Джон Голсуорси - САГА О ФОРСАЙТАХ

Когда в пятницу утром Динни вышла к завтраку, — начало охоты было назначено на десять часов, — трое дам и все мужчины за исключением Халлорсена уже сидели за столом или прохаживались около буфета. Она легко опустилась на стул рядом с лордом Саксенденом, который чуть приподнялся и поздоровался:

— Доброе утро!

— Динни! — окликнул её стоявший у буфета Майкл. — Кофе, какао или оршад?

— Кофе и лососину, Майкл.

— Лососины нет.

Лорд Саксенден вскинул голову, пробурчал: — Лососины нет?" — и снова принялся за колбасу.

— Трески? — спросил Майкл.

— Нет, благодарю.

— А вам что, тётя Уилмет?

— Рис с яйцом и луком.

— Этого нет. Почки, бекон, яичница, треска, ветчина, заливное из дичи.

Лорд Саксенден поднялся, пробормотал: "А, ветчина!" — и направился к буфету.

— Динни, выбрала?

— Будь добр, Майкл, немного джема.

— Крыжовник, клубника, чёрная смородина, мармелад?

— Крыжовник.

Лорд Саксенден вернулся на своё место с тарелкой ветчины и, уписывая её, стал читать письмо. Динни не очень ясно представляла себе, как он выглядит, потому что рот у него был набит, а глаз она не видела. Но ей казалось, что она понимает, чем он заслужил своё прозвище. Лицо у Бантама было красное, короткие усики и шевелюра начинали седеть. За столом он держался необыкновенно прямо. Неожиданно он обернулся к ней и заговорил:

— Извините, что читаю. Это от жены. Она, знаете ли, прикована к постели.

— Как я вам сочувствую!

— Ужасная история! Бедняжка!

Он сунул письмо в карман, набил рот ветчиной и взглянул на Динни. Она нашла, что глаза у него голубые, а брови темнее, чем волосы, и похожи на связку рыболовных крючков. Глаза его слегка таращились, словно он собрался во всеуслышание объявить: "Вот я какой! Вот какой!" Но в эту минуту девушка заметила входящего Халлорсена. Он нерешительно, осмотрелся, увидел Динни и подошёл к свободному стулу слева от неё.

— Мисс Черрел, — осведомился он, кланяясь, — могу я сесть рядом с вами?

— Разумеется. Если хотите есть, все в буфете.

— Это кто такой? — спросил лорд Саксенден, когда Халлорсен отправился на фуражировку. — По-моему, он американец.

— Профессор Халлорсен.

— Вот как? Тот, что написал книгу о Боливии? Да?

— Да.

— Интересный малый.

— Мужчина с большой буквы.

Лорд Саксенден удивлённо уставился на девушку:

— Попробуйте ветчины. Я когда-то знавал вашего дядю. В Хэрроу, если не ошибаюсь.

— Дядю Хилери? — переспросила Динни. — Да, он мне рассказывал.

— Мы с ним однажды заключили пари на три порции клубничного джема, кто скорей добежит с холма до гимнастического зала.

— Вы выиграли, лорд Саксенден?

— Нет. И до сих пор не расплатился с вашим дядей.

— Почему?

— Он растянул себе связки, а я вывихнул колено. Он ещё кое-как доковылял до зала, а я свалился и не встал. Мы оба проболели до конца семестра, потом я уехал. — Лорд Саксенден хихикнул. — Так я и должен ему до сих пор три порции клубничного джема.

— Я думал, что у нас в Америке завтраки плотные. Но оказывается, это пустяки в сравнении с вашими, — сказал Халлорсен, усаживаясь.

— Вы знакомы с лордом Саксенденом?

— Лорд Саксенден? — переспросил Халлорсен и поклонился.

— Как поживаете? У вас в Америке нет таких куропаток, как у нас, а?

— Нет. Полагаю, что нет. Я мечтаю поохотиться на этих птиц. Дивный кофе, мисс Черрел.

— Да, — подтвердила Динни. — Тётя Эм гордится своим кофе.

Лорд Саксенден поплотнее устроился на стуле:

— Попробуйте ветчины. Я ещё не читал вашей книги.

— Разрешите вам прислать? Мне будет лестно, если вы её прочтёте.

Лорд Саксенден продолжал жевать.

— Вам следует её прочесть, лорд Саксенден, — вмешалась Динни. — А я пришлю вам другую книжку по тому же вопросу.

Лорд Саксенден широко открыл глаза.

— Очень мило с вашей стороны. Это клубничный? — спросил он и потянулся за джемом.

— Мисс Черрел, — понизил голос Халлорсен, — я хотел бы, чтобы вы просмотрели мою книгу и отметили места, которые сочтёте несправедливыми по отношению к вашему брату. Я был страшно зол, когда писал её.

— Не понимаю, какой мне смысл читать её теперь?

— Я мог бы, если вы пожелаете, выбросить все это во втором издании.

— Вы очень добры, профессор, но зло уже совершено, — ледяным тоном отрезала Динни.

Халлорсен ещё больше понизил голос:

— Страшно сожалею, что причинил вам неприятность.

Чувство, которое можно было бы, пожалуй, приблизительно выразить словами: "Ты сожалеешь? Ах ты…" — преисполнило все существо Динни злостью, расчётливым торжеством и сарказмом.

— Вы причинили зло не мне, а моему брату.

— Давайте подумаем вместе, нельзя ли его исправить.

— Сомневаюсь.

Динни встала. Халлорсен поднялся, пропустил её и поклонился.

"Вежлив до ужаса!" — подумала девушка.

Остальную часть утра она просидела над дневником в одном из уголков парка, настоящем тайнике — до того густо он зарос тисом. Здесь грело солнце, над цинниями, пенстемонами, мальвами и астрами успокоительно гудели пчёлы. В этом уединении Динни снова почувствовала, как тяжело ей будет выставить переживания Хьюберта на суд толпы. Нет, в дневнике не было никакого хныканья, но, предназначенный для глаз лишь того, кем был написан, он с предельной откровенностью обнажал все раны души и тела. Издалека долетали выстрелы. Облокотясь на заросшую тисом изгородь, девушка смотрела в поле, откуда доносилась стрельба.

Сзади раздался голос:

— Вот ты где!

Её тётка в соломенной шляпе с такими широкими полями, что они задевали за плечи, стояла внизу на дорожке в обществе двух садовников.

— Я за тобой. Босуэл и Джонсон, вы можете идти. Портулаком займёмся после обеда.

Леди Монт подняла голову и выглянула из-под своей огромной шляпы:

— Такие носят на Майорке. Отлично защищает от солнца.

— Босуэл и Джонсон, тётя?

— Сначала у нас служил один Босуэл, но твой дядя не успокоился до тех пор, пока не подыскал Джонсона. Он требует, чтобы они всюду ходили вместе. Ты веришь доктору Джонсону, Динни?

— Я считаю, что он слишком часто употребляет слово "сэр".

— Флёр унесла мои садовые ножницы. Что это у тебя, Динни?

— Дневник Хьюберта.

— Тяжело читать?

— Да.

— Я следила за профессором Халлорсеном. Его следовало бы кое от чего отучить.

— Прежде всего от самоуверенности, тётя Эм.

— Надеюсь, наши подстрелят пару зайцев. Суп с зайчатиной был бы прекрасным добавлением к меню. Уилмет и Хенриет Бентуорт уже разошлись во мнениях.

— По какому поводу?

— Не знаю. Я была занята. Не то насчёт премьер-министра, не то насчёт портулака. Они вечно спорят. Хен, видишь ли, всегда была принята при дворе.

— Это так опасно?

— Хен — прелестное создание. Люблю её, хотя она вечно кудахчет. Зачем ты привезла дневник?