Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

Сестры сами захотели узнать как можно больше о картошке. Валфрид не строил из себя всезнайку, перед тем, как поделиться наблюдениями, всегда напоминал, что в академиях не обучался. Только и всего мудрости, сколько раздобыл в борозде.

Бека сам искал и другим разрешал отклониться от своих рецептов. Поэтому дочки не выполняли слепо указания, а думали и переживали вместе с семьей.

В чулане, как Валфрид с Барбарой называли нежилое помещение, отгороженное от соседних дощатыми переборками, картошку весной приводили в чувство, будили, чтоб очнулась от зимней спячки. Высыпали на пол, выстраивали в ряд на полках, клали в неглубокие ящики. Рассматривали, вертели и сравнивали. Валфрид всегда звал девочек:

— Ишь, что получается. Те, что слишком долго на солнце заглядывались, выгоняют ростки медленнее. А у этих вон ростки худые. Оттого что мало досталось солнечного света.

Когда появились полиэтиленовые пленки, Бека смастерил мешки, насыпал в них клубни, подвесил на гвозди и то и знай подзывал сестер:

— Нина, Валя! Ишь, что получается.

Так вот и хлопотали в мире и согласии. Выстилали пол смоченными в воде газетами, чтобы хватало влаги в чулане.

Нина с Валей выросли, вышли замуж, родили детей. В чулане жила семья Вали. На втором этаже между скатами крыши выстроила себе жилище семья Нины. Чтобы весной прорастить картошку, пришлось прорубать в клети два окна.

Внешне все было хорошо. Даже очень. Но внутри нарывало, зрело недовольство. Чем дальше в прошлое отодвигалась война, тем больше Военная Нина и Военная Валя отдалялись от Валфрида и тем чаще и живописней Валфрид рассказывал о войне. Рассказывали, кстати, и о нем. Он незаметно превратился в человека-легенду. Его постоянно приглашали в школу, на все колхозные торжества и мероприятия, сажали в президиум, одаривали цветами, сувенирами. Потому что Валфрид Ранняя Бульба был единственный из оставшихся в тылу мужчин, кто в Картофельных Ямах с оружием в руках схватился с вооруженным солдатом фашистской армии и спас от бесчестия Асю. Мало того, именно в это время, когда Курземский котел вот-вот должен был взорваться и большинство думало, как спасти себя и близких, Бека вспомнил о русских девочках. Другие отвернулись, делая вид, что не замечают брошенных детей. Барбара и Валфрид протянули руки и предложили сироткам кров.

И вдруг после стольких лет на вечере в честь Победы, когда Валфрид в очередной раз погрузился в воспоминания и как борец тыла получил цветы, Военная Нина попросила слова. Ее охотно пригласили на трибуну. Наверное, дочка хочет дополнить рассказ о приемном отце. Поговорит о военной угрозе, своей работе и мирном голубом небе.

— Валфрид Бека принял нас, вырастил, обучил, поставил на ноги. Это правда. Валфрид Бека застрелил Курта. И это правда. Но почему принял нас и почему застрелил Курта, об этом вам следовало бы наконец узнать.

В зале воцарилась тишина. Президиум не дышал.

Военная Нина много не говорила. Но сказанного было достаточно, чтобы президиум долгое время сидел потупив очи и набрав в рот воды. Публика не знала, как себя вести, то ли аплодировать, то ли хранить молчание.

Некоторые робко, другие с любопытством стали шарить глазами, искать Асю Смилтаю. Кое-кто заерзал на стуле и тут же успокоился. Будешь вертеться, высматривать Отомара Смилтая, напорешься на его взгляд — не обрадуешься. Многим хотелось поглазеть, как ведут себя дети Смилтаев — Дзелде, Айнис, Лео. И какое лицо кажет Барбара. Но тишина сковывала, и единственное, что публика себе позволяла, — это во все глаза смотреть на третье место в первом ряду президиума. После первой фразы приемной дочери Валфрид Бека схватил подаренный ему букет. Нина спустилась в зал, села на свое место, а он все еще продолжал сжимать в пальцах цветы.

Долго не смолкнут в Картофельных Ямах пересуды, долго будут перемывать косточки Валфриду и его жене, Асе и ее семье. Но больше всего самой Нине. Можно или нельзя было так поступать? По какому праву расковыряла она то, что давно зажило и поросло быльем? Когда старые Смилтаи и старые Беки почти весь свой век уже прожили. Когда Курт давно истлел. И такова ли благодарность Нины за то, что ее с сестрой приняли, вырастили, выучили? А может, наоборот, так и надо было, чтобы исправить ошибки в летописи событий? Пусть дорогой ценой, зато восстановлена истина.

Молодые в зале и в президиуме удивились. И только. Старшие вспомнили. Начали разбирать, высказывать суждения.

Когда крепко стоишь на земле, можно не торопясь обдумать каждый шаг, либо принять, либо отвергнуть.

Но коль попал меж жерновами, успевай поворачиваться, будешь долго размышлять, — сотрут в порошок.

Барбара с Валфридом приютили Нину с Валей в самую смутную пору войны. Поступок говорил сам за себя. И никто не стал бы его переоценивать десятки лет спустя, если бы за Военной Ниной и Военной Валей в детстве не водилось дурной привычки — подкрадываться тайком и подслушивать.

Средняя комната в доме Беки нежилая, набитая битком всякой хозяйственной утварью. Комнату сестер от нее отделяла легкая перегородка, покрытая нанесенными валиком зеленоватыми цветами. Если проскользнуть в чулан, слышно было, о чем разговаривают Барбара с Валфридом. Девочки забирались туда днем в часы послеобеденного отдыха и вечером перед сном.

Только-только Нина с Валей освоились у Беки, как однажды за стеной услышали свои имена:

— Придут красные, спасибо скажут нам за девочек. — Голос принадлежал Барбаре. Валфрид возразил:

— Как бы не так. Только если соседи подтвердят — не для работы, а из жалости взяли.

— А если по вредности скажут, что мы их взяли вместо служанок? Люди-то разные. Есть и недобрые, — заволновалась Барбара.

— Тогда нужно еще что-нибудь сделать, что могло бы понравиться красным. Ишь, как получается. Не могу же я всем объявлять, что собираюсь повесить на сосне большевистский флаг. Меня схватят и расстреляют.

Валфрид все годы оккупации проработал в Картофельных Ямах стрелочником на железной дороге. Оставит ли его на этой должности новая власть, что установится самое большое через несколько недель, в этом Валфрид сильно сомневался. Стрелки-то он переставлял так, чтобы составы двигались, а не сходили с рельсов.

Он по-прежнему ходил к Смилтаям на блинные вечера, бывало, завернет к ним и без всякого повода. Как обычно приходят в дом, где часто бывают люди. Здесь можно было выпить рюмочку-другую, послушать, как Курт с Учителем музицируют, потоптаться в танце. Ноги сами несли Валфрида к Смилтаям. И виной тому был вовсе не самогон, а хозяйка. Он не переставал ей удивляться. Сыновей двое, муж-пьяница на шее, а успевает скотину накормить, выдоить, напечь блины, натанцеваться и при всем том цветет. Так цветет, что глаз не оторвешь. Валфрид в такие минуты сравнивал Асю с Барбой. Та тоже не была обделена привлекательностью, но все делала вяло. Любила мужа, а не родила ему ни одного ребенка. На стол накрывала, постель стелила, но не цвела так приманчиво, как Ася.