Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

Чуточку времени надо было выкроить и для скрипки.

— Чтобы струны не заржавели. То-то и оно то.

Никакого музыкального образования Жанис не имел. Раньше музыкантов в Заливе было тридцать на дюжину. Старики сызмальства приобщали детей к оркестру. Чтобы не выучить десятка два танцевальных мелодий, надо быть или отпетым дураком, или вовсе глухим. Так рассуждали мужики, и то была святая правда. Ежели кто-нибудь проявлял к музыкальному делу особый интерес, никто не запрещал браться за инструмент почаще. Читать ноты Пильпук научился бегло, но наедине с собой, как правило, обходился без них. Музицировал для собственного удовольствия, по настроению. Это была вторая, но отнюдь не последняя причина, которая отличала его от других обитателей Залива.

У Жаниса была довольно приличная кузница. Обслуживала она Элефанта и молочную повозку. Добиться от него другой какой-нибудь починки удавалось лишь с большим трудом. Но не бегать же с каждым пустяком в механические в центре. Жанис конечно, мог бы еще поколотить молотком, заработал бы, кстати, и лишний рубль. Но он с этим покончил давно. И если сосед больно канючил, отсылал его к Янису Рабыню:

— Ступай к ювелирных дел мастеру.

Это не означало, что огонь в горне погас насовсем. С кузницей было то же самое, что со скрипкой. Жанис делал лишь то, что ему нравилось, а не то, что хотели другие. Нередко — совершенно никому не нужное. Иногда выдумывал вещи, которые были давно выдуманы. Взять хотя бы те же сани. Прежде всего Жанис попрал главный свой принцип, потому что сани, какими бы они ни были, не имели ничего общего с «подвижным составом». Во-вторых, на кой сдались они старому деревенскому папаше? Куда он в них поедет? Примерно такие соображения можно было услышать потом, когда в Заливе обсуждали происшествие, виновником которого стал Жанис.

На хуторе Пильпука в «Амурах» время от времени раздавался пронзительный визг. Никто не обращал внимания. У Жаниса в доме полно было всевозможных моторов и моторчиков. Он не успевал прополоть сад, зато воду качал мотором, а дрова пилил лучковой пилой.

В эту зиму в «Амурах» завывало чуть ли не через день. Наконец великий труд был, видимо, завершен. До Нового года осталось три дня. Это была та пора, когда председатель Айвар Берзинь приглашал в гости избранных людей. Если выпадал снег, приезжих в центре пересаживали из машин в сани, специально подобранные для этого случая. Гостей укутывали в тулупы, и начинался без малого десятикилометровый санный пробег. Дорога большей частью шла лесом. Сельского жителя и то привела бы в восторг такая езда. А уж горожанина и подавно! Особенно в предвечерних сумерках, когда лес стоит прозрачный, словно заколдованный.

Банька Огуречного мужика дымилась. Ехали влиятельные гости, а Андрей Куга в их честь устраивал колбасный день. Официально это называлось — встреча Нового года в сельской тишине.

Днем к Андрею зашел Жанис. Выкурил сигарету и, собираясь восвояси, спросил:

— В котором часу ждут?

Узнав, добавил:

— Кому нынче колбаса не понравится! То-то и оно-то.

И ушел тихо-спокойно, как всегда.

Спустя некоторое время из «Амуров» с жутким тарахтеньем вылетело странное средство передвижения. Свежевыпавший снег закружился вихрем и поплыл, как высвеченное солнцем облако.

Лесная дорога — не двусторонняя трасса. Если едет один, другой должен уступить дорогу. В данном случае предпочтение полагалось отдать председателю — как-никак он вез гостей, плавной рысью, в двух подводах. Но у Пильпука был свой расчет. Если Айвар Берзинь не уступит, лошади сами поймут, кто главный возница. Рысаки, заметив устройство Жаниса, встали на дыбы, словно навстречу им неслась стая волков. Постояв секунду, рванули в сторону. Оглобли сломались, сани с седоками кубарем полетели в канаву. Гости, к счастью, остались целы, а ушибы не стоили того, чтобы из-за них хныкать. Сконструированные Пильпуком аэросани тем временем описали широкую дугу и по другой дороге подъезжали к «Амурам». Горожанам же пришлось топать пешком пять километров.

Когда столичные гости вошли во двор Огуречного мужика, ведя в поводу лошадей, баня уже успела порядком остыть.

Жаниса упрекнуть было не в чем. Не было для этого оснований. Разве где-нибудь сказано, что к саням нельзя прилаживать мотор?

Об экзотичной встрече Нового года слух, естественно, разнесся по всему колхозу. Хотя аэросани были изобретены много лет назад, в Озолгале каждый день на них не катались. Председателю крепко запомнились те зимние сумерки.

О Жанисе говорили всякое, соседи сошлись в одном:

— Пильпук еще и не то может выкинуть. Никогда не знаешь, что у него на уме.

Жанис тем временем спокойно пиликал на скрипке. Чем еще заниматься в долгие зимние вечера? Не обходилось и без ехидства:

— Корова осталась передойницей, а у этого фокусы в голове.

— Как без теленка теперь жить будет?

Самый близкий сосед Рейнис Раюм, прослышав о санях, понимающе усмехнулся, а что корова ходит яловая, за это Пильпуку от него досталось:

— Корова твоя, но молоко — дело государственное. Я, как бывший депутат, в таких вопросах кумекаю. Поселок должен план выполнять. Нужны телята и масло.

— То-то и оно-то, как поглядишь.

— Не «как поглядишь», а как в аптеке. Прозевал, когда корова в течке была?

— Ей-богу, не заметил.

— Тут ничего не стоит дойти до Ольгиного быка. Не надо бегать в центр, где эта бабенка со шприцом. У нас в Заливе все под рукой.

Жанис слушал и не понимал, всерьез это или в шутку говорится. Не припоминал он, чтобы Рейнис кого-нибудь отчитывал. Поэтому направил разговор по другому руслу:

— А не выпить ли нам маленько? У тебя пиво-то водится?

Пиво и вправду водилось и, шурша пеной, лезло из бутылок.

Мужики рассуждали о политике и колорадских жуках.

Послушать со стороны, в голову не придет, что один из собеседников ветром подбит. Если взять меркой здравомыслие, не найдешь к чему придраться. Но то, что Пильпук не стоял твердо ногами на земле, было ясно как дважды два — четыре. И не заросший огород, и не подмоченное сено тому доказательство. Без жены Жанису и впрямь трудно было справиться с хозяйством. Беда была в другом: у него душа не лежала к земле. Пильпук об этом не говорил. Какой смысл жаловаться, что это даст?

Еще с мальчишеских лет его тянуло прочь от плуга, от косы. Не потому, что боялся работы, просто работа была не та, не настоящая. Нужда приковала к земле. А жажда чего-то несбыточного осталась. Чего именно, Жанис сам не знал. Иногда он доверял ее скрипке, другой раз воплощал в колесе, а то и выковывал в каком-нибудь никому не нужном пустяке. Жанис охотней чинил крыши и развозил почту, чем сгребал сено. А настоящий крестьянин прежде всего отсидит в борозде — делу время, потехе час.