Анна Броделе - Верность

Через двор шел Теодор Цауне.

— Уже на пастбище? — спросил он, подойдя к девушкам и поздоровавшись. — Над канавами, правда, уже зеленые ростки пробиваются.

— Куда идешь? — спросила Дзидра.

— К вам… С важным поручением… Хочу сказать, что в воскресенье Даце и Максис свадьбу справляют, и пригласить вас обеих.

— Ой, как хорошо! — радостно воскликнула Дзидра и посмотрела на сестру: — Как жаль, что ты уезжаешь, Зане!

— Когда вы едете? — спросил Теодор.

— Завтра.

— Как же так! Остались бы еще немного.

— Не могу же я на работу опоздать!

— Жаль, жаль, — сказал Теодор. — Если бы вы остались, поехали бы вместе. Я тоже собираюсь в Ригу.

«Ах, да, ведь он учится заочно», — вспомнила Зане, но решительно тряхнула кудрявой головой:

— Нельзя. Хотелось бы, конечно, на свадьбе погулять…

— Ты причесала бы нас всех… — с сожалением протянула Дзидра. — Что же теперь Даце делать будет? Ведь нам некогда в Таурене ездить.

Сестра пожала плечами. Дзидра пошла отгонять от забора телят. Зане осталась с Теодором.

— Долго вам еще учиться? — спросила она.

— Три года.

— А потом в Риге останетесь? — Зане слышала от сестры, что Теодор пишет стихи.

— Нет, — ответил Теодор. — Останусь в колхозе. Буду в школе работать. Не могут же все в Риге жить. Там негде повернуться будет.

Зане вызывающе вскинула голову:

— Пока еще места хватает.

— Надолго ли, — миролюбиво спросил Теодор, — если каждый день все новые искатели легкой жизни прибывают?

Зане усмехнулась:

— Неужели там такая легкая жизнь? Я что-то не замечала.

— Я обидел вас? Вы неправильно поняли меня, Зане. Я не вас имел в виду. Люди по разным причинам… у каждого свой характер. А вот мне нравится там, где делается что-то большое, где тебя окружают сильные люди. Все это здесь есть. Поэтому я и останусь. Так мне интереснее жить.

Зане не знала, что ответить. На ее счастье, подошла Дзидра и попросила передать что-то Даце, затем Теодор ушел.

Зане молча вернулась в дом. В комнате Дзидры на стуле ждал набитый разными вещами чемодан. Оставалось только закрыть крышку. Чего только там не было: ветчина, яблоки, яйца.

Мать принесла еще довольно большую корзину и поставила ее рядом с чемоданом.

— В чемодан варенье не положишь, — сказала она, — я поставила его в корзину.

— Хорошо, хорошо… спасибо… — сказала Зане и отвернулась.

— Бог знает, когда опять приедешь? — Луция погладила дочку по плечу и тяжело вздохнула. — Иди обедать.

На тарелке лежала гора картофельных клецек со шпеком — любимым с детства кушаньем Зане. Но Зане разделила свою порцию пополам:

— Да что ты, мама, я ведь не лесоруб…

Она ела и смотрела в окно. На дворе, видимо, поднялся ветер. Небольшие, белые, словно только что вымытые облака наперегонки мчались по небу. Перед хлевом размахивала ветвями береза — казалось, она хочет схватить пушистое облачко, но ей не достать его. И при виде этих беспокойных живых ветвей Зане захотелось побродить — по полю, по лесу.

Еще на дворе ее подхватил сильный, резкий ветер. Зане наглухо застегнула пальто, сунула руки в карманы.

Последний день. Надо посмотреть, что делается в роще: не показались ли уже ветреницы? Нет, еще рано. В канаве журчит совсем мелкий ручеек, из грязи рядом с остатками посеревшего снега пробиваются какие-то темные круглые листья. Зане прямо полем направилась к лесу, сердясь на Теодора. Искатели легкой жизни, — ему хорошо говорить! Попробовал бы постоять столько часов подряд в пару и духоте. Особенно к концу недели или перед праздниками, когда от усталости в глазах рябит, а ты только накручивай волосы да улыбайся еще при этом. А после смены беги в лавку, потом толкайся в трамвае и езжай к своей Юрциниете… ничего не скажешь, легкая, приятная жизнь!

На опушке леса Зане оглянулась. Завтра вечером она будет уже в Риге, в своей комнате. Далеко отсюда. Но радости от этого мало. Может быть, оттого, что именно там случилось то, чего она теперь никак не может простить себе. Может быть. А может быть, причину следует искать тут же. За эти три недели она в самом деле очень привыкла.

Между деревьями что-то замелькало. Зане увидела двух маленьких девочек — они тоже искали ветреницы.

Зане подошла к ним.

— Уже цветут ветреницы? Нашли?

Малышки переглянулись, большая ответила:

— Мало. Только пять цветочков всего.

— Как вас зовут? — спросила Зане.

— Марите, — сказала старшая, — а сестру Инесе.

— Чьи вы?

— Гобы, — ответили враз малышки.

Марите, посмотрев на Зане широко раскрытыми глазами, приветливо сказала:

— А мы вас знаем. Вы Зане Вилкуп. Рижанка.

— Правильно, — сказала Зане.

Теперь они все втроем углублялись в лес. Девочки осмелели, стали разговорчивее. Вскоре Зане узнала, сколько на ферме Гобы свиней, сколько они принесли в этом году поросят и что Марите вчера за диктовку получила четверку с минусом, потому что неправильно поставила запятые, что один мальчик получил двойку, а Инесе купили новые туфли.

— У меня туфли тоже старые, — говорила Марите, — у матери сразу нет столько денег.

— Ну, ничего, — утешала ее Зане, — когда вырастешь большая, заработаешь. Что же ты хочешь делать, когда будешь большой?

— Я буду, как мамочка, кормить поросят, — заявила Марите.

— Да? А тебе нравится это?

— Нравится. А тебе?

У Зане чуть не вырвалось — «совсем не нравится», но она спохватилась. Разве можно так ребенку говорить? И уклончиво ответила:

— Так, ничего.

— А что ты в Риге делаешь? — спросила маленькая Инесе.

— Работаю.

— Где ты работаешь?

— В парикмахерской, — сказала Зане.

— Ты овечек стрижешь? — не отставала Инесе.

— Почему? — удивилась Зане. — Почему — овец?

— Дядя Вилкуп ехал как-то мимо и сказал мамочке: «Надо в Таурене в парикмахерскую сходить, шерсть состричь».

Зане расхохоталась, даже чуть не уронила цветы. Малышки недоуменно уставились на нее. Зане, перестав смеяться и смахнув со лба волосы, весело сказала:

— Дядя пошутил. В парикмахерской только людям волосы стригут. Подрастете, мамочка вам тоже позволит постричься.

Когда они очутились на опушке, солнце уже клонилось к западу. И Зане вдруг стало как-то очень жаль этого солнечного, полного жизни дня — как будто он уже никогда не повторится.

Она смутно почувствовала, что ей не хочется уезжать отсюда.

Ветер подул с запада, теперь он ластился к ней. Крепко, опьяняюще пахла вырвавшаяся из объятий зимы земля. Зане шла с полузакрытыми глазами — ее слепило солнце, — бережно неся крохотный букетик первых цветов.

Когда она вернулась домой, Дзидры уже не было.

— Сказала, чтобы и ты пришла, — передала мать. — Лучше осталась бы дома, последний вечер. Что тебе там делать?