Джон Голсуорси - САГА О ФОРСАЙТАХ

Джин изумлённо поглядела на подругу, — ей ещё не доводилось видеть Динни без маски юмора.

— Куда теперь?

— Вот сюда. Пересечём Юстен-род. Вряд ли тётя Мэй сможет приютить нас. У неё вечно торчат разные благотворители, посещающие трущобы. Если там нельзя остановиться, позвоним Флёр. Жаль, что я не вспомнила о ней раньше.

Предчувствия Динни оправдались: дом был набит гостями, и тётя Мэй куда-то ушла, дядя Хилери сидел у себя.

— Раз уж мы заехали, давай спросим, может ли Хилери обвенчать вас, шепнула Динни.

Улучив свободную минуту, в первый раз за трое суток, Хилери, без пиджака, делал модель норманской ладьи. Работа над моделями старинных кораблей стала теперь излюбленным отдыхом человека, у которого уже не оставалось ни досуга, ни сил для альпинизма. Изготовление корабликов отнимало больше времени, чем любое другое занятие, а времени у Хилери было меньше, чем у кого бы то ни было. Но с этим он пока ещё не считался. Обменявшись с Джин рукопожатием, он извинился и попросил разрешения продолжать работу.

Динни немедленно перешла к делу:

— Дядя Хилери, Джин выходит за Хьюберта. Они хотят пожениться по особому разрешению. Так вот, мы приехали спросить, не обвенчаете ли вы их.

Хилери отложил стамеску, прищурил глаза так, что они превратились в узкие щёлочки, и спросил:

— Боитесь передумать?

— Ни капельки, — возразила Джин.

Хилери пристально посмотрел на неё. Двумя словами и одним взглядом она ясно дала ему понять, что перед ним — женщина с характером.

— Я встречался с вашим отцом, — сказал он. — Он не любит торопиться в таких делах.

— У отца нет никаких возражений против брака.

— Это правда, — подтвердила Динни. — Я с ним говорила.

— А как твой отец, дорогая?

— Он согласится.

— Если так, я готов, — сказал Хилери, вновь прижав стамеску к корме кораблика. — Раз вы твёрдо все решили, нет смысла тянуть.

Он повернулся к Джин:

— Из вас должна получиться хорошая альпинистка. Жаль, что сейчас не сезон, не то я посоветовал бы вам провести медовый месяц в горах. А почему бы вам не поплавать на рыбачьей шхуне по Северному морю?

— Дядя Хилери отказался от места декана, — вставила Динни. — Он славится своим аскетизмом.

— Смирение — паче гордости, Динни. Признаюсь откровенно: виноград оказался для меня зелен. До сих пор не могу себе простить, что отказался от лёгкой жизни. А времени сколько было бы! Вырезай себе модели хоть всех судов на свете, читай газеты и отращивай брюшко. Твоя тётка тоже не устаёт попрекать меня. Как вспомню, чего достигал дядя Катберт своим достойным видом и каким он был на смертном одре, так и вижу всю свою попусту растраченную жизнь и то место, куда я пойду, когда меня вынесут ногами вперёд. А ваш отец постарел, мисс Тесбери?

— Нет, он словно не замечает времени. Но мы ведь живём в деревне, ответила Джин.

— Дело не только в этом. Знаете, как можно назвать того, кто думает, что время идёт, а он сам стоит на месте? Человек, который отжил.

— А вернее, человек, который не жил, — вставила Динни. — Да, я забыла, дядя. Сегодня капитан Ферз неожиданно вернулся к Диане.

— Ферз? Это либо самое страшное, либо самое отрадное, что могло произойти. Эдриен знает?

— Да, я привезла его. Он сейчас там с капитаном Ферзом. Дианы нет дома.

— Ты видела Ферза?

— Я вошла в дом и говорила с — ним, — вмешалась Джин. — Он совсем нормальный, если не считать того, что он запер меня.

Хилери не ответил.

— Нам пора, дядя. Мы идём к Майклу.

— До свидания. Очень признательна вам, мистер Черрел.

— Что ж, — с отсутствующим видом сказал Хилери, — будем надеяться на лучшее.

Девушки сели в машину и покатили к Вестминстеру.

— По-видимому, он ожидает самого худшего! — заметила Джин.

— Ещё бы! Ведь обе возможности так ужасны!

— Благодарю!

Динни смутилась.

— Что ты! Я же не тебя имела в виду, — возразила она и про себя подумала: "Как прочно стоит Джин на избранном пути!"

Около дома Майкла в Вестминстере они наткнулись на Эдриена. Тот позвонил Хилери и узнал об изменении их маршрута. Убедившись в том, что Флёр может принять девушек, он попрощался, но Динни, потрясённая выражением его лица, бросилась вслед за ним. Он шёл по направлению к реке, и девушка нагнала его на углу площади:

— Вы не предпочитаете одиночество, дядя?

— Я рад тебе, Динни. Идём.

Они быстрым шагом вышли на набережную и двинулись вверх по реке. Динни взяла дядю под руку, но молчала, оставляя за ним возможность самому начать разговор.

— Знаешь, раньше я бывал в этой лечебнице, — немедленно начал он. Выяснял, как обстоят дела Ферза и хорошо ли с ним обращаются. Поделом мне, я не заглядывал туда уже несколько месяцев. У меня всегда было предчувствие. Сейчас я звонил туда по телефону. Они хотели приехать за ним, но я не позволил. Какой смысл? Они Признают, что последние две недели они был совершенно нормален. В таких случаях они обычно выжидают месяц, прежде чем сообщить родным. Сам Ферз утверждает, что он уже три месяца как здоров.

— Что это за лечебница?

— Просторный загородный дом. Пациентов всего около десятка. У каждого своя комната и свой служитель. Полагаю, что лучшего места не найти. Но оно всегда внушало мне ужас: вокруг стена, утыканная остриями, вид у здания такой, словно в нём что-то прячут. Не знаю, Динни, я, наверно, слишком впечатлителен, но эти болезни кажутся мне особенно жуткими.

Динни прижала к себе его руку:

— Мне тоже. Как он выбрался оттуда?

— Он вёл себя нормально, и они ослабили надзор. Во время завтрака он сказал, что пойдёт полежать, и удрал. Вероятно, заметил, что в это время обычно является кто-то из торговцев, и пока привратник втаскивал мешки, Ферз выскользнул за дверь, добрался до станции и сел в первый попавшийся поезд. Оттуда до города всего двадцать миль. Когда его хватились, он уже был в Лондоне. Завтра еду туда.

— Бедный мой! — мягко сказала Динни.

— Да, дорогая, такова жизнь. Никогда не думал, что придётся метаться между двумя кошмарами.

— У них в роду это не первый случай?

Эдриен кивнул:

— Его дед умер в припадке буйного помешательства, хотя, не будь войны, Ферз мог бы и не заболеть. Впрочем, об этом трудно судить. Подумай, Динни, какая жестокая вещь наследственное безумие! Не верю я в божественное милосердие. Во всяком случае, нам, людям, не дано ни постигнуть его, ни проявлять. Очевидно, бог — это просто всеобъемлющая созидательная сила, изначальная и бесконечная. Мы не вправе слепо полагаться на неё — вспомни о сумасшедшем доме! Нам, видите ли, страшно. А каково несчастным помешанным? Из сознательной боязни мы отдаём их во власть бессознательного ужаса. Помоги им, боже!

— Судя по вашим словам, бог не очень-то им помогает.