Лариса Исарова - Записки старшеклассницы

Я все сказала честно, дала письмо Сороки, а она покачала головой.

— Жалко, что тебя в детстве мало пороли. А в общем, ты нарушила свой принцип…

— Какой?

— Не быть бараном…

Она испытующе и ехидно смотрела на меня, ожидая новой обиды, но мне было так хорошо, спокойно в ее комнате, набитой книгами, что я не могла злиться. И вообще мне казалось, что со времени нашей ссоры прошел не месяц, а год.

— Любая мещанка, сыграв на твоем самолюбии, может втянуть тебя в самую пошлую компанию.

— Больше этого не будет.

Я сказала это невыразительно, но она мне поверила, мы понимали друг друга без лишних слов. И сейчас Мар-Влада была мне особенно близка, хотя по крови мы чужие.

Но разве не бывает родства душ?

Мар-Влада усмехнулась.

— Я не думала, что ты легко меня вычеркнешь из своей жизни… — угадала снова мои мысли она. — Мне хотелось тебе позвонить, но я выдержала характер…

Я покраснела: мне не приходило в голову, что и я для нее что-то значу. Казалось, что она меня просто терпит из «педагогических соображений». Ну и ради литературных способностей. Каждому учителю приятно, что кто-то будет продолжать его дело.

Мы молча пили чай, потом я убрала в ее комнате. У нее было столько книг, что пыль надо было стирать два раза в день, а ее хватало только на один раз в неделю.

— Знаешь, — сказала она задумчиво, — было бы хорошо, если бы вас учили счастливые учителя…

Я тупо похлопала глазами.

— Ну, чтобы у всех была семья, чтоб они ходили в кино, театры, следили за книжными новинками, чтоб любили тряпки и спорт — в общем, ничто человеческое не было им чуждо…

— А зачем?

— Они могут больше дать, чем такие, как я. Вот если бы не мои собственные переживания, я бы тебя не упустила, я бы смогла поглядеть на мир глазами шестнадцатилетней, я бы не считала себя непогрешимой, а тебя несмышленышем…

Ее слова меня потрясли. Она еще чувствует свою вину из-за меня, а я так ей нахамила в классе!..

И хотя я давно перестала плакать, тут у меня навернулись слезы…

Последние дни я даже смотреть в сторону мальчишек не могла, после истории с Севой. И это могло бы остаться надолго, если бы не Степка-балбес.

Еще зимой он утащил к себе бабушкину коробку и больше у меня не появлялся; а сегодня в классе все так и застонали от смеха, когда его увидели. На затылке его волосы были выстрижены до макушки, как у запорожцев, а спереди от его волос осталась челочка, не больше ногтечистки. Казалось, кто-то надел на него сковородку и обстриг по краям этой сковородки. Но он ни капли не смущался.

Оказалось, что Сидоров вдруг решил идти в парикмахеры. Он хотел проверить, есть ли у него талант, и Степка, единственный из всех наших мальчишек, отдался в его дурацкие руки.

Даже учителя фыркали при виде Степки-балбеса. А после уроков он заявил, что мне необходимо пойти к нему домой, что это просьба не только его, но и мамы, что меня ждет сюрприз.

И хотя я решила никогда в жизни не ходить к мальчишкам на квартиру, но Степка не похож на нормальных людей. И неожиданно я согласилась.

Не отвечая на мои расспросы, он мчался в хорошем спринтерском стиле, я еле перевела дыхание, когда он втолкнул меня в свою комнату. Я даже не успела поздороваться с его матерью, как он толкнул меня в угол и завопил с торжеством:

— Смотри! Все-таки сделал!

На тумбочке стояла бабушкина коробка, без крышки. Степка подошел, что-то в ней покрутил, и вдруг раздалась удивительно нежная музыка, напоминающая звон хрустальных рюмок.

Я увидела старичка, играющего на скрипке. Он поднялся откуда-то снизу, двигал в такт музыке головой и моргал глазами с седыми ресницами, а перед ним танцевала менуэт девчонка, в полосатой юбке и чепчике, и улыбалась, завлекая публику. И собачка, похожая на Степку, как родственница, делала круги на задних лапах, шевелила ушами, и хвост ее весело двигался в такт мелодии.

— Какая прелесть! — вырвалось у меня. — Сам починил?

Степка кивнул со скромной гордостью; можно было подумать, что и старичок и девочка с собачкой — его дети.

Музыка кончилась, но он снова завел музыкальную шкатулку, и тут раздался за стеной вопль его мамы:

— Опять?! Одно и то же с утра до вечера!

— Не ценят! — буркнул он обиженно. — А знаешь, сколько здесь деталей? Это настоящая кибернетическая машина, только без электричества. Сунь нос!

Я старательно сунула нос в щель коробки и увидела какие-то стальные валики, покрытые значками, похожими на арабский алфавит. И еще это немного напоминало нашу стиральную машину, в которой через резиновые валики мы прокручивали белье, но я постеснялась сказать об этом Степке.

— У меня идея! Это искусство сегодня утеряно, а оно необходимо, ибо основы ремесел были в восемнадцатом веке на недосягаемой высоте…

— А при чем тут восемнадцатый век?

— Я уйму книг проштудировал по истории музыки и по механике, даже по часовому делу. Восемнадцатый век, будь уверена…

Теперь я поняла, почему он запустил все уроки, даже биологию. Фира Львовна уже не могла с ним говорить спокойно, а он только тупо таращился…

Мы присели на его узкую короткую тахту. Я всегда думала: как он здесь помещается? Разве что колечком?

— А зачем это все? — спросила я.

Степка-балбес привстал, а потом снова сел.

— Столько сил, времени — на игрушку…

— Если человек такую игрушку сотворил, он жил не зря. И знаешь, теперь я твердо решил в институт не поступать, а поучусь на часовщика…

— Посмей только! — отчетливо раздался из-за стены голос его мамы.

— Главное, оживить то, что без тебя мертво. А сколько у нас выбрасывают таких вещей, и они умирают…

— Лавры Левши не дают покоя! — опять прогремел басистый голос его мамы. Она работала диспетчером и часто кричала в селектор, вот отчего у нее был хриплый, сорванный голос.

Но Степка на нее не реагировал.

— Физика себя исчерпала, сейчас век биологии.

— И рождаются такие балбесы, как мой сын… — влетела к нам еще одна реплика его мамы.

— Скоро мы будем свидетелями новой цивилизации, биологической, она спасет человечество от засорения, она вылечит и природу. — Степка говорил без запинки, точно по книге шпарил. — И надо себя к этому готовить…

— Делая музыкальные шкатулки?

— А ты не заметила, что эта музыка успокаивает нервы?

— Я из-за нее попаду скоро в сумасшедший дом… — простонала за стеной его мама.

— Возьми шкатулку с собой… — грустно, но твердо сказал Степка-балбес, — сразу станешь спокойнее.

Он начал надевать крышку, я отнекивалась, но за стенкой взмолилась его мама:

— Катя, молю, забери этот кошмар из квартиры или я за себя не отвечаю!