Катрин Лове - Месье и мадам Рива

Не была ли моя процедура чтения злой и насмешливой пыткой? Ведь я навязала Алексису книгу, которую он не выбирал и сюжет которой я едва ли могла бы пересказать — если таковой там вообще присутствует. Вдобавок ко всему ни один из героев, включая знаменитого Ульриха, не принимал всерьез собственные идеи и рассуждения и, как правило, противоречил сам себе спустя пару абзацев. Текст растягивался, распухал от мыслей, раздумий, философствования, анализа, подробного разбора, изучения, измерения, исследования мира. Герои вели себя не так, как обычные люди. Они словно и не считали себя обычными людьми. Женщины не жеманились, не говорили, что им то холодно, то жарко, не желали иной жизни, не строили воздушных замков, не мечтали о принце или прекрасном любовнике. Если Алексис мало-помалу и начинал понимать суть истории, как могла вернуть его к жизни и взбодрить картина мира, в котором все герои впали в летаргический сон, хоть никто из них и не прыгал из окна? Окончательно махнув рукой на чтение, я вдруг испугалась, что Алексис придет в себя и обрушит на меня шквал упреков; впрочем, он оставался неподвижным, а я тем временем осторожно закрыла левой рукой напечатанное на зеленой обложке название книги. Я чувствовала, что поздно спохватилась. Алексис уже наверняка успел прочесть название, сделать выводы и окончательно разочароваться в жизни. Разочарование проникло в утробу Алексиса, тихо-тихо поднялось по нервным окончаниям к мозгу и там угнездилось. Завтра утром мне позвонят и скажут, что Алексис ночью умер и что так лучше, учитывая развитие событий в последние месяцы; разумеется, это большое горе, но по медицинским показателям смерть была неизбежна.

Я спрятала книгу в зеленой обложке в сумку с чувством, что избавляюсь от страшного яда. Я взяла Алексиса за руку, посмотрела на него очень серьезно, как смотрят на людей, которым собираются сказать что-то важное, и вслух извинилась. Впервые с тех пор, как Алексис находился в коме, я смогла к нему обратиться. Воодушевленная собственными словами, я вслух признала, что мне не сразу удалось понять все тонкости. Я, как всегда, наваляла, знала ведь, что ему (Алексису) необходим заряд оптимизма и жизнерадостности, и ведь существуют подходящие тексты, я и сама их читывала когда-то. Да-да, я понимаю, что человек нуждается в утешении, законном и неоспоримом, а я просто не приняла этого во внимание. Я еще раз извинилась. Я не задумываюсь, насколько удобоваримы мои слова. Я сказала, что, наверное, не решилась строить отношения с Алексисом и ограничилась тем сплавом пустоты и скуки, который нас объединял, по той же причине — из-за собственной бесцеремонности. Вообще, если мы, как и многие другие, страдаем от пустоты жизни и скуки, это необязательно наша вина. «Разве мы несем за это ответственность? — громко спросила я, словно Алексис должен был ответить с минуты на минуту. — Вовсе нет! — заявила я, не дожидаясь ответа. — Мы бессильны». Когда мир рухнул, нас тут не было. И когда мир толкали в пропасть, нас не было. Алексиса не было. Меня не было. Не было никого из тех, кто сейчас живет на развалинах. Так и знай! Я торжественно пообещала Алексису, что в дальнейшем стану внимательнее отбирать тексты для чтения. Повсюду полным-полно приятных, легких, доступных для понимания книг. Наверное, существуют даже специальные библиотеки, посвященные этой теме, с рассказами разных людей, оказавшихся в коме и чудесным образом вернувшихся к жизни. Вот зуб даю! Я спросила у Алексиса, хочет ли он послушать какую-нибудь историю про кому. Распростертое на кровати тело, конечно, не шелохнулось. Окажись я жертвой язвы желудка, пожелала ли бы я услышать историю о язвах, пусть даже и безобидных, не оставляющих после себя никаких последствий? Нет, я, конечно, предпочла бы какое-то другое развлечение. Например, хороший детектив, историю, которая заставила бы меня немного напрячь мозги, вообразить, как юная Элиза, найденная изнасилованной и убитой спустя пять дней после своего исчезновения, села на поезд в 13:08 сразу после занятий в университете, как утверждает ее подружка Кларисса, у которой нет повода врать, хотя они с Элизой страстно увлечены профессором конституционного права Себастьяном X. Хоудером, отрицающим сексуальную связь с девушками, несмотря на откровенные фото, выложенные в социальных сетях: на них профессор запечатлен в непристойной позе в компании обеих подружек. Но все это еще полбеды. Открытым остается вопрос: почему могущественный банкир Кристиан Мортенсен утверждает, будто жертва заходила к нему ровно в 13 часов в тот самый роковой день? Банкир Мортенсен рассказал о том, что у них с Элизой был половой акт, быстрый и незапланированный, но завершенный. Кстати, лжесвидетельствовать Мортенсену совершенно невыгодно, учитывая его положение в обществе и то обстоятельство, что он женат на наследнице семьи, сделавшей огромной состояние на добыче сланцевого газа, и растит четверых детей. И тем не менее влиятельный банкир пришел в полицию с признанием спустя три дня после того, как нашли тело. Он рыдал, чувствовал себя опустошенным и не скрывал этого перед камерами. Мортенсен заявил, что главное для него — помочь найти убийцу двадцатиоднолетней Элизы, которая была любовью его жизни. О последствиях своих слов банкир не задумывался. Вот что странно: в сумке жертвы обнаружили прокомпостированный в пятницу 16-го в 13.02 на вокзале Л. билет на поезд на несколько поездок. Как убийце удалось прокомпостировать билет, а затем положить его обратно в сумку? Может, ему помогали? Может, банкир Мортенсен что-то скрывает? Может, Элиза и вправду заходила к нему в тот день, но в другое время, и события происходили не совсем так, как утверждает герой-любовник. Мортенсен связал жертву, засунул ей в рот кляп, изнасиловал, изуродовал и задушил прямо в собственном доме, где этажом ниже обычно играют дети и отдыхает жена, а затем банкир отнес тело на окраину города и спрятал под кучей компоста рядом с хижиной в общественном саду, где Элизу и нашли. Анализ ДНК подтвердил наличие спермы Кристиана Мортенсена во влагалище убитой, также были обнаружены следы еще трех видов спермы, принадлежавшей неизвестным мужчинам. Профессор конституционного права Себастьян X. Хоудер нанял адвоката и отказывается сдавать генетический анализ. В своем единственном заявлении прессе, которая дежурит возле его дома на возвышенностях Л., профессор Хоудер обвинил жертву и ее подругу Клариссу в нимфомании и политоксикомании [4] Злоупотребление двумя или более психоактивными веществами. . Он также сообщил журналистам, что девушки, пытаясь достать запрещенные вещества, нередко прибегали к шантажу и распространяли сфабрикованные фотографии и фильмы, недаром обе подружки получили дипломы художников-графиков, специалистов по новым технологиям, прежде чем поступили в университет. Тем не менее психологический портрет жертвы, составленный родственниками, друзьями и различными ассоциациями, где Элиза работала на добровольных началах, абсолютно не совпадает с характеристиками профессора. Этот портрет, впрочем, не объясняет и связи Элизы с банкиром Мортенсеном, возглавляющим центральные комитеты нескольких национальных и международных фондов банковского управления. Удивительная правда заключается и в том, что, получив водительские права, Элиза тут же устроилась волонтером в региональную ассоциацию помощи больным, инвалидам и старикам или больным старикам-инвалидам, дабы развозить их по клиникам в случае необходимости. Доказано, что жертва посвящала благотворительности каждую субботу, а иногда и вечера в другие дни недели. Кроме того, она участвовала в кампаниях по сбору средств на борьбу с детскими болезнями, поскольку ее собственный восьмилетний брат Пьеро страдал тяжелым недугом и жил в специализированном медицинском учреждении. Никто пока не осмелился рассказать Пьеро о смерти сестры — ни родители, ни врачи, опасались, что мальчик не вынесет удара. Элиза часто его навещала, и ей единственной удавалось успокоить малыша, когда с ним случались истерические припадки. После исчезновения Элизы прошел двадцать один день, и Пьеро потерял терпение: он с утра до ночи рыдал, требуя увидеться с сестрой. Врачи решили увеличить дозу транквилизаторов, хотя исследователи до сих пор не предоставляют исчерпывающих выводов относительно воздействия подобных препаратов на детский организм и на психику ребенка. Порой лекарства лишь усиливают тремор и панику, вместо того чтобы успокаивать пациента. Препараты — порочный круг для организма, они загоняют сознание, заставляют мчаться по кругу на адовой карусели, которая никогда не останавливается. Тело, как и дух, перестает отзываться. Хуже всего, что дух и тело объединяются, начинают требовать все больших доз лекарства, считают, что без него жизнь не представляет никакого интереса. С сомнением я приподняла простыню и впервые внимательно рассмотрела Алексиса, вернее трубки, иголки и аппараты, к которым он был подключен. Я пыталась понять, в каком направлении циркулируют жидкости — что тело Алексиса вбирает в себя, а что отдает. Я вглядывалась в надписи на пакетах с капельницами, в экраны мониторов в надежде узреть идею спасения жизни, а не пустые махинации. За счет чего сердце продолжает биться? Почему к голове Алексиса не присоединены электроды? В наше время уже должны были изобрести компьютер, способный расшифровывать сознание, раз уж люди в добром здравии с нормальными нейронами не могут проникнуть внутрь черепной коробки и прочесть мысли. В мозгу у Алексиса происходят какие-то процессы несмотря на то что он бездействует. Но есть ли еще что-то, помимо химии, что поддерживает его жизнь? Может, душа? Ласково поглаживая неподвижные ноги Алексиса, словно покрывая их шелковистой защитной пленкой, я задумалась о том, хочет ли мой друг знать, кто связал, изнасиловал, изуродовал и задушил Элизу? А я в моем состоянии, чего хочу я? Вещество литературы действует так же эффективно, как лекарства. Никогда нельзя с точностью определить, полезна ли та или иная книга для здоровья. Авторы иногда говорят, что в их романах все точь-в-точь как в жизни. Вот еще! Лучше бы эти господа повнимательнее вгляделись в реальность. У них нет времени на обыденную жизнь. Они поспешно выхватывают из бытия то, что их завлекает, то, что заставляет их сердца биться быстрее и всегда во все времена заставляло людей трепетать. Разумеется, подобные авторы полагают, что прикоснулись в своих текстах к вечности. Но реальность не так проста и однозначна. Она правдива, многослойна и скучна. Она как две капли воды похожа на нашу жизнь, потому и утомляет нас. Писатели, будучи людьми довольно заурядными, эгоистичными, ленивыми, трусливыми, не всегда умными — в общем, самыми обычными, гонятся за деньгами и кусают себе локти в страхе остаться ни с чем, а в книгах, вместо того чтобы честно и хладнокровно поведать нам о реальной жизни, создают персонажей, с которыми без конца происходят невероятные, прекрасные или ужасные события. Герои книг оказываются втянутыми в череду немыслимых приключений, которые случаются и днем и ночью, превращая текст в концентрат саспенса, хотя мы отлично знаем, что меньше всего на нашу жизнь похожи блокбастеры. И конечно, дабы все увенчалось успехом, персонажи женского пола должны быть не старше тридцати лет. Дружный хор женщин за тридцать варит суп где-то на заднем плане или просто молчит, а затем исчезает.