Венедикт Ерофеев - Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

– Понимаю, отец… —

Полное взаимопонимание между отцом и сыном описывалось еще в Новом Завете: «Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11: 27; ср. также Лк. 10: 22). Здесь Веничка надевает на себя новую маску – Создателя, а Иисусом становится его младенец.

16.13C. 35. И все, что они говорят – вечно живущие ангелы и умирающие дети, – все так значительно, что я слова их пишу длинными курсивами… —

Мудрый младенец – не кто иной, как Иисус: «Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; Все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» (Лк. 2: 46–47). Позже сам Иисус учит: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам <���…> Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них [апостолов] И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном; И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает» (Мф. 11: 25; 18: 2–5).

Тема чрезмерной, «взрослой» детской мудрости, совмещенная с детскими страданиями, занимает в русской литературе важное место, особенно у Достоевского и Льва Толстого:

«Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе <���…> застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал» («Война и мир», т. 4, ч. 1, гл. 15).

Что же касается курсива, то сходный по формулировке «полиграфический» тезис есть у Саши Черного: «Такого рода „истории“ не на четвертой странице печатать надо и не бисерным шрифтом, а крупными буквами, в черной кайме» («Дневник резонера», 1904).

16.14 …плясать под мою «поросячью фарандолу»… —

Фарандола (farandole) – старинный провансальский народный танец; исполняется группой танцоров, которые, взявшись за руки, выстраиваются в цепочку и в быстром темпе движутся по кругу или по спирали. Фарандолы есть, в частности, у Чайковского («Спящая красавица») и Гуно («Мирейль»).

16.15C. 35. Музыка отца и слова его же. «Там та-ки-е милые, смешные чер-те-нят-ки цапали-царапали-кусали мне жи-во-тик…» —

В детских «Песенках» у Саши Черного есть про животики: «А потом мы на шкапу / С ней плясали „Ки-ка-пу“. / Ножки этак, так и сяк, / А животики – вот так» («Чижик», 1920); «Прибежал вдруг котик, / Прыгнул на животик» («Колыбельная», 1920). Можно также перечитать его «Совершенно веселую песню (Полька)» (1910). А «чертенятки» фигурируют в названии стихотворения Блока «Болотные чертенятки» из сборника «Пузыри земли» (1904–1905).

16.16 А ты, подпершись одной рукой, а другой платочком размахивая, прыгал, как крошечный дурак… —

Напомню русский танец (с платком и «руки в боки») Наташи Ростовой в доме у дядюшки из Льва Толстого:

«Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движенье плечами и стала. Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, – эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, – этот дух, откуда взяла она эти приемы <���…>? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, неизучаемые, русские <���…> Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась» («Война и мир», т. 2, ч. 4, гл. 7).

16.17 «С фе-вра-ля до августа я хныкала и вякала, на исхо-де ав-гус-та ножки про-тяну-ла…» —

Использование глагола в форме женского рода в ситуации, в которой участвуют двое мужчин и совсем нет женщин, естественно, вызывает вполне определенные реминисценции. У Северянина в стихах, посвященных памяти поэтессы Мирры Лохвицкой (см. 17.5), читаем: «Умерла она в пору августа, / Когда зелень трав и дубрав густа…» («Траурная элегия», 1909); «Двадцать седьмое августа; семь лет / Со дня кончины Лохвицкой; седьмая / Приходит осень, вкрадчиво внимая / Моей тоске…» («27 августа 1912 г.», 1912). Кроме Лохвицкой, «на исходе августа ножки протянула» и другая русская поэтесса: Марина Цветаева покончила с собой 31 августа 1941 г.

Символично также, что и вдова Венедикта Ерофеева, Галина, ушла из жизни «на исходе августа»: «В конце августа 1993 года, оставив коробку с дневниками [бесед с Ерофеевым] случайной соседке, Галина Носова [девичья фамилия вдовы] выбросилась из окна тринадцатого этажа» ( Авдиев И. Предисловие… С. 168).

Что касается «хныканья и вяканья с февраля», то здесь, разумеется, на память приходит ранний Пастернак: «Февраль. Достать чернил и плакать! / Писать о феврале навзрыд…» («Февраль. Достать чернил и плакать!..», 1912). У него же с февралем связана и тяжкая доля одной из «протянувших ножки» героинь русской истории: «Ты бьешься, как билась княжна Тараканова, / Когда февралем залило равелин…» («Душа», 1915).

16.18 …я хныкала и вякала… —

Глагол «хныкать» в связи с младенцем встречается у большого любителя младенцев – Сологуба: «„Хнык, хнык, хнык!“ – / Хныкать маленький привык…» («Хнык, хнык, хнык!..», 1916).

Глагол «вякать» по отношению к больному ребенку употреблялся, например, Зощенко: «И по случаю болезни он [младенец] каждую минуту вякает, хворает и требует к себе внимания» («Голубая книга», «Приложение к пятому отделу», «Происшествие»).

16.19 «Раз-два-туфли-надень-ка-как-ти-бе-не-стыдно-спать?..» —

Начало припева популярной в 1960-е гг. советской танцевальной песенки «Йенька» («Енька»), под которую исполнялся коллективный финский танец летка-енька/енка (letkajenka). Текст написан Дмитрием Ивановым на мелодию финского композитора Р. Лехтинена, обработанную Г. Подельским. Полный текст припева следующий:

(Цит. по: Подельский Г. Йенька. Песня для голоса в сопровождении фортепиано. Слова Дм. Иванова. М.: Сов. композитор, 1967. С. 2)

Некоторые исследователи рассматривают цитирование фрагмента припева как косвенную реминисценцию мотива «встань и иди» – через «как тебе не стыдно спать!» ( Паперно И., Гаспаров Б. «Встань и иди». С. 390). Здесь же возникают ассоциации и с Некрасовым, у которого правильный Гражданин обращается к возлежащему в хандре и апатии Поэту в поэтике «Йеньки»: