Эрин Стюарт - Шрамы как крылья

– Ладно, экспресс-опрос. В последние две недели тебе приходилось бороться с ненавистью к себе и ощущением, что ты не соответствуешь принятым нормам?

– Да.

– Тебе казалось, что все в школе говорят о тебе и глазеют на тебя?

– Да.

– Ты сравнивала себя с другими не в свою пользу?

– Да.

Пайпер воздевает над головой руки, разбрызгивая розовую краску с зажатой в кулаке кисти.

– Поздравляю, ты обычный подросток!

Я закатываю глаза и ловлю свое отражение в дверце шкафчика Сары. Его покрытие искажает мою внешность еще сильнее, чем стекло.

– Ты прекрасно знаешь, что это не одно и то же.

Пайпер откатывается назад, чтобы оценить наши художества.

– Какой же кошмар получился!

Высохшая краска уже не такая убийственно яркая, но общий эффект словно сумасбродный пасхальный заяц не смог выбрать между ярко-розовым и голубым «яйцом малиновки».

Я спрашиваю Гленна, не хочет ли Кора посмотреть на результат, но та уже легла спать. Кусок обоев с бабочками я прячу в ящик стола. На память.

Гленн перенес Пайпер вниз, и мы жарим на улице попкорн и проветриваем дом от запаха краски. Пайпер подъезжает к краю батута, установленного вровень с газоном, и наклоняется к его черной поверхности. Я ложусь на батут, всем телом ощущая привычные колебания. Впервые я лежу здесь, а Сары нет рядом. Летом солнце светило нам в лица. Зимой мы делали снежных ангелов. Обменивались тайнами, строили планы.

Интересно, что, когда хранитель твоих секретов уходит, все ваши мечты и разговоры тоже исчезают.

Я загораживаю рукой свет от дома и смотрю в небо в поисках Полярной звезды и ковша Большой Медведицы. Точно так же мы делали с Сарой.

– В средней школе я узнала, что звезды, которые мы видим, уже мертвы, – жуя попкорн, говорит Пайпер. – До жути печально.

Мы с отцом смотрели на звезды, сидя на заднем дворе нашего дома. В нашей глуши они светили ярче.

– Скорее, мы видим звезды такими, какими они когда-то были, – говорю я. – Например, если звезда находится от нас на расстоянии в тысячу световых лет, то мы видим свет вековой давности.

– Получается, мы видим прошлое?

– Вроде того. Мой отец говорил, что прошлое вокруг нас. Еще он любил рассказывать, что звезды – отверстия в небе, сквозь которые на нас смотрят дорогие нам люди.

Пайпер чуть не подавилась попкорном.

– Прямо как Король Лев.

Я смеюсь, и мое дыхание облачком поднимается ввысь. Мы с Пайпер смотрим в небо, и батут мягко покачивается под нами. Вечерний воздух свеж, но я почти не ощущаю его сквозь свою вторую кожу.

Пайпер приподнимается, опираясь на локоть.

– А что, если он прав? Вдруг твои родители и впрямь наблюдают за тобой сверху?

Я смотрю в черную пустоту между звезд.

– Это вряд ли.

Пайпер толкает меня в плечо.

– Тогда останься в школе. Заканчивай изображать уединение Квазимодо и дай нормальной жизни шанс.

– Ни за что. Я уже потратила две недели на «Перекресток» и теперь свободна.

Я отбыла свой срок, зачем продлять его? Пайпер смотрит на меня с надеждой, и я на миг жалею, что с понедельника ей придется в одиночестве ездить по коридорам школы.

– Не волнуйся, ты и без меня справишься, – говорю я.

– Это само собой. – Пайпер фыркает. – Я же о тебе забочусь. Две недели назад ты показала мне фотку девушки в поистине отвратительном парике Риццо, по которой явно скучаешь. Сомневаюсь, что ты найдешь ее, хороня себя заживо в комнате умершей кузины, делая вид, что ты тоже погибла в том пожаре.

– Но ведь так и есть. Прежняя я исчезла.

Пайпер садится, ее глаза едва видны в темноте.

– Так давай найдем ее! – Она достает из заднего кармана джинсов какой-то листок и кладет его между нами. – Прослушивание в пятницу.

– Клубы школы «Перекресток», – читаю я вслух.

Слова «Весенний мюзикл» обведены черным маркером.

– Издеваешься?

– Выслушай меня, – Пайпер говорит быстро и взволнованно. – Первый шаг – сделать то, что ты делала раньше. Возродить эту часть себя.

Я представляю себя до пожара, стоящую на сцене моей прежней школы. Мама фотографирует на телефон, а папа громко аплодирует, а потом пронзительно свистит, сунув в рот два пальца. Но сцена теперь в одном списке с пением, прическами, купальниками, косметикой – во все растущем «Списке вещей, исчезнувших в огне».

– Это лицо не годится для света прожекторов, им только детей пугать.

Пайпер смеется.

– Да уж, твое лицо идеально подходит для радио.

– Мое лицо подходит для проживания под землей. Такой клуб есть?

Пайпер со вздохом тычет пальцем в середину листа.

– Вот! «Антисоциальный кружок»: мы обедаем за кулисами, ищем способы исчезнуть и надеемся однажды полностью слиться с пейзажем.

– Запиши меня!

– Погоди-ка… А ты же уже руководитель этого кружка!

Я бросаю в нее попкорном. Поймав несколько штучек, Пайпер сует их в рот.

– А ты? – спрашиваю я.

– А что я?

– Почему ты больше не играешь в спектаклях? Я слышала, как Асад тебя про это спрашивал.

Пайпер пожимает плечами.

– Ну… Я дружила с некоторыми девочками из театральной студии, но потом с ними случилась звездная болезнь, а я этого не выношу.

– А я, значит, вынесу?

– Ты новенькая, у них нет причин ненавидеть тебя.

Я ложусь обратно на батут и смотрю в ночное небо. Дыхание вырывается облачками. Я думаю об отце, который говорил мне, восьмилетке, что моя жизнь безгранична, как галактики. «Стреляй в самые высокие звезды, Ава, и ты обязательно попадешь в какую-нибудь из них. Но сначала нужно выстрелить».

Что бы он сказал сейчас, увидев, как я прячусь в спальне и смотрю на афиши, не думая никуда стрелять? Пусть мое двухнедельное испытание фактически закончено, он посоветовал бы мне вернуться на сцену.

Сказал бы стрелять.

Батут качается под нами, когда я резко сажусь и выхватываю у Пайпер листок.

– Если я останусь в школе…

Пайпер торжествующе вскидывает руки.

– Если останусь, то лишь при одном условии: ты тоже пойдешь на прослушивание.

Скривившись, Пайпер опускает руки.

– Театр? Ни за что!

– Тогда выбирай что-то еще. Что ты любила делать до аварии?

– Играть в волейбол. Но сейчас мне это недоступно. – Пайпер кивает на кресло-каталку.

– И не надейся, если я – с моим лицом – иду в театральный кружок, то ты найдешь способ вернуться на поле со своими ногами.

Прищурившись, Пайпер переводит взгляд с меня на кресло.

– И тогда ты останешься? – уточняет она.

– Останусь.

Лучезарно улыбаясь, Пайпер крепко жмет мне руку.

– Договорились!

9 марта

Я мало что помню.

Только жар.

И дым.

Везде.

Он поедает меня.

И вдруг исчезает.

Но не отступает.

А перемещается.