Джон Голсуорси - САГА О ФОРСАЙТАХ

Джин Тесбери, только что закончив партию с Сесили Масхем, снимала с волос сетку.

— Идём пить чай, — объявила Динни. — Лорд Саксенден тоскует по вас.

Однако в дверях комнаты, где был сервирован чай, её задержал сэр Лоренс, который сказал, что за эти дни ещё ни разу не поговорил с ней, и позвал к себе в кабинет взглянуть на миниатюры.

— Моя коллекция национальных типов. Все женщины мира, как видишь: француженка, немка, итальянка, голландка, американка, испанка, русская. Не хватает только тебя. Не согласишься ли попозировать одному молодому человеку?

— Я?

— Ты.

— Почему я?

— Потому что, — ответил сэр Лоренс, рассматривая племянницу через монокль, — твой тип — ключ к разгадке английской леди, а я коллекционирую такие, которые выявляют различие между национальными культурами.

— Это звучит страшно интригующе.

— Взгляни-ка на эту. Вот французская культура в чистом виде: быстрота восприятия, остроумие, трудолюбие, эстетизм, но не эмоциональный, а интеллектуальный, отсутствие юмора, условная, чисто внешняя сентиментальность, склонность к стяжательству, — обрати внимание на глаза, чувство формы, неоригинальность, чёткое, но узкое мировоззрение, никакой мечтательности, темперамент пылкий, но легко подавляемый. Весь облик гармоничный, с отчётливыми гранями. А вот редкий тип американки, первоклассный образец национальной культуры. Заметь, какой взгляд — словно у неё во рту лакомый кусочек и она об этом знает. В глазах запрятана целая батарея. Она её пускает в ход, но непременно с соблюдением приличий. Прекрасно сохранится до глубокой старости. Хороший вкус, знаний порядочно, системы мало. Теперь взгляни на эту немку. Эмоционально менее сдержанна, чем предыдущие, чувства формы тоже меньше, но совестлива, старательна, обладает острым чувством долга. Вкуса мало. Не лишена довольно неуклюжего юмора. Если не примет мер — растолстеет. Полна сентиментальности и в то же время здравого смысла. Во всех отношениях восприимчивее двух первых. Может быть, это и не самый типичный образец. Другого достать не удалось. А вот итальянка, моя любимая. Интересная, не правда ли? Великолепная отделка снаружи, а внутри что-то дикое, вернее сказать — естественное. Словом, с изяществом носит красивую маску, которая легко с неё спадает. Знает, чего хочет, — пожалуй, слишком ясно знает. Если может, добивается этого сама; если не может, добивается того, чего хочет кто-то другой. Поэтична лишь там, где задеты её переживания. Чувствует остро — ив семейных делах, и во всех прочих. Не закрывает глаза на опасность, смела до безрассудства, но легко теряет равновесие. Вкус имеет тонкий, но способна на крупные промахи. Любовью к природе не отличается. В интеллектуальном плане решительна, но не предприимчива и не любознательна. А здесь, — сказал сэр Лоренс, неожиданно оборачиваясь к Динни, я повешу милый моему сердцу образец англичанки. Хочешь послушать — какой?

— Караул!

— Не бойся. Личностей касаться не буду. Здесь налицо застенчивость, развитая и подавленная до такой степени, что превратилась в беззастенчивость. Для этой леди собственная личность — самый назойливый и непрошеный гость. Мы наблюдаем в ней чувство не лишённого остроты юмора, которое ориентирует и несколько стерилизует все остальные. Нас поражает облик, свидетельствующий о призвании не к семейной жизни, а, я бы сказал, к общественной, социальной деятельности, — особенность, не свойственная вышерассмотренным типам. Мы обнаруживаем в нём некоторую прозрачность, словно воздух и туман попали в организм. Мы приходим к выводу, что данному типу недостаёт целенаправленности — целенаправленности в образовании, деятельности, мышлении, суждениях, хотя решимость наличествует в полной мере. Чувства развиты не слишком сильно; на эстетические эмоции гораздо энергичнее воздействуют естественные, чем искусственные возбудители. Отсутствуют — восприимчивость немки, определённость француженки, индивидуальное своеобразие и двойственность итальянки, дисциплинированное обаяние американки. Зато есть нечто особое, — слово, моя дорогая, подбери сама, — за что я страшно хочу включить тебя в мою коллекцию образцов национальных культур.

— Но я же нисколько не культурна, дядя Лоренс!

— Я употребляю это дьявольское слово лишь за неимением лучшего. Под культурой я подразумеваю не образованность, но тот отпечаток, который налагают на нас происхождение плюс воспитание, если оба эти фактора рассматривать совокупно. Получи эта француженка твоё воспитание, Динни, она всё-таки не была бы похожа на тебя, равно как и ты, получив её воспитание, не была бы похожа на неё. Теперь погляди на эту русскую довоенных лет. Тип более расплывчатый и неопределённый, чем у всех остальных. Я отыскал её на Каледонском рынке. Эта женщина, по всей видимости, стремилась глубоко входить во все и никогда ничему не отдавалась надолго. Держу пари, что она не шла, а бежала по жизни, да и теперь ещё бежит, если уцелела, причём это отнимает у неё гораздо меньше сил, чем отняло бы у тебя. Судя по её лицу, она изведала больше эмоций и была ими опустошена меньше, чем остальные. А вот моя испанка, может быть, самый интересный экземпляр коллекции. Это женщина, воспитанная вдали от мужчин. Подозреваю, что такой тип встречается все реже. В ней есть свежесть отпечаток монастыря, мало любопытства и энергии, масса гордости, почти никакого тщеславия; она сокрушительна в своих страстях, — ты не находишь? — и столковаться с ней трудно. Ну, Динни, будешь позировать моему молодому человеку?

— Разумеется, если вам этого в самом деле хочется.

— В самом деле. Коллекция — моя слабость. Я всё устрою. Он может приехать к вам в Кондафорд. А теперь мне пора обратно. Нужно проводить Бантама. Ты уже сделала ему предложение?

— Вчера я вогнала его в сон, читая ему дневник Хьюберта. Он меня просто ненавидит. Не смею ни о чём его просить. Дядя Лоренс, он действительно важная шишка?

Сэр Лоренс с таинственным видом кивнул и сказал:

— Бантам — идеальный общественный деятель. Практически не способен ни к каким чувствам: всё, что он чувствует, неизменно связано с Бантамом. Такого нельзя раздавить: он всегда выскользнет и окажется наверху. Не человек, а резина. Притом он нужен государству. Кто же воссядет в сонме сильных, если мы все окажемся тонкокожими? Эти же люди — непробиваемые, Динни. У них не только лбы — все медное. Значит, ты даром потратила время?

— Думаю, что теперь у меня есть в запасе другой выход.

— Вот и прекрасно. Халлорсен тоже уезжает. Этот парень мне нравится. Типичный американец, но крепок как дуб.

Сэр Лоренс расстался с племянницей, и Динни, не испытывая желания встречаться ни с "резиной", ни с "дубом", ушла в свою комнату.