Сергей Антонов - В городе древнем

Та самая армия, которая вернула им свободу, помогала теперь наладить сносную жизнь.

Машины!.. Машины!..

И что они везли? Не боеприпасы, не оружие, не солдат и офицеров на фронт…

Сосновые бревна, тес, доски, свежо пахнущие смолой, из которых можно построить землянку, теплый сарайчик, а то и барак! Какая благодать! И один к одному молодые парни в новеньких шинелях на крытой машине сзади. Сидят на скамьях, молча смотрят на разбитый город. Краснощекие, здоровые, ладные!

Машины проехали по Первомайской и остановились на площади у больницы.

Новый корпус строить! Или просто барак!

Жизнь в городе была бы еще труднее, а то и просто немыслима, если бы не всеобъемлющая помощь армии. Вода!..

Кто из вернувшихся в Дебрянск мог бы вырыть колодец? Ни у кого не хватило бы ни сил, ни умения, ни материалов. Даже у опытных мастеров рытье колодца, изготовление сруба отнимает много времени и физической энергии. А где их взять? Что делать? Селиться возле древней Снежади? Внизу? Мало кто и раньше ставил дома у реки; в половодье, того и гляди, затопит…

Взорвав водонапорную башню на базарной площади, водокачку на Снежади, водоразборные колонки на улицах, отступавшие немцы все же не могли уничтожить водопровод целиком. Одна из линий сохранилась. Воинская часть позаботилась не только о себе, но и о мирных жителях. Давно был известен Ольховский колодец, неподалеку от Дебрянска. Когда-то его считали чуть ли не святым и потому целебным или, может, наоборот: целебным, а потому святым. Вечно бьющие ключи в Ольховке стали поставлять в Дебрянск прохладную, вкусную воду. Но один колодец не мог удовлетворить потребность в воде. Тогда там же военные пробурили скважину, поставили насос и стали качать воду себе и горожанам.

Хлеб!..

Где испечь в разбитом дотла городе хлеб? И вот в Тихоновской, что на Бережке, церкви устроили пекарню. Построенная в XV или в XVI столетии Тихоновская церковь Воскресенского монастыря видела еще Лжедмитрия II, занявшего город, видела французов императора Наполеона, немцев… Была она святыней, складом горючего, механической мастерской… Теперь приехали из воинской части солдаты, приспособили один из ее приделов под пекарню.

Даже некоторые землянки в городе были сооружены воинами.

Часть медикаментов в больнице — из воинского подразделения.

Полевой телефон в райкоме партии — оттуда же…

Первую телефонную линию, связывающую город с областью, помогали тянуть связисты воинской части…

Вот и сейчас вышел из кабины старший лейтенант, и площадь у больницы оживилась: с машины соскочили солдаты, стали сгружать доски и бревна, застучали топоры, лопаты, зазвенели пилы…

Картина созидания, будь то возведение всего лишь небольшой баньки, всегда захватывает. И все, кто проходил мимо, жил неподалеку, сейчас стояли и смотрели на солдат.

Каждый взмах топором, каждый удар лопатой о землю, каждый рывок пилой — для жизни… Как и было испокон веков, как и задумывалось бытие на земле…

Для жизни…

Для жизни…

Для жизни…

И опять эти женщины. Они останавливались и смотрели, робко надеясь в одном из солдат узнать и найти того, кто вот уже два года не подает весточки, и даже того, кто давно уже лежал в земле… Ведь всякое бывало — объявлялись убитые, находились пропавшие без вести… Чувство сильнее холодного рассудка. Знали: будь он здесь, твой муж или сын, неужели не дал бы знать о себе, не прибежал бы сам, чтобы припасть к твоей груди, обнять тебя, прижать к сердцу? Но шли, всматривались в лица, ждали, надеялись: нельзя было жить, не пренебрегая в той или иной степени логикой и здравым смыслом. Никто бы из женщин не вынес и доли тех испытаний, которые пали на них, если бы не эта подмена трезвого взгляда надеждой…

Полина Снегирева потеряла сначала одного сына, потом другого. Однажды увидела молодого солдата, проехавшего на трехтонке, и после всех уверяла, что это ее Митя… Никакими словами нельзя было отговорить женщину. «Мой Митя!» На вопрос: почему же он не признал ее? — отвечала, что не заметил, мало ли у него забот. И спустя несколько дней все рассказывала, как она видела своего младшенького…

Степанов, спешивший в районо, увидев военные машины, тоже остановился.

Сейчас, оказавшись как бы среди своих товарищей-солдат, Степанов яснее осознал то, что и раньше не покидало его: он должен взять эту школу на себя, на свою душу… Иначе будут тянуть, тянуть, потом могут спохватиться и, наверстывая упущенное время, наломают дров… Вот так, как он тогда чуть не наломал…

Наверное, куда легче было бы выбить из этой школы фрицев, чем пойти и просить о выселении своих… Недаром все так тянут…

Быть может, только сейчас Степанов разгадал нехитрую механику, к которой вольно или невольно, больше невольно, прибегали все, от кого зависело освобождение здания для школы.

Тянула Галкина, тянул Троицын, тянул председатель райисполкома Мамин, тянул, наверное, и Захаров… Представляли, как старые и больные люди покидают дом, оставаясь без крыши над головой, и у них сжималось сердце, и как-то само собой решение ясного вопроса откладывалось на завтра…

Степанов не заметил, как подался к новым зеленым машинам. Они властно влекли его к себе.

Машины были далеко, а он ясно слышал шум их еще не заглушенных мощных моторов. Качнувшись — под ноги попал кирпич, — он, показалось ему, почувствовал плечо соседа по шеренге… И впереди были товарищи-солдаты, и позади, и шли они за танками… И где-то там, неизвестно в скольких километрах, их ожидает бой, уже один бог знает какой по счету…

Шагать вместе со всеми, вместе со всеми жить борьбой, приближающей победу, и вместе со всеми верить в ее неизбежность, если ни ты, ни твой товарищ, ни товарищ твоего товарища не дрогнут ни перед чем…

На площади один из солдат напомнил Степанову знакомого. Однако не был уверен, что не ошибается. Звали солдата, если это тот самый, Семеном Выриковым. Познакомился с ним под Вязьмой, где-то на привале после тридцатикилометрового марша. Помнит сарай, кучу высохшего навоза, тишину вокруг… Выриков хотел пить, но идти искать воду сил, как и у других, у него не было. Степанов предложил ему свою фляжку с остатками теплой, пахнущей металлом воды. Хотел пить сам, но отдал. После этого виделся еще раза два, тоже вот так, в походе… А потом Семен Выриков вынес Степанова, раненного, с поля боя…

Сейчас солдат сосредоточенно рыл яму. Копал и копал, выбрасывая на жухлую траву желтую глину.

— Семен… — неуверенно окликнул Степанов.

Солдат вытер ладонью пот со лба, взглянул на Степанова, как на чужого.

Степанов уже понял: никакой это не Выриков… Да и как мог оказаться бывалый солдат среди молодых, необстрелянных?.. Но захотелось познакомиться. Солдат назвался Андреем Сазоновым.