Владилен Леонтьев - Антымавле — торговый человек

Разгорелся костер у входа в ярангу, летят кусочки оленьего сала в разные стороны, последняя пригоршня — в огонь.

— Го-ок! Тагам! — вскрикнул Пылёк и с легким посохом в руке выбежал вперед.

Потянулась вереница мужчин за Пылёком. Много желающих нашлось. Не стар еще Пылёк, силу чувствует, да хозяину и нельзя в стороне быть. Среди бегунов и Антымавле. Тоже решил счастья попытать.

Скрылись бегуны за склоном холма, не спеша бегут, берегут силы на обратный путь, не скоро появятся.

А болельщики тоже времени даром не теряют. Дети с рогами играют, визжат, хохочут. Немного в стороне на ровной полянке, собрались молодые девушки в круг, покачиваются с боку на бок, поют.

Колышутся складки праздничных керкеров, чуть сгибаются ноги в коленях.

— Хр-хр-хр! — вздыхают девушки и все быстрее в быстрее качаются с боку на бок.

Сидит рядом старик, зажмурил глаза, молодость вспомнил.

«Бегут олени по тундре, раздвоенные копыта ритмично пощелкивают, олени свободно дышат…»

— Кыр-кыр-хр-хр, — хрипло вздыхают девушки.

«Свежи и бодры еще олени, легко бегут. Но путь далекий. Задыхаться стали…»

— Хыр-хр, хыр-хр! — всхрапывают тяжелее девушки.

«Замедляют бег, чаще дышат, копыта реже пощелкивают…»

— Хр-хр… хр-хр… хр-хр! — задыхаются девушки.

«Выбиваются из сил, шагом идут…»

— Хррр-хррр! — выдохнули девушки и замерли на месте.

«Встали олени, пар из ноздрей валит, бока вздымаются».

— Рай-рай! Бегут, бегут! — раздался крик подростков.

Вздрогнул старик, глаза открыл, будто проснулся.

Исчезло видение, а вдалеке на склоне холма бегуны показались.

— Эретенер впереди! Эретенер! — шумят люди.

— Смотрите, какой-то незнакомец с ним рядом!

— Антымавле! Антымавле! — узнали в толпе.

Ускоряют бег соревнующиеся. Вырвался вперед Антымавле, но и Эретенер отстать не хочет. Третьим Пылёк бежит.

— Рай-рай! Экылпе! Скорее, скорее! Эретенер!

Легко бежит Антымавле, редкими и большими прыжками.

Старается ступить как можно дальше вытянутым носком. Закидывает далеко вперед посох.

Вот уже и призы рядом. Выхватит сейчас тонкошерстную шкуру Антымавле. Но из толпы вырывается женщина, жена Эретенера, схватывает шкуру — самый лучший приз. К другому метнулся Антымавле, и этот из-под рук выхватили. Не допустят жены, чтобы мужья без приза остались. Ничего сказать Антымавле не может. Будь у него жена, она то же самое сделала бы. Ни с чем остался юноша.

Не успели мужчины отдышаться, как сорвались с места женщины и беспорядочной толпой бросились вперед. Бегут по тундре, широко руками размахивают, взлетают в разные стороны широкие рукава керкеров, болтается оторочка из темного меха на спине. Жарко в керкере, на бегу вытаскивают руки, обнажают плечи и грудь.

— Ка-ка! — восторгаются мужчины.

— Йыккайым! Груди-то, груди подвязать бы надо: бегать мешают.

— Пусть болтаются. Молока для ребенка больше будет.

Приближаются женщины к призам, а теперь уже мужья их выручают, перехватывают призы.

— Ок-ок-ок! — кричит Рэнтыгыргин, на бегу привлекая внимание людей. — Теперь вот мое отнимите! — и выставил свои призы, все таннытское, дорогостоящее: табак, чай, патроны, наперстки, иголки…

Хлынули люди к берегу. Спускают байдары на воду. Садятся в них по шесть гребцов, седьмой рулевой. Понеслись по заливу.

Думал Рэнтыгыргин, что здесь-то покажет свое искусство, но просчитался — вторым после науканцев пришел.

Долго продолжались игры на берегу. Науканцы и кыгминцы моржовую сырую шкуру вытащили, встали в круг, ухватились за края, руками колышут. А на скользкой шкуре человек стоит, вверх взлетает и ловко на ноги падает. Охают оленеводы, изумляются:

— Ка-а-ко! Будто чайка вверх взлетает.

А вечером заклинатели свое искусство показывать стали. Шумят бубны в стойбищах, шаманы с духами советуются, судьбу предсказывают…

Сидит в чоттагине, поджав под себя ноги, старик, не сводит слезящихся глаз с ножа, которым режет шкуру молодого лахтака. Напротив Антымавле, рукава кухлянки засучены, руки быстро перебирают сырое кольцо шкуры.

— Быстрее, быстрее! — поторапливает старик. — Шкура высохнет, трудно будет резать.

Старик держит нож торчком, направляет лезвие по краю шкуры и рассекает ее, как байдара воду. Сырой ремень падает на пол, в открытую дверь влезли собаки, сгрудились вокруг, помахивают хвостами, не сводят глаз с рук старика: вдруг промахнется, и кусочек шкуры достанется им. Вспотел Антымавле, а старик велит все быстрее и быстрее перебирать шкуру.

Делает молодому зятю старик Тымнеквын ремень для акына. Охотник в море без акына — что человек без рук. Скоро дожди пойдут, а это как раз подходящее время для выделки ремня, который в воде будет часто. Не каждый может сделать хороший акын — трудное это дело. Растянет старик ремень на стойках. Подсушит его солнце, дождь смочит. Вытянет его до предела Тымнеквын и опять натянет. И так до тех нор, пока не перестанет вытягиваться ремень, Обстругает его потом ножом, сделает круглым, как стебель травы, — и готов акын. И если уж зацепит Антымавле моржа или лахтака, то хоть как тяни — не лопнет.

Искусен Тымнеквын, почти у всех инрылинских охотников ремни им сделаны.

Прошло уже две зимы, с тех пор как поселился Антымавле в Инрылине.

Кончился праздник тонкошерстного оленя в заливе Камака, сел Антымавле в байдару к инрылинцам (они первыми собрались) и уехал с ними. Через людей слышал, что упрекал его Рэнтыгыргин в неблагодарности, винчестер вспоминал. «Так настоящий человек не делает», — передавали ему слова Рэнтыгыргина. Переживал сначала Антымавле сильно, думал, что действительно неправильно поступил, обидел старика, но возвращаться к нему не хотел, тянуло к своим, к Имлытегину. Имлытегин, как рассказывали люди, давно уже в Инчувине был, ярангу свою поставил и будто неплохо живет. Хотел к нему добраться Антымавле, но случилось так, что навсегда остался в Инрылине.

Невелико стойбище Инрылин. Расположилось оно на песчаном берегу между двумя пологими холмами, потому и называют его холмистым. Холмы двумя мысками вдаются в море и образуют небольшой залив. В стойбище всего пять яранг. В первой яранге живет старый Ринтылин с сыном Рэнто, во второй — высокий, худой, похожий на баклана Эвыч, в третьей — Эттытегин, дальше — Рыно, а в самой последней — старик Тымнеквын со старухой и взрослой дочерью Имлинэ.

Приехали инрылинцы с праздника, встретили их с радостью домочадцы. Никто не позвал к себе Антымавле: у него ничего не было, и только один Тымнеквын сказал:

— Иди к нам.

Бедно жил Тымнеквын. Дети, став взрослыми, перебрались в другие стойбища. Танке, старший сын, в тундру ушел, женился и жил в Нешкане. Дочерей замуж взяли. Но старик не хотел сниматься с родного места и остался в Инрылине.