Юрий Слепухин - У черты заката. Ступи за ограду

Бебе стало ясно, что федеральная полиция ни о чем не забывает и что ей и в самом деле лучше держать язык покрепче за зубами, если она не хочет снова очутиться в камере, откуда ее на этот раз так скоро не выпустят…

— Я, право, ничего не знаю, — вздохнула она в ответ на очередной вопрос неугомонного Соареса. — Я ничего не понимаю в политике, никогда ею не интересовалась… Если вы меня спросите, какие сейчас в Буэнос-Айресе моды и что там ставят в театрах, — я вам отвечу. А относительно того, что думают и что говорят по поводу самоубийства Хуана Дуарте…

Она пожала плечами и демонстративно потянулась за лежащим на столике номером «Крузейро» в яркой обложке. Журналист, не смущаясь, тотчас же бесцеремонно отобрал у нее журнал и свернул его в трубку.

— Но ведь вам известно, — сказал он, — что покойный брат Эвы Перон занимал крупный пост в ИАПИ [46] IAPI — созданный во время диктатуры Институт внешней торговли, контролировавший международные экономические связи Аргентины. и, в частности, ведал выдачей лицензий на импорт американских автомобилей по официальному курсу доллара? Вы ведь принадлежите к привилегированным кругам общества, донья Элена, неужели вам ни разу не приходилось слышать разговоров на эту тему?..

— Уверяю вас, сеньор Соарес…

— А вы сами никогда не думали, что самоубийство сеньора Дуарте было инсценировано и его убрали как человека, бывшего слишком в курсе «семейных дел» вашего диктатора…

— Я никогда не слышала ни о каких семейных делах Перона, у меня есть свои семейные заботы, и чужие меня не интересуют. Я знаю только, что генерал пользуется поддержкой всех аргентинцев и является нашим лидером…

Соарес бросил журнал и с досадой махнул рукой.

— Каррамба, вы говорите в точности как один турист из Доминиканской Республики, с которым мне недавно случилось побеседовать. Тот тоже твердил: «Его превосходительство генералиссимус доктор Леонидас Трухильо пользуется единодушной любовью доминиканцев, заслуженно почтивших его титулом Благодетеля Отчизны…»

Беба беспомощно пожала плечами. На ее счастье, из-за ширмы появилась Линда, и неприятный разговор оборвался.

— Ну что, едем? — спросила та, натягивая перчатки. — Дон Розалво, вы совершенно замучили мою беби политикой. Это ваш всегдашний метод обращения с хорошенькими женщинами? — Она погрозила ему пальцем и укоризненно покачала головой.

Нарядный бело-оранжевый «де-сото» стоял у служебного подъезда театра. Перейра сел за руль, Линда с ним рядом, Беба поместилась между двумя мужчинами на заднем сиденье. Машина бесшумно тронулась с места, обогнула Ларго-де-Кариока и вылетела на авениду Рио-Бранко.

Беба щурилась на мелькающие мимо огни реклам и витрин и огорченно думала об испорченном вечере. Эти приемы у журналистов уже были ей известны. Опять будут расспрашивать об Аргентине, наспех говорить комплименты, заставлять пить в надежде развязать ей язык…

— Ты слышишь, беби? — Голос подруги вывел ее из задумчивости. — Дон Жозе предлагает съездить на той неделе в Сан-Пауло. Я буду свободна три дня. Поедем?

— Это ведь далеко?

— Всего четыреста километров по автостраде, — не оборачиваясь, сказал Перейра. — И дорога красивая, в Аргентине таких нет.

— Четыреста шестьдесят, — поправил Соарес.

— Почему же шестьдесят?..

— Как почему — отсюда до Таубатэ сколько, триста? Ну и оттуда до Сан-Пауло ровно сто шестьдесят.

— Ладно, пускай четыреста шестьдесят. Зато дорога какая… В Аргентине, говорю, таких не увидите.

— В Аргентине очень красивые дороги, — ревниво возразила Беба. — Поезжайте в Мендосу…

— Не спорь, беби, здесь красивее, — вмешалась Линда. — Вот поедем — сама увидишь.

— Никуда я не поеду, — сердито сказала Беба. — Где это мы сейчас? — спросила она у журналиста.

— Руа Мексико, — ответил тот. — Видите впереди этот громадный белый куб? Это наш АБИ, мы туда и направляемся.

— Что это — АБИ?

— Associacao Brasileira de Imprensa, Бразильская ассоциация печати.

— А-а…

Перейра остановил машину, все вышли. У витрины швейцарского часового магазина, расположенного среди других в нижнем этаже здания, Беба задержалась, рассматривая сверкающие на черном бархате хронометры.

— «Лонжин» — это хорошая марка? — спросила она у Соареса.

— Одна из лучших, донья Элена.

— Идем, беби, что ты там застряла? — крикнула Линда, оборачиваясь.

«Нужно будет купить Херардо такие часы, они очень элегантно выглядят», — думала Беба, поднимаясь в лифте. Она ведь никогда ему ничего такого не дарила… Кроме того кольца с сапфиром. И кроме своей любви.

Последняя мысль на этот раз не вызвала в ней привычной горечи. Ей стало тепло от воспоминаний и очень захотелось, чтобы этот месяц пролетел как можно скорее. Впрочем, может быть, она даже уедет и раньше. Если не вытерпит, то возьмет и уедет. Может, и через две недели… А дома теперь все будет иначе — сам Херардо ей это сказал, уж он не стал бы обманывать…

Погруженная в свои мысли, Беба плохо понимала, что делается вокруг нее. Кто-то произносил речь по-португальски, потом выступали переводчики, но и смысл испанского текста тоже до нее не дошел. Люди кругом шумели, смеялись, бродили по залам или собирались кучками и громко спорили, стоя со стаканами в руках. У Бебы тоже оказался стакан, высокий и узкий, с плавающими в нем кусочками льда и лимона. Соарес подвел к ней двух французов из «Франс-пресс», долго работавших в Аргентине и хорошо говорящих по-испански. Французы стали соревноваться в комплиментах. Беба слушала, изредка отпивая из своего стакана что-то крепкое, не понимала слов и наслаждалась их произношением: французы говорили, как Жерар, с тем же картавым «р», и теми же ударениями, то и дело соскальзывающими на последний слог.

Линда ободряюще подмигнула ей, выглянув из-за чьей-то спины, и снова затерялась в толпе. Один француз скоро исчез, другой продолжал бродить вместе с нею и с Соаресом, рассказывая довольно рискованные анекдоты. В одном углу зала они увидели окруженного кучкой слушателей высокого краснолицего американца, который ораторствовал, размахивая своим стаканом — по счастью, уже пустым.

— Джефф Холборн из «Юнайтед», — подмигнул француз. — Забавный парень, я его знаю… Боже праведный, сколько этот человек может выпить…

Беба сказала, что не любит пьяниц, и сразу забыла о шумном американце. Вернулся второй француз, скоро вокруг нее собрался целый кружок; она заученно улыбалась, думала о Жераре и чувствовала, что ей все труднее переносить этот шум. «Что это со мной делается? — подумала она. — Мне совсем нехорошо… Наверное, я сегодня слишком долго купалась и это что-то вроде солнечного удара…»

Один из французов рассказывал что-то смешное. Все смеялись, засмеялась и Беба — от радости, что слышит голос, так похожий на голос ее Херардо, и что конечно она не будет торчать здесь целый месяц, как советует Линда…