Мухаммет Магдеев - Мы — дети сорок первого года

Но вдруг Иван Георгиевич будто поперхнулся. «Гы… ык!» — сказал он коротко и умолк; мы все обернулись: в руках у него была тетрадка Аркяши. Нам показалось, что у преподавателя рисования сильно дрожат руки и даже усы растопырились.

— Вы… вы… — Он достал платок и зашелся в кашле. — Вы чем же это занимаетесь? Да-с, я спрашиваю, чем это вы занимаетесь? Отвечайте! И встаньте, когда к вам обращается учитель! Это что за натурализм такой? Как вам… — Он опять закашлялся. — Как вам не стыдно! Что за хулиганство такое, а?! В советской-то школе?!

Шаркая ногами, со всей быстротой, на которую он был способен, старик ринулся к столу и, схватив журнал, вывел там Аркяше здоровенную двойку. Потом он вырвал из аркяшевской тетради злополучный рисунок, скомкал его и бросил за печку, в кучу наколотых дров. Натуралист Аркяша сидел молча, смотрел вниз и заливался краской… Потом мы узнали: оказывается, он создал впечатляющий образ племенного жеребца, но при этом, обрисовывая его основные стати, где-то в чем-то утратил чувство меры…

Иван Геогриевич кашлял до самого конца урока.

Беда, как говорится, одна не приходит… Не успел еще Аркяша опомниться от краха на уроке рисования, как на́ тебе — на зоологии опять его подняли.

На переменке до этого он все расстраивался:

— Ди-че-го де здаю, если спросяд — пропал, опять двойка…

И только успел договорить…

— На прошлом уроке, — объявил пузатый завхоз, тяжело поднимаясь со стула, — мы проходили систему кровообращения таракана… э-э… черного, заметьте…

Он с замечательной силой зевнул и, чуть взревев напоследок, со стуком захлопнул рот.

— Пермяков, — скучно произнес он затем, не открывая даже журнала, а так просто, наугад, — ну-ка расскажи-ка нам все по порядку, как там и чего. А вы сидите тихо, слушайте!

Учитель зоологии полез за пазуху и через некоторое время выволок оттуда железные, круглые, размером с небольшое блюдце, часы. Альтафи тотчас обернулся и хитро подмигнул: вчера только перед сном сообщил он нам, что завхоз подцепил, мол, чесотку, оттого каждый раз, запуская руку будто бы за часами, с наслаждением чешется. Может, врет, конечно…

Аркяша вставал медленно, шевелился, как сонная муха, оглядывался по сторонам. Встал все же, согнул худую шею, склонил напоминающую кубик голову и вздохнул. Потом он, по школьной еще привычке, прислонил учебник к спине товарища за передней партой и вознамерился отвечать. Но так и не сумел одолеть первую строку.

— Систеба кровообращедия чердого таракада… систеба чердого таракада… футкци… футкциодирует…

— Ну, ну, — поддержал его учитель, очень долго закладывая часы обратно за пазуху, — дальше, дальше…

У Аркяши с носом совсем беда, и оттого ему трудно вдвойне.

— Систеба чердого кровообращедия… это… хорошо футкциодирует…

Эх, как она «футкциодирует», эта проклятая система! Пишут тоже авторы, чтоб ни дна им, ни покрышки!

— Систеба кровообращедия футкциодирует…

Аркяша изнемог и сам уже перестал как-либо функционировать: он просто и недвижно стоял. Зоолог тогда еще раз, невесело, без всякого удовольствия, зевнул и поставил Аркяше двойку.

— Ты, пнимаешь, бессовестным образом приехал сюда грабить государство. Оно тебе каждый день выдает по триста граммов хлеба, а ты, пнимаешь, учишься тут на двойки. Вот я скажу бухгалтеру, чтобы он твою хлебную карточку задержал… Куда же ты пойдешь, когда не знаешь про систему кровообращения таракана… черного, пнимаешь… что ты собираешься делать неуч? Бессовестный ты, вот мое последнее слово тебе! — обругал он Аркяшу и зевнул еще раз — видимо, уже обличительно.

Аркяша, словно подкошенный стебель, рухнул на парту. Распластался на ней. Хлебная карточка… Чего он привязался, этот завхоз, пузо проклятое, ну чего? У Аркяши в семье восемь человек детей, а работает один Пермяков-отец, тот самый «лошадиный брач». На войну его не взяли, потому как он почти глухой; значит, льготы, полагающиеся семьям фронтовиков, на Аркяшеву семью не распространяются. Хлеба, который они берут в счет аванса из колхозных запасов, никогда не хватает — аванс этот записан у Аркяши, как у самого старшего Пермякова-сына, на последней страничке тетради по зоологии. Вот и сейчас тетрадь открыта именно на этой странице. «Взято у колхоза на еду, 1943 год», — написано наверху мелким, аккуратным почерком: Аркяша любит писать ровно и не признает никаких наклонов. Когда он пишет для себя, буковки у него выходят не больше просяных зернышек; ряды их выстраиваются по странице ровным столбиком:

12 кг рж

8 кг рж

12 кг рж

14 кг рж.

Столбик этот очень длинный… Но почему он пишет «рж», а не «ржи»? Аркяшу сразу не поймешь, он иногда какой-то скрытный бывает, замкнутый…

Система кровообращения черного таракана… Комом встала она в горле всего класса. Молчат. Ну, этот черный таракан, скотина ползучая! Что бы ему было жить без крови, ведь вон же сколько бескровных букашек, и ничего, живут, не обижаются!

Ни оха, ни вздоха. Могильная тишина в классе, застывшая, скучная. Завхоз лезет за пазуху… Долго, очень долго достает часы, достал наконец. Альтафи, наверное, прав… Но это не спасет нас от черного таракана с системой, которая как-то там функционирует. Черный таракан — как судьба. Неумолим. Кто следующий, чья очередь?..

— Исмагиль-абзый, — вскочил вдруг Альтафи, — Исмагиль-абзый, а мы же вчера ведра оставили! Там, в поле…

По классу пролетел легкий вздох — все с надеждой уставились на Альтафи. Что-то сейчас будет, должно быть… Лишь бы спастись от черного таракана!..

— Ну, ну, Хали́мов, что ты хочешь этим сказать, говори.

— Так ведь, Исмагиль-абзый, это… может, говорю, вместо урока туда пойдем, на поле, а? Оттуда картошку принесем на склад, вот и хорошо будет, а?

Век живи, мудрый малай Альтафи Халимов! Исмагиль-абзый полез за пазуху. И в этот момент хитрая, смекалистая Баязи́това насадила живца на крючок, закинутый Халимовым.

— Исма́гиль-абзый, мальчишки из нашего класса говорят: мол, хотим лопаты наточить, а то совсем затупились… Прямо как начнешь копать — так сразу мозоли…

В ту же секунду учитель зоологии куда-то исчез, и его место занял расчетливый, крепкий хозяин — класс это тотчас осознал.

— Картошку, говорите, принести? Правильно, для столовой сегодня нужна картошка. А сколько минут до конца урока? Кто умеет лопаты точить? Поднимите руки! Ладно. Сегодня после обеда всем подойти к складу.

Исмагиль-абзый, прикрыв глаза, помолчал, будто что-то высчитывал в уме, потом, просветлев, потянулся к журналу.

— Погоди, мы еще опрос присутствующих не проводили!

Он начал медленно, смакуя, произносить первую фамилию: было видно, что главное для него — протянуть время.