Не знаю, сам предлагай.

— Давай на обед сыграем. Кто проиграет, тот и кормит победителя.

Парень, уверенный в победе, согласился. Но самоуверенность его жестоким образом была наказана, он получил мат через десять ходов. Парень предложил сыграть еще одну партию и опять проиграл. К столу стали подходить любопытные. После пяти партий, проигранных подряд, парня попросили уступить место более сильному шахматисту.

Гроссмейстер записал фамилию проигравшего в ведомость — расчерченный от руки лист бумаги, указал количество «продутых» им партий, поставил точные дни обедов и заставил парня расписаться. Точно так в ведомости приезжий записал фамилию нового претендента. Условия игры оставались прежними.

Гроссмейстер расставил шахматы и сделал первый ход пешкой. В дебюте была разыграна столь популярная теперь сицилианская защита. Партия протекала спокойно, как пишут в официальных шахматных отчетах, в равной позиционной борьбе. Новый противник Гроссмейстера кое-что знал из теории шахмат и потому играл грамотно, осторожно. В середине партии Гроссмейстер неожиданно «зевнул» фигуру. Так посчитали все собравшиеся вокруг стола болельщики. На самом деле Гроссмейстер специально отдал фигуру, он уж знал, что победит в этой партии. Игра сразу обострилась. Новый противник Гроссмейстера повел ожесточенную атаку на королевский фланг. Гроссмейстер не на шутку забеспокоился, он не ожидал от парня такой прыти. О победе, в которой он не сомневался всего несколько ходов назад, жертвуя фигуру, теперь нечего было и думать, нужно было спасать партию.

Внутренне Гроссмейстер волновался, внешне был спокоен, и даже беспечен, держать себя за шахматной доской он умел. Маленькими карими глазками он уставился на доску и будто, кроме фигур, ничего не видел. Лицо его продолговатое, веснушчатое было непроницаемо. Только руки двигались по столу, то и дело меняя положение, и пальцы шевелились, будто трогали клавиши пианино.

Противник Гроссмейстера, молодой, розовощекий, с длинными, как у женщины волосами, инженер ПТО рудника, не скрывал радости. Он улыбался, поблескивая белыми ровными зубами, крутил головой, подмигивал ребятам, кивал на Гроссмейстера, как бы говорил: «Вот это я его зажал!»

Партия длилась долго и, несмотря на безнадежность своего положения, Гроссмейстер сумел свести ее вничью.

Инженер раздосадованно качал головой и говорил:

— Повезло тебе, батя, на лопатках лежал и вывернулся. Ну уж теперь-то я не спущу.

Гроссмейстер улыбнулся спокойно, тихо, будто боялся своей улыбки, и ответил:

— Посмотрим.

Во второй партии инженер не успел, как говорятся, опомниться, проиграл пешку, качество и на двадцатом ходу получил мат. Его попросили уступить место другому, но инженер запротестовал, решил сыграть третью «контровую» партию.

Белыми играл Гроссмейстер. В дебюте он разыграл сложный вариант защиты Гуффельда, получил большой позиционный перевес, затем выиграл фигуру, провел интересную, красивую комбинацию с жертвой ладьи, и инженер вынужден был сдаться перед неизбежным матом. Парень поднялся, пожал уважительно руку Гроссмейстеру.

— Ловко ты меня, батя! У меня ж в студенческие годы был первый разряд по шахматам. Правда, я года три не занимался, не играл, но все равно уровень есть.

Лицо у инженера было красным, волосы взлохмаченными, и сам он был возбужден, будто с кем-то только что подрался.

— Я этого так не оставлю, — пообещал он. — Через недельку-другую встретимся. — И неожиданно спросил: — Кстати, какой у вас разряд?

— Никакой. Мы институтов разных не кончали, да нам это и ни к чему. Когда нужно, я любого самого разграмотного человека обыграю.

— Это что же, ваша теория, ваше кредо?

— Да это мое факсимиле.

За стол сел очередной шахматист. Гроссмейстер аккуратно записал его фамилию в ведомость, напомнил условия и сделал ход пешкой. Не стоит описывать течение партии, потому что она была короткой и скучной. Гроссмейстеру попался беспомощный, слабый противник, и он его безжалостно разгромил.