Владилен Леонтьев - Антымавле — торговый человек

— Ох-ох! Поясница болит, — согнулся, как ребро моржовое, и заковылял к себе в дом.

Не похож на обычные стойбища Вельвун: у Рэнтыгыргина таннытский дом стоит и яранга рядом, между домом и ярангой высокое бревно вкопано, а дальше по галечной прибрежной полосе — яранги остальных жителей стойбища растянулись до самого мыса Онман.

Столпился народ на берегу, сбежались женщины, дети. Гулко хлопают весла о днища байдар, выбивают люди гальку из-под шпангоутов. Доносится дружное: то-о-гок! Подымают на плечи байдары, на стойки несут… Опустилось солнце к самому морю и снова подниматься стало — только тогда народ по ярангам разошелся.

Пошел Антымавле ночевать к соседу по байдаре, задумался:

«И почему такую силу Рэнтыгыргин имеет? Совсем на чукчей не похож. На корме хозяин байдары должен сидеть — не сидит, работать со всеми вместе должен — не работает. Может, верно, больной и жалеют его люди?»

Антымавле задержался в Вельвуне: износилась одежда, обувь, идти дальше не в чем. Дал Рэнтыгыргин, выручил. Получил и винчестер. К своему патронов не нашлось, не привозят больше таких торговцы. Но нехорошо уйти, не отблагодарив за это. Остался…

Чуть плещутся волны у берега, перекатывают ласково гальку, играют камушками. Покачиваются редкие льдины в море. Солнце висит над самой водой. Тишина. Воздух легок и прозрачен, не чувствуется ни малейшего ветерка. Каждый случайный звук разносится по берегу.

Спит стойбище Вельвун. Лишь один человек бодрствует, сидит в наблюдательной бочке на высокой мачте, вкопанной в землю, и смотрит в море.

Кругом льды, льды. У берега они редкие, а дальше, где море сходится с небом, сливаются в одно поле.

В каждом приморском стойбище есть места, откуда круглосуточно, когда стоят светлые ночи, наблюдают за морем — вдруг моржи или киты появятся. Но в Вельвуне нет высокой скалы, а мыс Онман далеко, не услышат оттуда люди крика, поэтому приспособил Рэнтыгыргин мачту с разбитой шхуны.

Гырголь, у которого жил Антымавле, рассказал ему, что три года назад раздавило во льдах усатую лодку охотников на китов. Остатки выбросило волной у мыса Онман. Самое лучшее забрал себе Рэнтыгыргин, потому что он «хозяин» земли здешней. Его предки с давних пор живут на этом месте. Остальные люди с других мест, пришедшие. Среди обломков шхуны уцелела мачта с наблюдательной бочкой. В днище узкий проход, внутри пристроено удобное сиденье, под ним какой-то ящик. Люди хотели распилить мачту на полозья для нарт, но Рэнтыгыргин запретил, сказав:

— Эх, плоходумающие вы. Ее на берегу поставить можно, и будет хороший ёпыткын.

Рэнтыгыргин все знает. Несколько зим, кажется семь или восемь, плавал он на усатых лодках, побывал в больших таннытских стойбищах, дома каменные, как скалы, видел.

На байдаре прибуксировали мачту к стойбищу, на берег вытащили. Рэнтыгыргин позвал двух стариков и заставив их вырубить теслами засечки на мачте через каждые полтора локтя. Привязал на засечках моржовые ребра, лестница получилась. Сам Рэнтыгыргин не работал, только показывал и все время говорил:

— Так капитан Петерсон делает.

Даже какие-то непонятные слова называл, когда сердился.

Кое-как всем стойбищем вкопали мачту в гальку, закрепили, как на усатой лодке. И с того времени каждое лето там сидит наблюдатель, за морем смотрит.

Рэнтыгыргин достал у охотников на китов смотрелку — бинокль…

— Хотя людям и даны глаза, чтобы видеть, но таннытский глаз сильнее — не пропускает ни одного моржа, — говорил Рэнтыгыргин.

Верно, в таннытский глаз лучше видно…

— Эге-ге-ээ! — нарушил тишину крик наблюдателя. — Рыркат! Рыркат! — эхом разнеслось пр всему берегу.

— Вставай, вставай! — толкал спящего Антымавле Гырголь. — Моржей увидели.

Все наготове у Рэнтыгыргина, каждый знает, где что лежит. Бегут гребцы к байдарам, бежит и Антымавле, а когда собрались все, вышел Рэнтыгыргин с винчестером, сел в спущенную на воду байдару и приказал:

— Тагам!

Гребут бесшумно в две пары длинными веслами люди, в носу два стрелка лицами вперед сидят, на руле — опытный старик. А Рэнтыгыргин подложил под себя спальную оленью шкуру и полулежит на ней.

Подходит байдара к льдине. Моржи сбились в кучу, дремлют на солнышке, ничего не слышат. Равнодушен Рэнтыгыргин, но с моржей глаз не сводит, приподнялся, защитный козырек синего цвета на лбу поправляет, чтобы не било в глаза солнце. Перестали грести, сушат весла, стрелки взяли на мушку моржей.

— С хорошей шкурой бейте, — доносится шепот, — на ярангу, на ремни…

Но вдруг словно обжегся Рэнтыгыргин, вскочил, бесшумно переметнулся в нос байдары. Не всколыхнулась байдара, не качнулась — будто и не делал Рэнтыгыргин резкого движения — так ловко и легко перемахнул он по банкам. Оттолкнул грубо стрелков, прицелился, сделал подряд три выстрела и уложил на месте трех моржей с огромными бивнями. Метко бьет Рэнтыгыргин, за что и ценят его охотники на китов. И куда только болезнь делась. Ропщут охотники, но никто вслух сказать не хочет — боятся.

— А теперь на шкуру бейте, — сжалился старик.

Но кого бить, когда все моржи в воду ушли и далеко в стороне вынырнули. Попробуй, догони среди льдин.

Много раз выходил в море Антымавле с охотниками, и всегда так получалось. Набьет моржей-шишкарей Рэнтыгыргин с негодной ни на что шкурой, срежет с них головы с бивнями, лучшие куски мяса на копальгин пустит, а остальное, что быстро портится, гребцам раздает, выделяет лишь стрелков и рулевого.

— Хорошим охотником он был раньше. Всегда кусок мяса давал в каждую дверь, — объяснил как-то Гырголь. — Таким стал, когда с усатой лодки вернулся.

Забыл все чукотские обычаи Рэнтыгыргин, не считается с нуждами людей. Надо бы всем поровну мясо и копальгин делить, по очередности забивать моржей с хорошей шкурой. В каждой семье нужда своя: крыша прохудилась, менять шкуры надо, ремня нет, а копальгин на зиму всем нужен.

А Рэнтыгыргин разгонит ближних моржей, а после дает байдару гребцам. По двое-трое суток ищут зверя в море люди. Иногда удачно, а чаще впустую потеряют время. А если задержатся в море, то ворчать начинает Рэнтыгыргин, упрекает охотников.

— Моржи близко были, а вы где-то в море лазили, — скрипящим голосом бросит он.

Рэнтыгыргин никогда не кричит громко, но всегда скажет так, что не находят слов для ответа обидчику.

Недовольны люди, злы на Рэнтыгыргина, но что поделаешь, если по обычаю за использованную вещь добычей делиться надо. Взял винчестер, убьешь нерпу — половину отдай, взял капканы, поймал двух песцов — одного отдай. А у Рэнтыгыргина все есть, дружбу с танныт водит, к чаучу ездит, своих помощников силачей из ближайшей родни держит. Не отдашь — силой возьмет да еще и обидное скажет: